Так поют сентябри

Мария Фомальгаут

Мимо проплывают пары, скачут удалые тройки, проносятся четверки. Шестерки услужливо склоняются перед кем-то, отсюда не вижу – перед кем.Сижу за столиком, потягиваю кофе, на альбомном листке передо мной замирает город, еще серый, карандашный, еще сам плохо понимающий, что он – город.Мимо окна несется целая дюжина, вон добрый десяток пробежал. Кто это выдумал – добрый Десяток, сколько живу, ни одного доброго не видел, все они злющие, как с цепи сорвались…

Во Юэ

— Хочу просить у вас ночлега.

Это Во Юэ.

То есть, я еще не знаю, что это Во Юэ. Да и вообще, кажется, не узнаю. Так и не спрошу у него имя.

Хочу сказать — пошел вон.

Смотрю на бескрайнюю заснеженную равнину до самого горизонта, на изможденную фигуру на пороге — не говорю.

Впускаю путника, он в изнеможении падает на пороге. Тут же мысленно хлоаю себя по лбу, кого я пустил, кого пустил, а если яогуай или что похуже. Присматриваюсь к Во Юэ, нет, не похоже на яогуая, хотя кто его знает…

Собираю на стол нехитрую снедь.

Отмечаю на календаре круглую дату — три года после конца света. Думаю про винишко в погребе, а что, сегодня и выпить не грех, тем более, есть с кем…

Шорохи за стенами, там, снаружи.

Яогуай.

А может, и не один. Приоткрываю жалюзи, смотрю на нечто человекоподобное, скрюченное, ковыляющее по снегу. Нечто замечает меня краем глаза, бросается на стекло, — вздрагиваю.

Думаю, сколько продержусь, если нападет вся стая.

И сколько вообще продержусь.

Мертвая земля.

Мерзлая, мертвая земля.

Чокаемся.

Пьем.

Думаю, как бы начать разговор, как бы узнать повежливее, что этот Во Юэ умеет, а то зачем вообще нужен мне этот Во Юэ…

— Говорили, луну в космос унесло.

Это я.

Старый китаец изумленно смотрит на меня.

Повторяю:

— Была луна… и нет.

— Была… была луна…

— Говорят, там станцию какую-то подлунную строили… лететь куда-то на луне хотели по космосу… не вышло у них…

Старый китаец кивает:

— Строили…

Шорохи снаружи.

Яогуай.

Осторожно забрасываю удочку:

— А вы… что умеете?

Во Юэ кивает:

— Переплетчик я…

Еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть презрительно. Я и так подозревал, что незваный гость человек никчемный, но не настолько же никчемный…

Ловлю себя на том, что с жадностью смотрю на каждый кусмок хлеба, который исчезает во рту путника. Поглядываю на мешок за плечами Во Юэ, хочу спросить, что там.

Не спрашиваю Во Юэ.

Я еще не знаю, что он Во Юэ.

…засыпаю.

Еще успеваю подумать, как бы незваный гость не перерезал мне горло.

— Вы… вы что?

Оторопело смотрю на Во Юэ, что он творит, что творит, распахивает настежь дверь, срывает бечевку со своего мешка…

Во-о-о-о-о-о…

Захлопывает дверь.

Переводит дух.

Во-о-о-о-о-о-о-о-о….

Киваю на мешок:

— Что у вас там?

Хотя прекрасно вижу, что в мешке ничего не было.

— Во.

А по-английски?

Во-о-о-о-о-о-о-о-о…

Старый китаец мотает головой:

— Во…

Понимаю, что ничего не добьюсь.

Во-о-о-о-о-о-о…

Это ветер на улице.

Только что не было.

А вот те на.

Ветер.

Завывает, бьется головой в стены дома.

Еще.

Еще.

Еще.

Мир качается, подпрыгивает под ногами, еще успеваю ухватиться за подоконник, когда понимаю — земли подо мной уже нет.

Оторопело смотрю на незваного гостя:

— Это… это еще что?

— Во-о-о…

— Да я вижу, что во… такое во, что дальше некуда…

Смотрю на пустоту между небом и землей, на заснеженную землю за окном — которая удаляется все больше…

— Разобьемся, — шепчу сквозь зубы, — разобьемся…

— А?

— На землю упадем. Разобьёмся…

— Не… не упадем… не будем на землю…

— Да? И куда мы денемся?

— Юэ.

— Чего?

— Юэ.

Не понимаю. Делаю вид, что понял, киваю, чтобы он от меня отвязался.

Старый китаец распахивает окно, что делаешь, что делаешь, ты же нас угробишь…

Взмахивает рукавом. Что-то круглое, блестящее выкатывается из рукава, падает в небо, летит в пустоту. Приглядываюсь, не верю себе, неужели… неужели…

Да.

Так и есть.

Спрашиваю:

— А там город есть?

— Е, е… — кивает Во Юэ.

То есть, я еще не знаю, что он Во Юэ.

И не узнаю.

Потом я буду называть его комендантом города.