Сердце серебристого оленя

Ксения Пашкова (2024)

Лука: С нашего последнего разговора прошло восемь лет. За это время я достиг невиданных высот и стал чемпионом, но все равно так и не испытал счастья, о котором грезил в свои семнадцать лет. А счастлива сейчас ты? Нравится ли тебе твоя тихая и спокойная жизнь, о которой ты мечтала в школьные годы?Полли: Я не нуждалась в жизни, наполненной крутыми виражами. Мне бы хватило простых, но наполненных улыбками и радостью дней, но у вселенной были другие планы. Она щедро одарила меня прекрасными людьми. Но чего я никак не могла понять, так это зачем она дала мне то, с чем все равно придется расстаться?

Лука. Октябрь 2023 год

Уже и не помню, когда именно начал скучать по дому.

Может, в день, когда получил травму, которая поспособствовала завершению моей спортивной карьеры. Вошедший в палату врач произнес короткое: «Мне жаль», а затем рядом возник тренер и в его глазах читался ужас.

— Это очень сложный перелом, Лука. Восстановление будет… долгим.

Теперь я понимаю, что он хотел сказать совсем другое, но у него не хватило решимости отнять у меня надежду на будущее, в котором я продолжаю подниматься на пьедестал почета.

Может, это случилось в день, когда я расстался с Ингой, в отношениях с которой прятался от правды, которую не мог принять. Она видела во мне чемпиона, смотрела так, как уже перестали смотреть другие. Я вдохновлял ее, она называла меня своим компасом в мире фигурного катания. Мне льстил ее восхищенный взгляд, но человек, которого она полюбила, рассыпался на части и не знал, как заново слепить этот разрушенный песочный замок.

— Ничто не должно отвлекать меня от тренировок, — сказал я ей. — Думаю, нам лучше прекратить эти отношения.

— Но это же не навсегда? Ты восстановишь форму, и мы снова будем вместе?

— Вряд ли. На кону мое будущее, понимаешь?

Она не понимала. Не только потому, что никогда не становилась первой, но еще и потому, что жила чувствами, и люди для нее были превыше всего остального.

Может, дело в случае, который поставил под угрозу мою репутацию. Кто-то распустил слухи о нашем с Ингой романе, который на тот момент уже закончился, и общественности не понравилось, что начинающий хореограф-постановщик встречался с одной из своих нынешних подопечных. Никого не волновало, что на момент наших отношений я еще не завершил карьеру и был таким же фигуристом-одиночником, как Инга.

— Родителям детей и подростков, которые у нас тренируются, не нравится, что ты здесь работаешь, — заявила Марина, тренер, которая наняла меня на работу в свой штаб. — Они думают, что ты можешь пользоваться положением и позволять себе лишнее.

— И это все из-за моих уже закончившихся отношений с Ингой? Но ведь она совершеннолетняя, почему мне нельзя было с ней встречаться? Где тут связь?

— Лука, пойми, родители имеют право на опасения. Тебе бы понравилось, если бы твоей дочери ставил программы человек вроде тебя?

— Вроде меня? — переспросил я, не понимая, что такого непозволительного совершил и за что меня судят.

— Как бы там ни было, вокруг тебя слишком много шумихи и некрасивых сплетен. Поэтому Федерация фигурного катания приняла решение провести внутреннюю проверку.

— А мне что делать?

— Продолжать работу над новыми программами, но есть вероятность, что на какое-то время тебя отстранят.

Я по глупости расстался с той, в кого был влюблен, вынужденно завершил карьеру из-за невозможности тренироваться дальше, и мог лишиться работы, которая стала моей отдушиной, и все из-за каких-то нелепых слухов и надуманных опасений.

Все закончилось лучше, чем я мог надеяться. Меня отстояли друзья-фигуристы, публично выразившие протест из-за моего необоснованного отстранения, и Федерация позволила мне вернуться к работе. Меня так сильно переполняло чувство благодарности, что я не сразу понял, как сильно это ударило по моему состоянию. Я приезжал на арену, выходил на каток и продолжал ставить ученикам программы, делая вид, что вовсе не чувствую себя так, будто меня изваляли в грязи.

А может… может, я понимаю, как скучаю по дому, когда сталкиваюсь с Полли во второй раз за пару месяцев.

Это происходит в день рождения Эмилии, еще одной фигуристки из нашего тренерского штаба. Она была первой, кто за меня заступился, когда я оказался в непростой ситуации. Я считал, что согласился снова прийти в бар «Наши черничные ночи» из уважения и чувства благодарности к Эми, но, вероятно, мне хотелось еще раз увидеться с Полли.

Пока Эмилия стоит на небольшой сцене и произносит долгую речь, обращаясь ко всем близким, я судорожно ищу ее взглядом. Мимо проходит официантка, с которой я танцевал на костюмированной вечеринке, проходившей здесь в прошлый раз. Она подмигивает мне и предлагает ярко-голубой коктейль, но я отказываюсь, устыдившись своего недавнего поступка.

— Не думал, что опущусь до чего-то подобного, — признался я Инге, когда мы уходили с костюмированной вечеринки.

— Ты о танце с официанткой? — быстро догадалась она.

— Да.

— Хотел позлить Полли?

— Не знаю.

— Ты всегда все знаешь, просто не решаешься озвучить.

— Эта девушка дала мне свой номер.

— Надеюсь, ты ей позвонишь, потому что с Полли тебе явно ничего не светит. Я никогда не видела ее такой расстроенной, как после вашего разговора. Расскажешь, что между вами произошло?

— Ничего такого. Я уехал, она осталась. Вот и все.

Конечно, это было не все. Наша с Полли история не могла уместиться в одно предложение. Я не говорил о ней с тех пор, как переехал, и никто из моего здешнего окружения ничего о ней не знал.

И вот она протягивает мне микрофон, чтобы я мог ответить Эмилии, поблагодарившей меня за дружбу и новые соревновательные программы. Непроизвольно дернув головой, я принимаю микрофон из рук Полли и быстро отвечаю фигуристке:

— Спасибо, Эми. Ты сегодня необычайно щедра на комплименты.

Она говорит мне что-то еще, но я уже ничего не слышу — мое внимание приковано к продолжающей стоять рядом Полли. Она смотрит на сцену и улыбается, и мне вдруг кажется, что я совсем ее не знаю. Из чего состоит ее жизнь, с кем она дружит, с кем делит постель?

— Ты должен вернуть Феликсу его обувь, — неожиданно говорит она мне. — А носки можешь оставить себе, у него их все равно целый ящик.

— Извини, совсем про это забыл. Я занесу ее завтра.

— Отлично, — кивает Полли.

— Я ничего не имею против твоей работы, — объясняю я свою недавнюю реакцию. — Инга рассказала мне о том, как много ты делаешь для этого бара.

— Этот бар — мой дом. А работающие здесь люди — моя семья. И я не хочу, чтобы ты относился к нам со снисхождением.

— Я и не отношусь, — возражаю я. — Мне здесь правда нравится. Инга сказала, вы много трудились, чтобы сделать это место таким.

— Так и есть. Значит, вы с Ингой встречались? — интересуется она, скрестив руки на груди.

— Какое-то время, — подтверждаю я. — Сейчас мы хорошие друзья.

— Прямо как мы когда-то.

— Полли…

— Мне нужно работать. Наслаждайся праздником, Лука.

Удивительно. Я нашел в себе смелость уехать и стать чемпионом, но сейчас не нахожу слов для той, кто подарила мне нечто большее, чем золотые медали.

Ко мне снова подходит официантка, с которой я танцевал в прошлый раз, и предлагает трехцветные шоты. Я настолько раздосадован и разочарован самим собой, что готов влить в себя любое пойло, и неважно каким оно окажется на вкус.

— Ух ты! — восклицает девушка, когда я опустошаю все рюмки, что стояли у нее на подносе. — Может, принести чего-то покрепче?

У нее карие глаза, густо подведенные ярко-розовым карандашом — в тон ее кожаной мини-юбки. Я опускаю взгляд на ее загорелые ноги и сдаюсь.

— Виски. И можно еще раз твой номер?