Сердце серебристого оленя

Ксения Пашкова (2024)

Лука: С нашего последнего разговора прошло восемь лет. За это время я достиг невиданных высот и стал чемпионом, но все равно так и не испытал счастья, о котором грезил в свои семнадцать лет. А счастлива сейчас ты? Нравится ли тебе твоя тихая и спокойная жизнь, о которой ты мечтала в школьные годы?Полли: Я не нуждалась в жизни, наполненной крутыми виражами. Мне бы хватило простых, но наполненных улыбками и радостью дней, но у вселенной были другие планы. Она щедро одарила меня прекрасными людьми. Но чего я никак не могла понять, так это зачем она дала мне то, с чем все равно придется расстаться?

Лука. Декабрь 2023 год

Проходит две недели, прежде чем я возвращаюсь в коктейль-бар с одолженной парой обуви в пакете. На подоконнике заведения стоит ряд небольших мигающих елок, напоминающих не только о скором завершении года, но и чемпионате страны по фигурному катанию, который почти всегда выпадает на последнюю неделю декабря. Я задумываюсь об исходе грядущего турнира, учитывая результаты Гран-при, но мои мысли прерывает резко открывшаяся дверь. Стоящий передо мной парень одет в поношенную кожаную куртку и джинсы с потертостями на коленях. Я узнаю его благодаря запоминающимся татуировкам, которые покрывают его лысую голову и шею.

— У меня ваша обувь, — говорю я, протягивая бармену пакет.

Проигнорировав мои слова, он достает из кармана пачку сигарет и зажигалку. Сделав несколько затяжек, он наконец подает голос:

— Долго же ты шел.

— Я был занят. Вот, возьмите. — Я предпринимаю вторую попытку всучить ему одолженные лоферы, но парень продолжает наслаждаться табаком и морозным воздухом, даже не думая меня замечать. — И долго мне так стоять?

— Пока я не закончу, — усмехается он.

— Ага, ясно, — киваю я, за минуту устав от его компании. — Оставлю пакет на пороге бара.

— Что, даже спасибо не скажешь? — уточняет бармен, когда я, вернув обувь, разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Спасибо, — бормочу я, желая поскорее убраться прочь.

— Это все Полли — говорит он, вынуждая меня остановиться.

— Знаю, передай ей мою благодарность.

— Чего сам не зайдешь и не скажешь?

— Мне уже пора.

— Она мне так и не сказала, кто ты такой, — замечает бармен, докурив.

— Ну, ее право, — пожимаю я плечами.

— Я Феликс. — Он протягивает мне руку, покрытую тату.

— Лука, — отвечаю я на рукопожатие.

— Ты ее чем-то расстроил, Лука? — спрашивает Феликс, крепко сжимая мою ладонь.

— Я?

— Да, ты, — процеживает он, резко дернув меня за руку, — мелкий засранец, думаешь можешь приходить сюда и портить ей настроение?

— Я пришел, чтобы вернуть твою обувь, идиот, — отвечаю я, оттолкнув его от себя.

— А в прошлый раз?

— Не твое дело.

— Вот тут ты ошибаешься. — Положив ладонь мне на плечо, Феликс заглядывает мне в глаза и говорит: — Это дело стало моим, как только ты довел ее до слез.

— Я ничего ей не сделал, — произношу я, грубо смахнув с себя его руку. — И перестань меня трогать.

— Ага, как же, — кивает он, сощурив серые глаза, — от тебя за версту воняет дерьмом и проблемами.

Я не успеваю ответить, потому что открывается дверь бара, и оттуда молнией вылетает Полли, похожая на светловолосую фурию.

— Что ты здесь устроил? — гневно вопрошает она. — Ты должен был забрать обувь и вернуться!

— Да все нормально, мы просто общались, — объясняет Феликс, уже доставший вторую сигарету.

— Ты делаешь только хуже, — обвиняет его Полли, старательно избегая моего взгляда.

Произошедшая только что сцена напоминает мне, как однажды она ввязалась из-за меня в драку. Но дружить с ней я захотел чуть позже, когда мы стояли в кабинете директора: она назвала своего отца оленем, а я, с трудом сдерживая улыбку, подумал, что никого лучше, чем Полли, в этой школе точно нет.

— Ладно, идем внутрь, — говорит Феликс, и я не сразу понимаю, что он обращается ко мне. — Сделаю тебе коктейль, а то ты совсем хмурый.

— Ты прикалываешься? — шипит Полли, дернув его за рукав.

— Нет, спасибо, — отказываюсь я, хоть мне и хочется еще немного побыть с Полли.

— Как знаешь. — Пожав плечами, бармен открывает дверь и скрывается в баре.

— Он всегда такой? — возмущаюсь я вслух, не ожидая ответа.

— Прости его, пожалуйста, — неожиданно извиняется Полли. — Я видела, как он себя вел.

— Видела?

Она поднимает голову, и я, заметив установленную над входом в бар камеру, киваю.

— Понятно.

— Поздравляю, кстати, — тихо говорит Полли.

— С чем? — Я думаю, что ее слова связаны с победой моих подопечных на двух последних этапах Гран-при, но сомневаюсь, ведь она никогда не следила за фигурным катанием.

— Мне звонили твои родители, — объясняет она, — пригласили на свадьбу.

— В смысле звонили? Откуда у них твой номер?

— Твоя мама сохранила его.

— Сохранила? — не понимаю я. — А когда ты успела его ей дать? И зачем?

— Ты задаешь слишком много вопросов, — останавливает она меня, изменившись в лице. — Я не помню таких подробностей, ясно?

— Ясно, — киваю я, — снова уходишь от ответа. Скажи, а мы когда-нибудь поговорим нормально или так и будем ходить вокруг да около?

Когда она ничего не отвечает, я продолжаю свой монолог:

— Может, я и повел себя некрасиво, оборвав нашу связь, но и ты ничем не лучше. Ты знала, что я один в чужом городе и что меня окружают одни сплошные незнакомцы. Я так нервничал, что почти не спал целую неделю. На тренировках тоже ничего не получалось, я не мог исполнить даже элементарных прыжков. И, знаешь, если бы не мой тренер, который разглядел за этим недоразумением на льду, какой-то талант, я бы вернулся домой уже в конце июня. Он помог мне избавиться от лишних мыслей и адаптироваться к новому месту, и тогда у меня появились первые успехи. Я не мог думать ни о ком из вас, потому что это выбивало меня из колеи. Мне нужно было сосредоточиться на тренировках, только так я мог чего-то добиться. Разве ты не этого мне желала? Побед и медалей, зрительской любви и денежных выигрышей?

— Желала, — подтверждает она, — и рада, что у тебя все получилось.

— Получилось, — повторяю я за ней, испытывая уже привычную на себя досаду. — Я все потерял, Полли. Лишился всего, за что так долго и упорно сражался.

— Не неси чушь, Лука. У тебя была отличная карьера, и ты не потерял свои титулы, перестав соревноваться.

— Ты не понимаешь, — возражаю я. — Никогда не понимала, только делала вид.

— Думай, что говоришь. Я не понимала твоих спортивных амбициях, но это не значит, что я притворялась. Моя поддержка была искренней. Так же, как и радость за твои победы.

— Тогда почему ни разу не позвонила, чтобы поздравить?

— Лука, я же не тупая, — вздыхает Полли. — Думаешь, я не понимала, что буду мешать тебе? Думаешь, я не догадалась, что ты не сообщил о своем переезде лично, потому что боялся передумать? Ты правда считаешь, что я настолько плохо тебя знаю? Ты принял решение остаться здесь, и я уважала его с самого начала. Будь у нашей дружбы хотя бы один шанс, я бы так легко не сдалась, но, Лука, все было очевидно с самого начала, и мы всегда это понимали.

— Но сейчас мы здесь, в одном городе, ты и я. Почему же ты меня прогоняешь? В чем моя вина? Феликс сказал, ты плакала после нашей встречи. Чем я тебя расстроил?

— Лука, — начинает она дрожащим голосом, — есть вещи, которые… нет, не так. Есть прошлое, где мы были близки, а есть настоящее, частью которого ты уже не являешься. А еще есть часть жизни, которую мы провели порознь. Я ни разу не поздравила тебя с победой, не навестила в больнице, когда ты получил ужасную травму, не была рядом в день завершения твоей спортивной карьеры. Мне никогда не заполнить эти пробелы, понимаешь? Никогда.

— Я и не прошу их заполнять. Это уже не имеет никакого значения.

— Для меня все не так. — Полли поднимает голову, и я вижу, что она с трудом сдерживает слезы. — Что для тебя пробелы, для меня — целый мир.

— Не понимаю, — хмурюсь я, — о чем конкретно мы сейчас говорим? Что именно я пропустил?

— А ты разве не видишь? — горько усмехается она, смахнув с правой щеки дорожку из слез. — Уходи, Лука. Увидимся на свадьбе твоих родителей.

— От того, что ты меня прогоняешь, ничего не изменится, — замечаю я. — Сколько бы времени мы не провели порознь, и дня не прошло, чтобы я о тебе не вспомнил. Если скажешь, что у тебя было не так, я обещаю больше не приходить.

Вместо ответа Полли открывает дверь коктейль-бара и, бросив на меня умоляющий взгляд, заходит внутрь.

— Так и думал, — бормочу я себе под нос.

Заглянув перед уходом в окна заведения и заметив плачущую в объятиях Феликса Полли, я окончательно убеждаюсь, что причина этих слез далеко не наша оборвавшаяся дружба.