Его малышка на миллион

Ирина Ирсс, 2023

Он – владелец клуба, где проводят бои без правил.Она – простая девочка с ворохом долгов и проблем, для которой бокс и младшая сестра – единственное самое важное в жизни.Ей нужны были деньги, поэтому она не смогла отказаться от его предложения.Ему – теперь только она.Робкая, нежная, юная – эта малышка проберется в его душу и займёт все его мысли. Он не просто захочет забрать её себе, он захочет уберечь её от всего мира, но сможет ли, когда то самое важное в её жизни встанет у него на пути?

Глава 1. Малышка

— Не, не выйдет, — усмехается охранник на входе в клуб, обнажая уголки клыков в оскале, — давай, пацан…

И головой в сторону тут же кивает, показывая, чтобы сматывалась из очереди. Даже взгляда не задерживает, сразу переводит на толпу за моей спиной, очевидно вынося свой единственный и неоспоримый вердикт — в клуб мне не попасть.

Толстовка, кепка, поверх нее капюшон, утянутая спортивным лифчиком грудь и широкие джинсы моего друга — я старалась по-максимуму быть похожей на парня.

Перестаралась.

В мини-юбке, уверена, прошла бы быстрее. Некоторых девушек даже в очереди не заставляли стоять, так пропускали, но на каблуках на ринг точно не выйти. А я сюда пришла именно из-за этого.

Немало известный клуб «Чёрная коронация» в определённых кругах — один из самых лучших, где устраивают бои «без правил». В кавычках, потому что правила здесь всё же есть, и они настолько хороши, что это, пожалуй, единственное место, которое может мне подойти.

Девушек на ринг не берут, но я слышала, исключения бывали, а победительницы получали такой гонорар за бой, что мне и не снилось.

Пара-тройка раундов — и я смогу решить половину своих проблем, поэтому так просто сдаваться не собираюсь.

— Мне есть восемнадцать, — стою на своём, а вот по голосу прозвучавшему дашь не больше двенадцати.

А если учесть, что пытаюсь выставить себя парнем?

Черт… ужаснейшая идея с переодеванием.

О чем только думала, непонятно!

Видела же, какие сюда заявляются посетители, простым смертным вход однозначно закрыт.

И громила не заставляет ждать подтверждения, вновь усмехается, качая головой.

— Поди ещё и паспорт собой есть? — насмешка, дураку будет понятно.

Но паспорт у меня и правда с собой. Вот только на Савушкину Элеонору, а не на какого-нибудь там Эдуарда…

Стою и пялюсь на потешающегося надо мной в открытую охранника, понятия не имея, что на это ответить. А тут он еще и наконец всматривается в лицо, взгляд внимательно щурит.

Секунда — и никакого больше притворства.

Охранник руку протягивает и так юрко с меня кепку снимает, что мои тёмные волосы, старательно спрятанные под ней и капюшоном, мгновенно же рассыпаются по плечам.

За спиной слышится сразу несколько различных реакций: кто охает, кто смеётся. Громила надо мной тоже. Головой снова качает.

— Даже знать не хочу, для чего тебе это… — приглядывается совершенно иначе, более ощутимым взглядом, будто оценивает, и даже голос смягчает, когда продолжает: — красавица, но сегодня точно не твой день. — А потом взглядом уже по фигуре, словно вместо глаз сканер, от него некомфортно становится, потому что и так понятно, что теперь он высматривает за одеждой. Его рука по бёдрам моим проходится, лишь слегка задевает ребром, но точно током бьёт, что шарахаюсь и испуганно таращу глаза. Сердце ухает, оцепенение и поднимающийся по коже жар от вспыхнувших гремучих эмоций: — Не ниже, и будь уверена, в следующий раз пропущу.

Снова усмехается и подмигивает, а я с опозданием понимаю, что он длину юбки имеет в виду.

— Всё, давай, красавица, не занимай очередь, — кепку вкладывает в непослушные руки, и вроде по-доброму со мной, но внутри всё равно разбухает обида.

Едкая такая, что аж глаза обжигает влагой. Щеки горят, чувствую, жаром колючим ползут по коже эмоции. И пульс в ушах бухает, что собраться сразу не получается. Ещё и ком к горлу злосчастный… Не сглотнуть.

Мне нужны эти деньги. Очень нужны

Сегодня.

И этот клуб моя единственная надежда дать себе хоть небольшую отсрочку.

Была. Была эта надежда.

Меня уже кто-то пихает плечом, протискиваются две девушки. Одна из них косо поглядывает, свысока, пока потихоньку назад спиной отступаю, а потом с гордым выражением к охраннику поворачивается, чтобы услышать:

— Не сегодня, — и дальше взгляд поверх всех переводит.

Выражения лица — камень. Никаких ухмылок, насмешек, просто стоит. Вторая из них возмущается:

— Но уже пропускали, в прошлый…

— На сегодня достаточно.

Дальше не слышу, безразлично становится, у меня до сих пор шум в ушах и пространство серовато-перламутровой призмой вокруг видится.

Отхожу вроде на расстояние, а особо даже не понимаю, в каком месте стою. По сторонам озираюсь.

Делать ведь что-то надо. Собраться, придумать…

Голова… божечки…

Никогда так ещё пульс не тарабанил.

«Может, тебе мотивации побольше надо?»

«Сколько там твой сестренке?..»

Чуть больше года. Ей всего чуть больше года, а она уже никому не нужна, кроме меня. Матери…

Боже, даже называть её так не хочется.

Тамара Львовна. Томаня, как зовёт её отчим, когда настроение приподнятое, потому что зарплату мать принесла. Его зарплата даже до дома порой не доходит.

Ни ему, ни ей, иногда кажется, вообще нет дела до Леи. Я не уверена даже, что они замечают, что временами её дома нет, потому что с ней сидит подруга моя. Дверь частенько открыта, да и плечом толкни хорошенько, у Трофимовских дури много, сломают, было б что из квартиры выносить, давно бы за долги всё забрали.

А теперь они Лею пообещали забрать, чтобы ускорилась. Если не отдам деньги. Сегодня.

Сегодня…

Снова верчу головой, на вывеску яркую оборачиваюсь. Они ведь и не скрываются от закона. Говорят, всё проплачено, не выгодно его закрывать, сколько там «водится» денег.

Они там есть. И я могла бы их получить. Там мало профессионалов, больше любители и желающие «рисануться». Дашка сказала, что некоторые парни и раунда не выдерживают на боях в «рулетке» — этакая забава и главная фишка клуба. Многие и соперника не знают в лицо, жребием тянут: кто платит того, кому платят. Каждый раунд на повышение, чем дольше отстоишь, тем больше денег получишь.

Я даже была готова к переломам. Это все равно лучше того, что обещают Трофимовские для меня.

Готова же, взяли бы только, пустили…

Черт…

Черт!

Срываюсь. Уже и не обида берет надо мной вверх. Отчаяние. Безысходность. Таким ураганом сотрясает всё тело, наружу всё рвётся, не удержать.

Разворачиваюсь и…

Боже!

— Я не твой ассистент личный, обещал Коваль, значит… что за!?..

На меня таращится парень. Мужчина. Или…

Господи, да неважно же, кто он!

Я вообще одни его глаза огромные вижу. Ладони у рта оханье моё приглушают, когда машинально от испуга и неожиданности его прикрываю.

Потому что только что заехала ему кепкой в лицо.

С асфальта доносятся какие-то звуки. Там телефон, рядом с кепкой, который выбила из руки. Вниз смотрю, телефон разбит, экран горит, но весь в трещинах. И это сделала я, пульнула так пульнула кепкой в неизвестную сторону. От души прям приложилась, чтобы выпустить гнев.

Откуда этот мужчина вообще взялся? Пусто же было, видела!

А он так на меня всё и смотрит, очевидно, сам переваривая случившиеся, пока не выдаёт:

— Хороший бросок, но не выйдет, договор всё равно ему не повезу.

— Омойбог… — причитаю сначала тихо.

Я и слов-то его не понимаю, они служат для меня больше толчком выйти из оцепенения. Я человека ударила! И телефон его разбила… Сглатываю с трудом. А он спокойный почему-то, пока моё сердце колотится на убой. Ещё раз осматривает с головы до ног и нагибается за телефоном.

— Боже… вы… вы… — собраться пытаюсь, чуть подаваясь вперёд, эмоции бурные овладевают, не давая обратить мысли в слова.

Но мужчина на меня и не смотрит толком. Телефон к уху подносит и морщится.

— Не дождёшься, это телефон упал, а не я, — говорит явно не мне, хотя и поглядывает, и снова же окатывает с головы до ног, убирая вторую руку в карман брюк, — чтобы меня уронить, надо было амбала посылать, а не школьницу.

— Ч-что?

Это он про меня? Школьницу? Кого уронить? По сторонам осматриваюсь, но рядом никого нет.

— Всё, Кай, не вникай, проехали. Лине привет и спасибо за переживания. А тебе — обойдёшься, нужен договор? Аэропорты работают, стихийных бедствий не предвещают. Прилетишь, если горит так, не обломишься.

Кто бы что ему ни говорил на том конце провода, а он говорит, я отчётливо слышу слова: «корона тебе, Юляшка, зажала», не слушает уже, сбрасывает вызов и вновь поднимает на меня взгляд.

Приценивается точно, и оценка его явно не впечатляет. Выглядит так, будто ему даже лень стоять рядом.

— Ну, признавайся, разбойница, что тебе я сделал?