Его малышка на миллион

Ирина Ирсс, 2023

Он – владелец клуба, где проводят бои без правил.Она – простая девочка с ворохом долгов и проблем, для которой бокс и младшая сестра – единственное самое важное в жизни.Ей нужны были деньги, поэтому она не смогла отказаться от его предложения.Ему – теперь только она.Робкая, нежная, юная – эта малышка проберется в его душу и займёт все его мысли. Он не просто захочет забрать её себе, он захочет уберечь её от всего мира, но сможет ли, когда то самое важное в её жизни встанет у него на пути?

Глава 2. Рим

Грохнется?

По ужасу на выражении лица, похоже, что это произойдёт в любую секунду. Глаза такие на меня лупит, будто видит монстра какого-то.

Черт их разберёшь этих ненормальных пикетчиц. Наверняка же знают, что ни одной ещё ничего не сделал.

Был всего один прецедент — нагрубил всего-то. И-то, можно сказать, «по-игрушечному», лесом послал, как достали. А после все равно пришлось отвалить приличную сумму, чтобы та не накаляла скандал и забыла то природное направление, куда предложил ей прогуляться.

После этого мягко приходится их всех «лесом слать». Не грубить, не трогать, не обзывать.

Надеюсь, «разбойница» не входит в перечень обзывательств, а то точно придётся идти на курсы по этикету, чтобы этих нежных мадмуазелей слать на какие-нибудь Мальдивские Острова.

Одна, наверняка, сейчас именно там, сколько ей отстегнуть пришлось денег. Знал бы, что так и так попаду, не мелочился бы, а в пешее эротическое сразу отправил.

А тут пусть комплиментом, что ли, воспринимают. Или пожеланием лучшей жизни.

Коваль — с*ка — как предвидел, когда умотать в свадебное путешествие, что мне одному приходится разгребать этот бред.

Уже думал Крис, третий наш совладелец, дёрнуть, она — девушка, может у неё получится с другими девушками найти общий язык и договориться от нас отвалить.

Но Крис — это Крис, деликатничать не про неё. Боюсь, если она хоть одной выскажет, какого она мнения о их забастовках, нас тогда не то, что просто обвалят судебными исками, точно закроют.

Поэтому: мягче, мягче, Римчук. Ты справишься разок поговорить с напуганной школьницей.

Главное не перегнуть, а то так смягчу, что по новой прилетит обвинение в домогательстве к несовершеннолетним.

Твою мать, руки бы отрубил Голодному (фамилия у него такая — Голодушкин по паспорту он — повезло так повезло от души, называется, когда в тебе дури на все сто двадцать килограмм чистых мышц) с его вечными приколюхами. Один раз пошутили на вопрос, как понимать, каких точно пропускать девушек, а Кайманов — есть у нас один «клоун», считающий, что все его шутки высшего класса юмора — взял да ляпнул: не ниже пятнадцати сантиметров.

А Голодный взял да отмерил — буквально. И теперь у входа рекомендации раздаёт девочкам, которых хотел бы пустить, но они не подходят под «стиль» заведения. Вот и тогда раздал на десяточку лямов, девчонка оказалась несовершеннолетней, а он ее бедра облапал при всех, показывая длину юбки. Свидетелей было тьма.

Тут даже дядька мой — полковник ФСБ в отставке, который абсолютно везде связи имеет, — нам не помощник. Одно дело «кого надо» кормить, чтобы они на бои глаза закрывали, а другое на «совращение малолетних». Еле договорились, чтобы она пост удалила из соцсетей про наш клуб. Но подписчицы её, успевшие заценить этот пост, нет-нет, но иногда появляются здесь. Одеты при том все одинаковы, точно пацанам подражают.

Фишка такая, чем страшнее вырядиться, тем типа нагляднее пример, что не одежда делает девушку красивой.

Поспорил бы.

Хотя именно эта малышка точно нарушает стереотипы. И непонятно даже, чем берёт в этой одежде бесформенной, её как-то защитить, что ли, сразу хочется. Стоит словно котёнок, заплутавший к шакалам.

А в данном случае, очевидно, шакал — я.

На меня ж она таращится, точно Чикатило перед ней из мёртвых восстал.

— Ну, — и по сторонам смотрю, её даже на Мальдивские посылать отчего-то не хочется, закруглять всё это надо да домой отправлять, пока мамка не потеряла. Тут и так местность не айс, а этому котёнку ещё до метро топать одной, — давай предъявляй и…

— Простите, — выдаёт слабо котёнок.

Всё еще испуганно, почти что без дыхания, слышу, как она воздух редкими глотками тянет. Что странно, она ведь далековато, а я все равно каждый её вдох отчётливо слышу.

Смотрю на неё. Притягивает почему-то именно шея, совсем неприметный участок: с двух сторон волосы, толстовка по горло, но я вижу, как девчонка сглатывает напряжённо.

Реально боится, а меня… прет?

Не от её страха, естественно, я вроде как с утра ещё был нормальным. Да ещё пять минут назад находился в своём уме. Не вставляло меня от робости девушек.

А тем более, малолетних. Дожился, мать твою…

С запозданием только осознаю, что она выдала, и удивляюсь. «Простите?» Нет, так со мной пикетчицы точно ещё не общались.

Извращенец, маньяк, мудак и козел. И даже после этого прощения они не просили.

— За что? — искренне не понимаю.

Девчонка на телефон мой подбородком указывает, что до сих пор кручу между пальцев. Не сразу понимаю, на что именно намекает. Хмурюсь и, очевидно, её ещё больше пугаю.

— Я… я… правда, не хотела в вас попадать, — тараторить во всю принимается, а я снова ловлю себя на мысли, что меня не на шутку торкают её вдохи — мягкие такие, между слов — мне будто что-то хочется с ними делать. Ближе их слышать. Или их вызывать. Не, это точно уже ни хрена ненормально. Ей лет-то сколько вообще? — Я… я просто… просто… Уф-ф-ф… Что ж за день-то такой?!

И почти что скулит, пальчики на ручках в кулачки сжимает, разревётся ж вот-вот. А у меня от этого за грудиной что-то в натяжку идёт. Вот дела, млять…

— Эй, давай, малышка, только без слёз…

Твою ж мать, сам не понимаю, когда успел вперёд подорваться, но она неожиданно близко оказывается, на меня взгляд поднимает. Сама инстинктивно группируется телом, плечи выдают напряжение, но она не отходит. Смотрит, и самое главное — без слез, словно их разом отбило. А я своё сердцебиение слышу. Шарашит же на убой, пока ее разглядываю и для себя отмечаю: котёнок-то охренеть какой симпатичный.

И на удивление стойкий. Неизвестно, чего раньше боялась, но моё вторжение в своё личное пространство сейчас выносит спокойно.

Вновь поднимаю разговор наш по памяти, потому что моментами внезапно зависать охота на близости. Тело странноватые реакции выдаёт рядом с ней.

Ей точно нет восемнадцати?

— Те лет сколько, разбойница? — разорвёт же от любопытства, если не пойму, сошёл я с ума или нет.

Но на этот вопрос котёнок почему-то иначе совсем реагирует. Выныривает будто откуда-то.

— Что?

Дыхание… что ж оно у неё на слух вкусное-то такое?

Нет, это уже жизненно важный вопрос.

— Восемнадцать тебе есть? — грубовато, будто требую.

Но по-другому не получается. Я сам по себе смягчать общение не особо умею, хоть и понимаю, что в данном случае надо. Но у меня словно первобытные инстинкты одни остаются рядом с ней и ничего кроме. Даже если она закрывается, меня это не останавливает на неё напирать и давить взглядом.

А она закрывается, дыхание учащается и зрачок шире — все ж вижу, я только её лицо и вижу. И да, мать вашу, фигня какая-то, понимаю, но меня прям прет от её дрожи и дыхания слышного. Ещё пару мгновений сама точно на этих всех реакциях зависает, смотрит на меня удивлённо, испуганно в кой-то мере, но далеко не в той, когда бежать со всех ног надо. И только после чуть отстраняется, в руки себя берет.

— Если хотите паспорт забрать или кредит оформить, то…

Что за фигня?

Вышибает же моментально. А выражение её лица уж подавно, девчонка то ли разочарована во мне, то ли боль какую-то именно в эту секунду выносит — не разобрать это выражение отчаяния крайнего.

— То… не получится, я не…

— О чем речь вообще? — хоть убейте, не догоняю.

А котёнок более стойким становится.

— За телефон, что разбила. Если хотите, чтобы возместила.

Вот же, млять, а…

Догоняю. На трубку смотрю, она думает, что хочу компенсацию взять. Взял бы, только иначе. Сам от своих мыслей охреневаю, потому что мне точно пофиг на побрякушку. Ещё я денег с девчонок не брал. Даже если б новый не мог купить, мало того, что адекватно ситуацию понимаю — случайность, судя по её извинениям, так в принципе не какой-то там мудак, чтобы просить с девушки деньги. Сам могу заработать, не западло было бы и ящики потаскать, если б прижало бы.

А тут вообще до кредита дошло, замечательно.

— Забей, — по новой резковато, но я отчего-то злой. Не знаю, что за глобальные метаморфозы, ощущение, что у меня сейчас все жизненно-важные системы на каком-то остром пределе: капни бензина и подорвёт. — Разбила и разбила, новый куплю.

Не верит? По крайней мере, удивлена.

— Правда? — и всё ещё недоверчиво.

Хотя вроде излагаюсь серьёзно.

— Я что, похож на альфонса? В состоянии купить. Хотя и посоветую, в подобных местах быть осторожнее, не все такие добрые, как я.

Выдыхает и отчего-то обречённой становится.

— Согласна. Не все.

Смотрит. И я смотрю. Вот только она с настороженностью, словно ждёт от меня что-то, когда запоздало смекаю.

Ждёт, отпущу или нет.

Не хочу. Но других вариантов нет. Я всё ещё не понимаю, нормально ли то, что завис на малолетке. Поэтому:

— Топай домой, разбойница, и постарайся больше никого не сбить, а то ночь…

Даже договорить не даёт.

— Спасибо, — искренне.

Глаза у неё отчего-то горят. Красивые, мать вашу. Тёмные, разглядел.

Она уже спиной назад отступает. Мгновение, разворачивается — и малышки нет. А я как дурак всё стою, ощущая ещё одну новую хрень непонятную.

Нет, ей-богу, к врачу записаться пора. Пусть проверит, что у меня там сбоит нездоровое. Телефон вновь прокручиваю, оборачиваюсь и вижу кепку ту самую, которой сбила его. Забыла. И отчего это я — здоровый, адекватный мужик — вдруг радуюсь какой-то глупой, детской примете?

Не надо ей сюда возвращаться. Здесь небезопасно таким котятам плутать. Это у меня всё нормально с мозгами, но кадры захаживают различные. Поднимаю и всё рассматриваю, пока до входа иду.

— Евгений Станиславович, — приветствует на фэйсе Голодный.

А я от кепки отрываюсь, на которую он почему-то вдруг пялится. Ну да, точно не мой стиль, да и вряд ли налезет.

— Всё нормально? — дежурный вопрос.

— Обижаете. По уставу, — отчитывается.

Усмехаюсь докладу, сколько лет уже не при погонах, а всё туда его клонит. Но Голодный свой человек. Надёжный. Он с нами с самого открытия ещё в другом городе. Он моему дядьке за что-то был должен. Вытащил из проблем «уставных», в органы дорога закрыта. Да много куда с подобной характеристикой. А вот нам он подходил, главное же, чтобы точно не крыса. Хватило их за всё существование нашего дела. Чего только не хапнули, это сейчас всё почти в рамках закона.

Хлопаю Голодного по плечу, пока прохожу внутрь. Понятно, что ради такого человека и десять лямов отвалить как-то не жалко. Он вроде усвоил урок.

Рано думаю так.

Иду до кабинета, по пути ко мне подрывается Яна, наш главный администратор, и не только… Но не об этом сейчас. Торможу, показывая, что не до неё. Не вынесет сейчас мой мозг никаких бессмысленных разговоров. До стола добираюсь и зачем-то в записи камер сразу суюсь.

Вроде как просто понять, откуда взялась, но внутренне-то понимаю, что хочу ещё раз посмотреть на малышку.

Смотрю, до самого её появления отматываю. В очереди стояла. В кепке и капюшоне. Не похоже уже, что она сюда пришла, чтобы меня покалечить. Очевидно, внутрь хотела попасть. А вот на фэйсе…

Мать его.

Ну, с*ка, Голодный, точно же оторву!