В руках Ирбиса

Елена Ласк, 2022

Раньше… Появившись в моей жизни со своими напором, настойчивостью, нахрапом, он заставил поверить, что во мне может заинтересовать не только смазливая внешность и нетронутое тело. Я запала на его прямолинейность, которая граничила с бесстыдством, но завораживала. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он, но когда в глазах, которые смотрели на тебя как на чудо, появляется лютая ненависть, становится страшно от осознания, что в человеке умерла часть тебя самой, которую ты отдала ему, доверив. Он забрал то, чего до этого добивался пробираясь к сердцу, медленно приручая, обещая, не давая обещаний. …теперь… – Давай, добей. – Даже не мечтай… Продолжение первой части истории под названием "В лапах Ирбиса". Содержит нецензурную брань.

Глава 5

*Ника*.

Мне оказалось достаточно одного взгляда, чтобы всё встало на свои места, стало чётким и определённым. Ирбис меня ненавидел и желал смерти, только теперь с новой силой. У него появился ещё один повод меня ненавидеть, ведь я жива, более того, нахожусь в доме его отца. Ирбис смотрел на меня так, будто долгое время его изводила жажда, а теперь он нашёл источник, который опустошит и разрушит, в надежде, что больше никогда ничего подобного не испытает. Но на самом деле источником был он, источником чистейшей боли, самой беспощадной и безжалостной. Всё, что я изгнала из своего тела, всё от чего так долго пыталась избавиться, уничтожить, хлынуло в меня, сдавливая со всех сторон, а затем в полную силу начало раздирать изнутри, под напором его взгляда. Первое, что я почувствовала, увидев его снова, была физическая боль, та самая о которой я начала забывать, точнее я помнила о ней, но она будто отступила, сдалась, покинула моё тело. Очередная напрасная иллюзия, в которую я поверила. Я прочувствовала все её острые грани в сочетании с распирающим ощущением наполненности.

Стоя там, на лестнице, глядя на Ирбиса и его отца, я не понимала, как не увидела сходства раньше, ведь один сделан из другого. У них одинаковые привычки, вкусы, манера двигаться, смотреть и говорить. Именно об этом я кричала Виктору, когда он попытался ко мне прикоснуться как прежде. Только больше нет этого прежде и Виктора, которого я знала, больше нет. Я убийца его сына и жертва другого сына. Я рассказывала ему как, где и сколько раз он меня… Теперь между нами осколки моей разбитой жизни, которыми я окружена со всех сторон, и стоит ему попробовать приблизиться ко мне, они неминуемо ранят и Виктора, пробьют насквозь даже его броню, которой раньше были нестрашны, ровно до момента, пока он не осознал кто я.

Казалось больше себя ненавидеть невозможно, но нет, у этого чувства нет границ, форм и пределов. Не только Виктор теперь знает кто я, но и ещё кое-кто другой, тот кто даже не подозревал, какое я чудовище. Теперь знает и ненавидит больше всех остальных, потому что знает всю правду от начала и до конца. Я. Я этот человек. И теперь всё, что казалось эфемерным, обернулось реальностью, похожей на каменную плиту на могиле.

Застыв в моменте, я думала, что всё произошедшее хитроумное наказание. Отец и сын нашли меня и решили поиграться, и теперь, когда я чуть очухалась, научилась радоваться жизни, они решили поставить точку. И лучше бы это оказалось правдой. Истина оказалась гораздо отвратительнее. Она мне снилась, пока я находилась в отключке. Я отчётливо видела, как Виктор прогоняет сына, убивая для себя. А ведь Ирбис обожает отца, я помню с какой гордостью он рассказывал мне о нём. «Я сын своего отца», — не просто слова, а главная его составляющая, которую я отняла и не верну, потому что у меня есть сестра и племянник или племянница. И вот, подумав об этом, я поняла какая же я тварь. Этот ребёнок их кровь, частичка того, кого они потеряли, кто был им дорог. Думая обо всём этом, я пристально рассматривала баночку с таблетками на тумбочке рядом с кроватью. Наверно Анастасия Сергеевна очень умная женщина, если прописала мне то, чем травануться невозможно, тогда и пить их не обязательно.

Я почти не спала. Головная боль не давала, а ещё тошнота и угрызения совести. Я часами могла смотреть на одну точку в потолке или в окно, наблюдая за охраной с собаками. Из дома мне не выбраться, а Ирбису сюда не пробраться, Виктор позаботился об этом.

Дни слились в тягучую монотонность. Я находилась в беспокойном состоянии. Как когда-то меня начинали раздражать незначительные мелочи. Безумно хотелось в душ, но меня переклинило. Я вспомнила, что девушка Олеси настоятельно советовала использовать конкретный шампунь, чтобы цвет как можно дольше оставался насыщенным и не смывался. Теперь эта информация не давала покоя моему беспокойному мозгу и бесила немытая больше недели голова.

Зациклившись на проблеме, которая не давала мне покоя, впервые после падения я вышла из комнаты. В доме было темно и тихо. Дойдя до лестницы, заметила первую перемену — её застелили каким-то мягким покрытием, мои шаги, когда ступала на него, оставались беззвучными. На диване, где я обычно находила Виктора, когда он расслаблялся, никого не было. Сама не поняла, что шла вниз, чтобы найти его. Разочарование ударило по психике, и я привычно расплакалась, осев на ступеньках. Было тошно от самой себя и выход я видела только один.

Никогда раньше я не подходила к этой двери. Постучалась прежде, чем успела передумать, поспешив, зная, что скорее всего струшу. Три коротких удара о гладкое дерево. На большее коктейля из остатков моей смелости и решительности не хватило. В ответ не услышала ни шагов, ни шуршания одежды, ни скрипа кровати. Слёзы полились с новой силой, усиливая треск в голове. Я уставилась в пол, на который падали солёные капли. Такой жалкой я не была ни разу за всю свою жизнь. От напряжения меня привычно замотало, накрывая слабостью во всём теле. Я даже не поняла, что чуть не упала, оказавшись в воздухе раньше. Виктор держал меня на руках, пока я находилась в прострации. Он шёл по направлению к моей спальне, что меня не устраивало, не для этого я выползла за её пределы.

— Мне нужен шампунь. — Произнесла, задрав голову повыше, чтобы видеть его реакцию.

— Хорошо. — Вполне обыденный ответ.

— Сейчас.

— Олеся должна была проследить, чтобы у тебя всё было.

— Другой. Специальный. Чтобы краска дольше не смывалась.

Виктор резко тормознул, поняв, что я имею в виду и что хочу, а ещё зачем пришла к нему в четыре утра вся в слезах и соплях.

— Сейчас кого-нибудь пошлю…

— Нет. Я хочу сама за ним поехать, вдруг купят не тот.

Слёз меньше не становилось. Они катились нескончаемым потоком дико раздражая.

Если бы Виктор мог, то схватился за голову, но руки были заняты мной.

— Признайся, ты ведь не слетела с катушек? Такого пиздеца я не выдержу.

— Нет. Просто я хочу помыться и вымыть голову, но мне нужен специальный шампунь. Я хотела его купить, но не успела.

Виктор усадил меня на диван в гостиной, тяжело вздохнув, после чего молча ушёл обратно наверх. Мне казалось, что вернётся он с каким-нибудь транквилизатором, уверена, Анастасия Сергеевна его и ими обеспечила. Хотя даже в момент моей самой дикой истерики, когда я не могла остановиться и контролировать себя, мне кололи что-то лёгкое. Виктор вернулся переодетым и принёс мне тёплый плед. Молча накинул его мне на плечи и замер, рассматривая с высоты своего роста.

— Поехали? — Впервые в его тоне звучала неуверенность. Я кивнула, поднимаясь с дивана. Картинка моментально расплылась, плавно собираясь обратно. — Давай помогу. — Предложил, подхватив меня под локоть, но я выскользнула.

— Я сама. Мне уже лучше.

Виктор лишь повторил тяжёлый вздох.

Мы ехали вдвоём, без водителя и охраны. Мне нравилось находиться в движении, наблюдать за мельканием за окном, или тем, как аккуратно водит Виктор. Я пыталась вспомнить видела ли я раньше его за рулём. Нет, не видела. Мы впервые ехали куда-то вместе. Он курил, попеременно глядя то на меня, то на дорогу. Наверно не поверил в здравость моей психики и рассудка. Машина остановилась у магазина с красивой карамельно-розовой вывеской. В витрине виднелись расставленные по цвету баночки и пузырьки. Я выползла из машины и дошла до двери, неожиданно поняв, что магазин не круглосуточный и ещё не работает.

— Он открыт. — Виктор толкнул дверь, которая поддалась, пропуская меня вперёд.

Свет внутри горел, а за небольшой стойкой сидела девушка, которую явно вытащили посреди ночи из тёплой постели, сразу стало ясно, что собиралась она наспех, не успела ни накраситься, ни нормально причесаться, но, тем не менее, выглядела гораздо лучше меня, немытой, в пижаме и пледе, с огромным синяком на лице. На меня смотрели четыре глаза, а я стушевалась, осознавая тупость происходящего, уже сдерживаясь, чтобы не разныться.

— Здравствуйте. Могу я вам помочь? — Похоже девушка-консультант поняла мой ступор и решила помочь ненормальной, из-за которой её вызвали среди ночи. — Вам нужно что-то конкретное? — Милая доброжелательная улыбка отработана у неё великолепно.

— Да.

Я произнесла название, после чего девушка, кивнув, исчезла за дверью у себя за спиной, а через минуту вернулась с долгожданным флаконом и на меня накатило невероятное облегчение, что всё не зря.

— Может что-то ещё? Этот шампунь из линейки средств по уходу за окрашенными волосами, могу предложить ещё маску, бальзам, кондиционер, масло…

— Мы возьмём всё. — Девушка стушевалась от жёсткого тона Виктора, даже вздрогнула, и снова исчезла за дверью.

— Мне было достаточно шампуня. — Виктор улыбнулся по-доброму, совсем не глядя на меня как на ненормальную.

— Знаю. — Единственное что он произнёс, продолжая улыбаться.

Когда девушка уложила мои покупки в пакет, на стойку легла увесистая пачка денег. Понятно, что не просто так ради моей приходи открыли магазин и вызвали сотрудницу, но моментально стало не по себе, насколько дорого это обошлось.

Обратно ехали молча. Я крепко держала в руках бумажный пакет. Мне хотелось спросить, почему Виктор исполнил мой каприз, но боялась, что ответ мне не понравится. Ещё страннее было то, что мы поехали вдвоём. Неужели Виктор настолько уверен, что пока он рядом со мной, Ирбис не посмеет что-то предпринять. И на этой мысли я скомкала края пакета, зажмурившись. А вдруг он уже не может ничего предпринимать. Вдруг Виктор выполнил своё обещание и… Нет. Такое просто невозможно. Что бы сын не сделал Виктор не мог сделать то, что говорил.

— Болит? — Послышался аккуратный вопрос. Я перевела взгляд на Виктора, сосредоточенного на мне.

— Что? — Переспросила на всякий случай, могла прослушать если он что-то ещё говорил.

— Что-то болит? Может остановиться? Или в больницу. Ты бледная.

— Не надо. Всё нормально.

— Боишься меня? — Очень осторожно, мягким тоном, с нотами подозрений в голосе.

— Нет.

Повода бояться Виктора у меня нет. От него я приму всё, что он решит. Из всех нас Виктор единственный имеет право наказать меня. А ещё он имеет право на правду, которая скорее всего умрёт вместе со мной.

— Правильно делаешь. — Кивнул сам себе, начав поглаживать руль, избавляясь от напряжения в теле.

— Сколько людей знает обо всём? — Мысли в голове скакали с одной на другую, поэтому я спрашивала первое, что прокручивалось в голове в данный момент.

— Немного.

— Клим, Стелла, Анастасия Сергеевна, кто ещё?

— Серый и Белый. Больше никто. Они не будут тебя расспрашивать или напоминать.

— А ты?

Виктор свернул на прилегающую дорогу, и остановился на небольшой площадке. Я сразу поняла, что он хочет видеть моё лицо, когда будет говорить, наблюдать за реакцией, а я упрямо уставилась в лобовое стекло.

— Ты всегда будешь помнить чей я отец. Это невозможно изменить. Как бы не было больно, если когда-нибудь будешь готова рассказать мне всё, я выслушаю. Хотя и так знаю подробности, от которых моментально холодеет кровь, видел твою медкарту.

— Это он привёз меня в больницу.

— Не надо его оправдывать. — Повысил тон и по телу моментально пробежался холод, от чего я поёжилась, и Виктор, пересилив себя, вернулся к спокойному тону, которым обычно разговаривают с психами. — В моих глазах он уже никогда не изменится и сыном я его не назову. Ты была права, когда сказала, что он не имел права так поступать. Ты сама сможешь когда-нибудь его простить?

— Я не думала об этом. Он никогда не попросит прощения, потому что оно ему не нужно. Его хочешь ты. Для него или для себя? Тебе станет легче, если я прощу?

— Нет. Мне уже не станет легче. Таких, как он, я давил голыми руками, а собственного сына не смог и другим не позволил.

— Не надо таких сравнений.

— Зачем ты это делаешь? Зачем оправдываешь его.

— Я не оправдываю.

— Ты говорила, что у тебя были к нему чувства. Они всё ещё есть?

В машине раздалось жалостливое шуршание сжатого мной пакета. Чувства определённо есть, только не те что раньше. Всё изменилось. От Моники ничего не осталось, также, как и от того, что она когда-то чувствовала к Ирбису. То чувство было настолько хрупким и нежным, что от него даже ошмётков не осталось, собрав которые, я смогла бы его оплакать.

— Нет. — Ответила твёрдо, посмотрев в глаза Виктору, в которых было подобие надежды. Таким взглядом обычно смотрят люди, которым сообщили плохой диагноз, и они цепляются за все возможные шансы, чтобы вылечиться. Только я не больна, а давно мертва, где-то даже существует документ, где зафиксирован этот факт. Моника Викторовна Абрамова предпочла умереть. Николь Викторовне Разумовской ещё не время умирать, у неё есть незавершённые дела. — Я устала. Давай закончим разговор.

— Давай. — Виктор вырулил обратно на дорогу, продолжая аккуратно вести.