Обручальное кольцо блокады

Екатерина Шардакова

Подруги Лиза, Кира и Валя жили в Ленинграде. Они были молоды и красивы, полны надежд, мечтали о любви, делали первые шаги в своей взрослой жизни.Неожиданно началась война, Ленинград оказался в блокаде. Голод и страх. Казалось, что все рушится, и жизни приходит конец. Но война принесла не только потери.Словно маленький колокольчик, среди руин и смертей промерзшего Ленинграда, зазвенел сладкий детский голосок. Топая маленькими ножками, неуклюже он бежал в раскрытые объятия раненого сердца…

Глава 27

Однако через неделю случился спектакль более интересный, чем в театре, назвать его можно было «Ночь на крыше». В виду реальной угрозы вторжения врага ввели круглосуточные посты для тушения зажигательных бомб на крышах и чердаках. Нас проинструктировали, как это нужно делать и отправили поочередно сидеть на крыше.

— Можно я пойду на крышу! — загорелась идеей Лида, когда мы вечером, перед ночным дежурством нашей квартиры, всей семьей обсуждали, кто пойдет дежурить.

— Лидочка, ты еще слишком маленькая для этого, — ответила мама, усаживая к себе на колени мою сестренку.

— Остаемся мы с тобой, — обреченно произнесла я.

— Нам обеим завтра с утра на работу, — напомнила мама.

— Давай половину ночи я посижу, потом ты меня сменишь, — предложила я.

— Наверно так и сделаем, — согласилась мама, — оденься потеплее.

Я оделась потеплее, как сказала мама, взяла плед и пошла на чердак. Я вышла на крышу, над моей головой светили звезды, над горизонтом вставала полная луна.

— Как красиво! — прошептала я.

Медленно, осторожными шагами, я обошла крышу по периметру, стараясь не подходить близко к краю и не смотреть вниз. Дойдя до последнего угла, я прошла по диагонали, потом проложила дорожку по кругу и вернулась к двери. Других дел я на крыше не придумала и вернулась на чердак. Я села на табурет, укуталась в плед и стала следить за луной. Она медленно поднималась, превращаясь из полукруга в большой светящийся круг.

— Знаешь, Ян, — шепотом проговорила я, — нужно было нагрянуть войне, чтобы я впервые в жизни увидела, как поднимается луна над горизонтом! Обещай мне, что, когда ты вернешься, мы уедем на Ладожское озеро и будем ночью сидеть на берегу и смотреть, как восходит луна. Хочется верить, что ты тоже сейчас видишь те же звезды, что и я, тот же лунный свет освещает тебе путь. Вот уже почти три года нас соединяет лишь одно небо над головой и разные сочетания букв на бумаге. Если бы ты знал, как хочется мне прижаться к твоей груди! Как хочется, чтобы ты обнял меня и сказал: «ничего не бойся, я с тобой»! Я так больше не могу… Мне так страшно…

Лунный свет расплылся в моих глазах, слезы большими каплями падали мне на руки, невидящим взглядом я смотрела в темноту. Чем глубже проникал мой взгляд в черное усеянное звездами небо, тем глубже я погружалась в себя.

— Полярная звезда… — пронеслось у меня в голове, — она ведет заблудших путников…

Мой мозг работал без моего желания и анализировал то, на что я смотрела, но не видела.

— Полярная звезда! — воскликнула я, сбросила плед и выбежала на крышу. — Мне нужна моя звезда, которая будет освещать мой жизненный путь! У Киры есть эта звезда — ее ребенок, поэтому она не боится, у нее есть цель, у нее есть то самое важное, ради чего она будет жить. Мне нужна такая же! Что будет моей звездой?

«Люби его так сильно, чтобы за тысячи километров он это чувствовал, и тогда он вернется» — вспомнила я слова мамы, которые она мне сказала, когда я рассказала ей, как сильно я боюсь, что Ян может не вернуться с фронта.

— Любовь будет моей путеводной звездой! — прошептала я, смахивая слезы со щек. — Любовь!

Я глубоко вдохнула ночной воздух и с чувством удовлетворения, как будто я нашла нечто очень важное, вернулась на чердак. Время остановилось, по крайней мере, мне так казалось. Я думала, что сижу на крыше уже несколько часов, но часы говорили о том, что прошло не более получаса. Я укуталась в плед с твердым намерением несколько часов внимательно смотреть на крышу. Через какое-то время крыша превратилась в железнодорожные пути, я видела перед собой огромные движущиеся колеса паровоза, а где-то вдали, между колесами, мелькало синее в белый цветочек платье и говорило мне маминым голосом: «Лиза, проснись».

Я открыла глаза и увидела перед собой маму, в первые секунды я не могла понять, где я.

— Лиза, ты заснула на боевом посту, — констатировала факт мама.

— Я уснула? — переспросила я. — Сколько сейчас времени?

— Три часа ночи. — ответила мама. — Иди домой.

Я тихо, чтобы не разбудить Лиду, вернулась домой, легла в свою постель и тут же уснула. Утро настало быстрее, чем мне хотелось. Выключив будильник, я медленно встала и пошла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник. На кухне я встретила маму, она пила чай.

— Доброе утро! — улыбнулась она.

— Доброе утро, мамочка! — я обнала маму за плечи. — Ты уже вернулась? Как ты? Устала наверно.

— Устала от борьбы со сном, — ответила она.

— А я вот в этой борьбе проиграла, — засмеялась я, — никудышный из меня ночной сторож вышел.

— Я тоже несколько раз засыпала, — призналась мама.

— Чайник еще горячий? — спросила я, направляясь в ванную.

— Да, — ответила мама, — тебе что приготовить?

— Бутерброд с маслом и клубничным вареньем, — улыбнулась я и скрылась за дверью.

Утро выдалось хмурое, собирался дождь. Мы с мамой, подгоняемые ветром, быстро дошли до больницы. Не успели мы переодеться, как привезли нового пациента.

— Почему с травмой сюда? — услышали мы разговор.

— А больше некуда!

— В операционную его!

И мне тоже нужно было идти в операционную. Я вымыла руки, надела маску, халат и вошла в освещенную ярким светом комнату. Это был первый раз, когда меня потребовали на операцию.

На столе лежало тело с неестественно вывернутой ногой, из бедра которой торчала сломанная кость, из головы тонкой струйкой текла кровь, окрашивая белую простыню. Я вдруг почувствовала во рту вкус бутерброда с клубничным вареньем, которой недавно съела, невидимые тиски сжали мою голову, свет стал меркнуть, а земля уходить из-под ног. Через секунду все вокруг исчезло.

Я открыла глаза и увидела Наташу, она склонилась надо мной и пыталась привести меня в чувства. Я почувствовала всем телом холодный пол и услышала голос старшей сестры:

— Наташа, уведи ее… Рано мы девочку позвали в операционную…

Наташа помогла мне дойти до раздевалки и уложила меня на кушетку.

— Полежи немного, а потом выпей чаю с чем-нибудь сладким.

— Ни ночной сторож из меня не получился, ни медсестра… — подумала я и начала растирать ладонью болевшую левую руку, видимо на нее я упала.

— С боевым крещением, Елизавета! — улыбаясь, сказала Екатерина Александровна, входя в раздевалку.

— Мне так стыдно… — смущенно проговорила я, медленно поднимаясь с кушетки.

— Не переживай, со всеми такое случается в первый раз. Давай чаю попьем.

Пока Екатерина Александровна заваривала чай, я умылась и поправила прическу.

— С Вами тоже такое было? — спросила я, садясь за стол.

— Было! — смеясь, ответила она, наливая в заварочный чайник кипяток. — Я еще и столик с инструментами перевернула при падении… Да и грохота было больше, чем от тебя, учитывая мой вес.

— Как этот ребенок? Он… Он выживет? — спросила я.

— Мальчик, пятнадцать лет. Упал с крыши…

— На ночном дежурстве?

— Видимо, да. Придет в себя — расскажет! Выживет он, не волнуйся. Голова несильно разбита, а ногу вправят, — уверенно ответила Екатерина Александровна.

— У нас же ни одного хирурга нет! — воскликнула я.

— Зато у нас опытные медсестры есть, они столько за свою жизнь видели, что сами уже почти хирурги!

После чая с конфетами мне стало лучше. Я решила выйти подышать свежим воздухом, накинула на плечи кофту, переодела туфли и вышла во двор.

— Валя?! — удивилась я, увидев там подругу.

— Как там мой брат? — взволнованно произнесла Валя, подбегая ко мне.

— Брат? — не поняла я.

— Женя утром упал с крыши! — заламывая пальцы, со слезами в голосе ответила Валя.

— Так это Женя! — с ужасом воскликнула я.

— Ты его видела? Он жив? Как он? — забросала меня вопросами подруга.

— Он сейчас на операции, — взяв себя в руки, уже спокойнее произнесла я, — не надо сильно волноваться, помни о своем ребенке.

— Жив… — выдохнула Валя и положила руку на едва заметный животик.

— У него повреждена нога и он стукнулся головой, — тоном незнакомого врача произнесла я, — все будет хорошо.

Я взяла Валю под руку и посадила на скамейку, стоящую под кроной высокого клена.

— Ты тоже участвовала в операции? — немного успокоившись, спросила Валя.

— В течение одной секунды, — едва улыбнувшись, ответила я, — потом я упала в обморок.

— Ох! — встрепенулась Валя и с сочувствием посмотрела на меня. — Ты не ушиблась?

— Не сильно. — ответила я. — Мне нужно вернуться в больницу.

— Я буду ждать здесь, прошу тебя, когда операция закончится, сообщи мне! — попросила Валя.

— Хорошо! Если замерзнешь, заходи в приемную, — ответила я и направилась в здание.

Поднявшись на крыльцо, я обернулась. На краю скамейки, будто на краю пропасти, в скромном светлом платье и старенькой кофточке, опустив голову, сидела Валя. Ее переплетенные пальцы дрожали от напряжения.

— Будущая мать в условиях войны, — подумала я, глядя на подругу, — муж на фронте, бабушка со сломанной рукой, отец-тиран, да еще и брат разбился… Я со своими страхами просто смешна!