Обручальное кольцо блокады

Екатерина Шардакова

Подруги Лиза, Кира и Валя жили в Ленинграде. Они были молоды и красивы, полны надежд, мечтали о любви, делали первые шаги в своей взрослой жизни.Неожиданно началась война, Ленинград оказался в блокаде. Голод и страх. Казалось, что все рушится, и жизни приходит конец. Но война принесла не только потери.Словно маленький колокольчик, среди руин и смертей промерзшего Ленинграда, зазвенел сладкий детский голосок. Топая маленькими ножками, неуклюже он бежал в раскрытые объятия раненого сердца…

Глава 14

Надо пойти на кухню готовить пирог. Хоть и не легко мне резать яблоки моими старческими руками, я всегда это делаю сама. Тесто тоже замешиваю сама. Дочка подарила мне миксер, так что с тестом я справляюсь быстро и без труда. Когда Алина была маленькая, мы также, как и я в свое время с моей мамой, вместе готовили «шарлотку» на дни рождения. В своей семье она поддерживает нашу яблочную традицию. Возможно, эта традиция продолжится и в семьях моих внуков. Яблочные дни рождения у меня были даже во время войны…

Я помню, когда мой внук в школе на уроках истории изучал Великую Отечественную войну, он учил наизусть даты: начало войны 22 июня 1941 года, окончание войны 9 мая 1945 года… Некие рубежи: до 22 июня был «мир», потом переключили рычаг и стала «война», а после снова переключили на «мир». Для него война — это набор фактов, дат и черно-белых документальных хроник, для меня война — это жизнь. Ничего во мне не изменилось после известий о начале войны, я осталась такой же, какой была вчера. Постепенно жизнь вокруг начала меняться, происходили новые события, с которыми у нас не было навыков справляться. Учились на своих ошибках, что-то придумывали, адаптировались к обстоятельствам, привыкали…

Мама вернулась, когда я завтракала, сестренка еще спала.

— Мама! У Лиды вчера была такая высокая температура… — сказала я, намазывая третий кусок ароматного белого хлеба маслом.

— Я и забыла про Лиду. — рассеянно проговорила мама. — Как она?

— Вечером температура спала… У тебя все хорошо? — спросила я, видя, что мама очень расстроена.

— Война, Лиза. Началась война. Сегодня из нашей больницы почти весь персонал уезжает на фронт.

— Фронт? — автоматически повторила я, равномерно укладывая клубничное варенье на бутерброд, и не понимая, что это слово относится к реальности.

— Фронт, Лиза, — устало проговорила мама и села напротив меня, — там люди убивают друг друга…

— Мама! — на кухню вошла Лида и с криком бросилась к маме. — Я так испугалась ночью! Паровозы гудели… А Лиза потащила меня на улицу прямо в пижаме!

— Ну и что такого? — пробубнила я себе под нос, подбирая клубничку, которая шмякнусь на стол с моего бутерброда.

— Да, мы тоже слышали паровозы, — ответила мама и посадила малышку к себе на колени.

— Зачем они гудели? — спросила Лида, обняв маму за шею и прижавшись к ней всем телом.

— Доченька, ты как себя чувствуешь? — не отвечая на вопрос, спросила мама.

— Голова болит… — жалобно пропищала Лида в ответ.

— Лиза, тебе пора на работу, — тихо сказала мама, поглаживая Лиду по спинке.

Я глянула на часы и побежала в комнату переодеваться.

На улице было тепло, утреннее солнце освещало Невский проспект, люди куда-то шли, с грохотом мимо приезжали трамваи. Все было как вчера, но в моей голове звучала мамина фраза: «люди убивают друг друга». Смерть я видела лишь однажды, когда умер дедушка, он был старенький, умер в своей постели с улыбкой на лице. Я была уверена, что смерть она такая и есть, другую я не видела.

В размышлениях я не заметила, как дошла до Лиговского проспекта. Я повернула налево в сторону больницы и остановилась, вспомнив про ночную сирену. Я обернулась на Московский вокзал, все было как обычно, не верилось, что этой ночью там гудели все паровозы.

При входе в больницу я встретила Наташу.

— Здравствуй, Лиза! Что же теперь будет?!

— Доброе утро, тетя Наташа.

— Было б оно добрым… Как вы с Лидой ночью? Испугались наверно!

— Да… Я ничего не знала, радио весь день не включала… У Лиды температура была.

— Как она?

— Сегодня гораздо лучше, спасибо.

— Она спасла твою маму от фронта.

— Мама на фронт?! — эта фраза на меня подействовала как ведро холодной воды на голову.

— Нет, ни мама, ни я не едем на фронт, потому что у нас дети маленькие, вот и говорю, что Лида спасла твою маму от фронта, как и меня моя Вика.

— А кто едет?

— Главный врач, медсестры, все врачи… У меня такое ощущение, что все уезжают! Что мы будем делать без врачей?!

— Лиза! — окликнула меня моя начальница, главный бухгалтер Екатерина Александровна. — Идем со мной!

Я с удовольствие покинула Наташу вместе с ее паническим настроением и пошла следом за Екатериной Александровной. Это была высокая полная женщина с длинными светлыми волосами. Она мне напоминала героинь с картин Кустодиева.

— Лиза, ты наверно уже знаешь, что почти весь наш медицинский персонал мобилизован на фронт, — сказала она, когда мы вошли в наш кабинет.

— Да… — неуверенно ответила я.

— Несмотря на это, больница остается работать, у нас много пациентов, им кто-то должен помогать. Бухгалтерия — дело важное, но здоровье детей важнее. Руководством было принято решение, что мы с тобой бухгалтерией будем заниматься в свободное время, а в рабочее время будем ухаживать за больными.

— Но я… — растерянно начала я, — я же мало что умею…

— Я тоже, — ответила мне Екатерина Александровна, — поэтому мы на этой неделе идем учиться на курсы медсестер, на Петроградской стороне.

— Хорошо, — автоматически ответила я, — правда, я никогда не хотела быть медсестрой…

— В военное время не до наших желаний, — вздохнула Екатерина Александровна, — я тоже никогда этого не хотела… Как бы то ни было, мы с тобой справимся. У меня дочке восемь лет, а у тебя маленькая сестренка, с детскими болезнями мы знакомы…

— Да уж… — улыбнулась я, вспомнив вчерашний день.

— Мой муж тоже уезжает на фронт, — после паузы тихо сказала Екатерина Александровна и опустила голову.

Я ничего не ответила, в моих мыслях было одно: мою маму могли забрать на фронт! Мою мамочку, такую молодую и красивую куда-то на фронт! А что будет со мной и Лидой?! Я не знала, где находится этот «фронт», но мое представление о нем начало формироваться: это где-то далеко и что-то непонятное.

После работы я вернулась домой и застала у нас в гостях Веру, они с мамой пили на кухне чай. Вера оторвала взгляд от стола, поздоровалась со мной и опять опустила глаза. Они были красные от слез.

— Я пойду, — вставая, сказала она, — если что-то нужно, приходите.

— Максима призвали на фронт, — ответила мама на мой вопросительный взгляд, когда Вера ушла.

— Фронт, фронт… У меня складывается впечатление, что туда едут все! — я присела на место Веры и отодвинула ее кружку.

— Большинство мужчин заберут…

— И Яна?! — я вскинула голову от этой неожиданной мысли, которая кольнула меня прямо в сердце.

— Лизонька, Ян в армии, он, скорее всего, уже на фронте, — ответила мама, положив свою руку на мою.

К новости о Максиме я осталась равнодушной, следов от первой любви у меня не осталось, как, впрочем, и обиды на него, он мне был безразличен. Другое дело Ян! От мысли о том, что там его могут убить, у меня закружилась голова.

— А Гер?! — вдруг вспомнила я. — А Гриша?!

— Думаю, Гер тоже уже на фронте, — ответила мама.

Я опустила глаза в ту же точку, куда смотрела до этого Вера, и замерла. Если бы взглядом можно было прожечь деревянную столешницу, на том месте была бы уже большая дыра. К моему представлению о фронте добавилось еще одно определение: это что-то страшное.

— Я схожу к Кире… — тихо произнесла я, вставая.