Превратности судьбы

Евдокия Краснопеева (2024)

Ефроксия (Фро) Николаевна Виноградова, барышня из родовитого, но обедневшего дворянского рода. Девушка характера своенравного, весьма решительна, красива, неглупа, в меру образована. Проводит лето в подмосковном имении тетушки. И не ожидает, что вскоре чреда невероятных событий изменит её жизнь.

Глава 12

Бешкеков церемонно приложился к пахнущей духами ручке, слегка поморщившись: запах был чересчур сладок.

— Приехал. Неужто соскучился? — Татьяна Юрьевна прищурилась, вглядываясь в окаянную красоту племянника.

Слегка близорукая, она не считала возможным пользоваться лорнетом или, избави Боже, очками. А посмотреть-то было на что. Смуглое лицо графа, окруженное белыми, как будто выгоревшими на солнце, волосами привлекало своей неожиданностью. Чистые ярко-синие глаза подошли бы скорее наивному, любящему жизнь мальчику, если бы в них не светился живой ум и неприкрытая уверенность, граничащая с высокомерием. Нос был прямой, классической формы, только крылья его слегка расширялись, нарушая каноны римского совершенства. Губы были четко очерчены, а волевая складка твердого подбородка свидетельствовала, что натура у графа, без сомнения, не простая.

Густые ресницы женины затрепетали, скрывая на мгновение прекрасные своей глубиной и живостью взгляд. Татьяна Юрьевна хоть и считалась Бешкекову троюродной теткой, была старше его не многим больше трех лет. Рано овдовевшая, веселая она радовала глаз.

Григорий пригнулся к самому лицу родственницы и промолвил весело, опаляя нестеснительным взглядом:

— Я всегда знал, что греховная связь с тобой, душа моя, будет полна райского блаженства.

Княгиня засмеялась, отмахиваясь кружевным платочком, зная, что за словами племянника не стоит ничего, кроме обыкновенной светской болтовни.

— Все такой же. Вот за наглость тебя и люблю, душа моя.

Бешкеков непринужденно опустился на тонконогий стульчик и потянулся к чашке с кофе. Фарфоровая безделица утонула в его ладони почти бесследно.

— Боже мой, княгиня, заведете вы себе когда-нибудь приличную посуду? Из этой только мышь подчивать.

— Ах, Григорий, ты несносен! — Татьяна Юрьевна изволила нахмуриться и тут же неудержимо рассмеялась: Бешкеков уцепил весь кофейник и, не долго думая, отхлебнул, отбросив в сторону крышечку.

— Совсем другое дело.

— Когда бы я знала тебя меньше, Гриша, могла бы заподозрить в неучтивости. Даже в недостатке воспитания.

— Вот в этом, — граф лениво вытянул длинные ноги вдоль кофейного столика, — меня ещё никто не обвинял, ты — первая.

Он поскучнел лицом, сбросив маску беспечного шалопая, и княгиня пожалела о своих словах. С бесшабашным Бешкековым общаться было проще и приятнее.

— Где ты остановился?

— У Вавиловых. Смотрю, старики процветают. Дом полон, как гороховый стручок.

— Да.

Княгиня позвонила в колокольчик, и на зов явилась крепкая рыжеволосая девка, втиснутая в туго накрахмаленное платье и белый передник.

– — Унеси это, — кивнула Татьяна Юрьевна на кофейные принадлежности. — И принеси наливки.

— Ежели для меня, не стоит утруждаться — не пью. Вовсе. Слово дал.

— Съехались со всех имений, даже Тригорский притащился, — продолжил Бешкеков. — Делаю тебе комплимент, душа моя.

Княгиня зарделась от удовольствия и защебетала совсем, как молоденькая инженю:

— Представь, Агафоклея Алексеевна Маркова прибыла с дочками, а у родственников места нет. Пришлось ей в гостиницу ехать. Я смеялась от души. Непременно позову её к ужину. А девочки у неё — прелесть! Ты бы, Гриша, обратил внимание.

— Они согласны будут на приятную греховную связь?

— Избави Боже, Гриша! Барышни воспитанные, поведения примерного…

— Значит, скучны и глупы.

— Уж как бы то ни было, — Татьяна Юрьевна осердилась, — а к вечеру, чтоб был у меня! При полном параде.

— Ну их к черту, Таня! У нас славная компания подобралась. Кстати, Тригорский неплохо банк мечет. Проворный, черт.

— Ты имеешь в виду Адама Духовицкого, поручика Смолова и Лахтина? — Татьяна Юрьевна снисходительно улыбнулась. — Зря на них рассчитываешь. Все сегодня у меня будут.

— Душа моя, ты весь город решила собрать? Где принимать-то будешь? Здесь тебе не Москва — тесно.

— О! — княгиня живо поднялась и, уцепив Григория за сюртук, потащила решительно к окну. — Я так славно все придумала. Внизу откроем двери на веранду, и дальше — в сад. Повесим на деревья фонари. Танцевать можно будет в саду, а музыканты — на веранде. Как тебе?

— Не совсем удобно, но романтично.

— Что неудобно?

— Дамы подолы об траву запачкают.

Княгиня задумалась, но лишь на мгновение.

— Прикажу сбить деревянный настил, круглый и гладкий. Прямо сейчас. Извини меня, душа моя.

Татьяна Юрьевна заторопилась к двери, полная новых прожектов, а Григорий Александрович тяжело вздохнул: впереди вечер пустых разговоров и фальшивых улыбок.