Мастер третьего ранга

Дмитрий Коробкин, 2021

Спустя сотни лет после апокалипсиса, когда человечество едва восстало из руин, в мире новой эры, где больше нет войн, а земля более не желает принимать в себя мертвецов, опытный охотник на чудовищ отправляется в опасный путь. Настала пора доставить своего ученика в Обитель Мастеров. Но вместо этого нудный простак мастер-слабосилок становится пешкой на шахматной доске тайных сил. Героем третьесортного романа, который путешествуя по разоренным людоедами землям, должен слепо следовать уготованному злодеями сюжету. Что в конце тяжелого пути: счастье или трагический финал? Вам предстоит узнать к чему приведут героя дороги постоянно меняющегося, опасного мира. Содержит нецензурную брань.

6. Святотатство.

Весь день Иван с подмастерьем, прочесывали усадьбу мельника. Перевернули кверху дном все. Задействовав иной взгляд, и выжимая по несколько раз резерв, обследовали помещения, сараи, чердаки, заглядывали в трубы, в печки, в подвалы и погреба. Обследовав затем, все пороги, косяки, и фундаменты строений, облазили весь двор и окружающую территорию, перевернув каждый камешек, заглянув под каждый куст, пень, дерево. Заглянули в каждую трещину, но ни одного подклада не нашли.

Нашли только сделанные уехавшей хозяйкой, кстати, неплохой, судя по всему колдуньей, талисманы и обереги. От них, ощутимо веяло энергией, но не злой.

Для них, накрыли стол во дворе. Не потому что брезговали в доме, Иван попросил, стол на улице и ночевки на сеновале, отказавшись от комнат, выделенных в доме.

После растраты резервов, они были голодны, будто волки. Подмастерье лопал все подряд, мурча при этом словно кот, а мастер уже наевшись, взирал на широкое подворье.

Где, где же еще не смотрели, что могли пропустить? Ведь уже на третий круг пошли одно и то же проверять.

Он смотрел на растущие вокруг усадьбы деревья и кусты. Они действительно были больны. Зелень становилась серой, кое–где начинала желтеть, и покрывалась плесневыми пятнышками. Все в округе, словно было заражено неведомым злом.

Наконец насытился и Юра. Поглядывая в сторону няньки, он достал свирель и стал наигрывать тихую пока еще не стройную, но печальную мелодию. Настроившись как следует, он заиграл ровней. Свирель залилась чистой печалью.

Его мелодии всегда были полны боли и грусти. Иван, конечно, делал замечания, что для свирели можно было сочинить, что–то повеселей, но парень упорно продолжал сочинять такие вот больно вгрызающиеся в душу песни, выбивавшие невольную слезу.

В тот момент, на улице кушали и хозяйские детишки. Ну как кушали, нянька постоянно отвлекаясь на Юру, пыталась их силой накормить. Иван не сразу заметил, что куда–то запропастился, не отстающий от них ни на шаг Гром.

Заметил и тут же забыл, думая о затянувшемся деле. Пока не послышался отдаленный крик, и грозный лай пса. Плеснуло силой, на самом ее излете. Раздался визг, которого Иван еще в жизни не слышал.

Они с подмастерьем вскочили едва, не перевернув стол, и бросились к мотоциклу за оружием.

Пес не прекращал лаять, и Иван, держа в руках дробовик, уверенно шел на звук. Подмастерье с пистолетом прикрывал тыл.

За густыми кустами, на краю поля, позади рычащего, и лающего, разбрасывая от злости пену пса, лежал стонущий, раненый мужчина. А перед псом, вспучивалась и дрожала земля. Из взбухшей земляной кочки, вдруг вынырнула могучая когтистая лапа. Она была похожа на кротовью, но с более длинными когтями и покрытая сплошной, крупной, роговой, серой чешуей.

Гром метнулся в сторону, и когти вонзились в расслоившийся камень, на котором, он миг назад стоял.

Иван не решился стрелять из дробовика, боясь, что зацепит пса, а вот подмастерье несколько раз выстрелил в лапу твари из пистолета. Попавшая в нее пуля срикошетила, и со свистом унеслась в изломанную пшеницу.

— Назад! — скомандовал Иван и подхватил раненного, Юра бросился помогать. — Гром, за мной!

Они спешно отступали, волоча раненого. Пес побежал за ними, а чудовище больше не посмело высовываться из взрыхленной земли.

— Ну как он? — спросил Иван вышедшего на крыльцо хозяина.

— Рана серьезная, он теряет кровь, а сквозь порезы на животе вообще кишки видны. Нужен лекарь. Моя травница не справится.

— Юра, бери мотоцикл и дуй в село, за Марьей!

— За кем? — не понял подмастерье.

— За лекаркой, что меня лечила. Быстро!

Парень прыгнул на мотоцикл, и помчался за лекаркой, а хозяин с Иваном сели за накрытый во дворе стол.

— Я не знаю в чем проклятье, и есть ли оно вообще, но я видел часть этой твари. И то, что я видел, мне не понравилось совсем.

Валентин, я не знаю такого перерожденного. Вижу впервые. Дело усложняется еще тем, что это существо особо неравнодушно к усадьбе. Пока мы тут все обследовали, я заметил, что нор, больше всего, в самой близкой точке соприкосновения усадьбы и поля. Вы все в опасности. Уезжайте. Или хотя бы отошли детей.

— Куда?

— В село, к Ивану.

— Нет, — отрезал Валентин. — Лучше в доме их запру.

— Дело твое Валентин. Но детям здесь не место. Становится слишком опасно. — Иван помолчал, подумал. — Я решил менять тактику. Раз подкладов не нашли, то не получится и отвадить. Пора переходить к непосредственному уничтожению твари.

— Давно пора, — сердито ответил Валентин, встал из–за стола и направился в дом.

Он почувствовал Марью еще издалека, но стоял, взирая на осыпающиеся сосны, делая вид, что не замечает, как та тихонько подкрадывается. А кралась она нужно отметить, на удивление бесшумно, словно призрак. Не один камешек, не посмел шелохнуться под ее стопами.

— Попался! — Марья накинулась, и закрыла Ивану глаза теплыми ладонями. — Угадай кто?

— Ира? Нет, погоди, Людмила, — стал перечислять он, — или, Галя? Нет–нет, Полина. А может быть, Алена? Или Инна?

— Ох, Ваня ну ты и кобель, — вздохнула лекарка и открыла его глаза.

— Ой, Марья, — наигранно удивился Иван, и заулыбался.

— Что значит, ой? Бабник. — Марья потянулась и принялась его целовать. — Когда подмастерье твой приехал, да еще и один, я даже испугалась, — говорила она, стирая пальчиком, помаду с губ Ивана. — Кстати, вовремя я подоспела. Травница хозяйская хороша, конечно, приостановила кровотечение, но вот зашить бы не смогла. Мужику повезло, все органы целы. Так что жить будет, если не помрет.

— Повезло ему, что пес спас. То, что его хотело сцапать, от него мокрого места не оставило бы. Тут вообще странное дело, я знать не знаю, что это. Ты ведьмочка, что по этому поводу можешь сказать? Что чувствуешь? — обнимая ее, спросил Иван.

— Жутко мне здесь. Очень плохое место. А из поля, такой жутью веет, что у меня мурашки по коже стройным маршем идут. Вань, там произошло, что–то страшное. И теперь след этого, отравляет все вокруг. — Она посмотрела Ивану в глаза. — Может, согреешь? Я видела здесь неподалеку, шикарный сеновал.

Иван приник к ее губам. Они наслаждались поцелуем долго, но, почувствовав, свое и ее перевозбуждение он отстранился.

— Я бы с большим удовольствием. Но! Сеновал занят. И скоро мы выдвигаемся на охоту. Жду вот как раз своего ученика.

— А где он? — спросила Марья, но догадавшись, заулыбалась. — Так вот кто, сеновал занял? Идет по стопам учителя? Вы мастера неисправимы.

Так в обнимку, они стояли и общались, на краю подворья, пока солнце не стало клониться к закату.

С сеновала отряхиваясь и выбирая травинки из волос, гордо вышагнул Юра. Но наткнувшись на глумливый взгляд лекарки, тут же опустил плечи и зарделся. Неуверенной походкой он направлялся к Ивану и Марье, когда с сеновала выглянуло, симпатичное, курносое личико, няньки. Приведя сарафан в порядок, она мышкой шмыгнула по направлению к дому.

— Ну, кобели, удачной охоты! — съязвила Марья, от чего Юру, от стесненья едва не скрутило в узел. — Пойду, погляжу, как там раненый.

— Погоди. Я проведу. Как раз к хозяину загляну. Узнаю, готово ли все что я просил, — и обратился к подмастерью: — Иди, выпускай Фому. Пора.

Готово было все. И чудо пушка, которую хвалил Валентин, и здоровенный, издохший хряк, которого как раз собирались закапывать, но мастер решил использовать его как приманку.

Кабанью тушу насадили, словно на вертел, на крепкую, железную балку, к концам которой прикрепили цепи. А многоствольник, установили на одновременный выстрел из всех стволов, и прикрепили к станине.

Пока тварь отвлекали в другом месте, Иван сомкнул концы цепи на сосне, растущей у границы поля. С подмастерьем они подкатили свиную тушу к краю поля, и стали устанавливать увесистую пушку за кустом, прицелом ровно над тушей. К курку привязали крепкую нить, и протянули туда же за сосну.

Самое время было устроить военный совет.

— Так, дед, как только дам команду, морозь тварь, как только можешь.

— Сильно не смогу, все ж не полнолуние, слабый я, — скрипел, едва видимый дух, — но шандарахну на всю катушку.

–Юра, после сигнала, говоришь «раз», и только после этого дергаешь за нитку. Все. По местам!

Дед, невидимым, занял место у многоствола, Юра с ниткой в руках, засел за сосну, а Иван стал взбираться на стоящую рядом.

Фома, ухая сидел, на чахлом деревце около туши, но так, чтобы его не задело пулями и крупной картечью, которыми вперемешку зарядили патроны.

Взобравшись повыше и умостившись на крепкой ветке, Иван громко свистнул, чтобы мужики, что били длинными палками, по окраине поля, все бросали и дули на подворье.

Отдаленный шум стих. Слышен был лишь шелест холодного ветра, путающегося в длинных иголках сосен. Зарево заката тускнело. Светлое покрывало, стягивало с неба вслед за зашедшим солнцем. Ветер, осыпая зерна, качал перезревшие колоски.

Мастер настроился. Он сосредоточенно пытался, сделать то, что получалось редко у него, но с легкостью выходило у твердого второго ранга. Войдя в состояние иного взгляда, Иван силился сообщиться со зрением совы.

Ничего не получалось, он начинал злиться, а когда вдруг увидел все с другого ракурса, в иных цветах и оттенках, то чуть не свалился от неожиданности с сосны. Тут же стало скашивать глаза, словно у сильно пьяного, заломило виски, но охотник пытался не потерять нить связи с Фомой.

С трудом удерживая связь, он переключился на собственное зрение и стал бросать на край поля, заранее приготовленные камешки. Иван предполагал, что у твари либо хороший слух, либо она чувствует вибрации, и, по его мнению, должна была принять шлепки камней за шаги.

Заканчивались камни, затек зад, нестерпимо ломило виски, хорошо стемнело, из–за горизонта показалась надкушенная, опоясанная диском луна. Иван решил, что задумка провалилась, и только собрался разрывать связь с филином, как у границы поля, где лежала туша, вспучилась земля.

Он бросил камешек поближе к туше, и сразу же переключился на зрение Фомы. Филин повернул голову в нужный ракурс, и его большие глазища, застыли в нужном положении.

Из земли выметнулась когтистая лапа, и, вцепившись в тушу, дернула на себя. Рывок был такой силы, что цепь, загудела и покачнулась сосна, но продетая сквозь тушу балка выдержала. Тварь подергала еще, но тщетно, и тогда перед приманкой стал вырастать холм земли.

Когда земля ссыпалась с тела, нависшего над приманкой чудища, Иван, который думал, что повидал на свете многое, и ничто его не удивит, забыл дышать, и от страха вцепился ногтями в ствол сосны.

Пора было подать команду, но он так и застыл, не в силах вымолвить не слова.

Зрение филина позволяло видеть, почти как днем, и он рассмотрел весь этот ужас в деталях.

Чудовище вытянулось метра на два из земли, при этом ноги его так и не показались. Продолжение его тела, просто уходило в землю.

Венчала тело, округлая как пистолетная пуля, состоящая из сплошного костяного нароста, без намека на глаза голова. Она была посажена на массивной шее, переходящей в узкие плечи, из которых торчали тощие, длинные руки, заканчивающиеся, лопатообразными ладонями, от которых ответвлялись длинные отростки когтей.

Торс монстра походил на человеческий, да и объемом был примерно таким–же. Спереди было некое подобие грудей, и ярко выраженные, бедра.

Короче, над приманкой нависало, нечто, что можно было назвать, земляной русалкой, но в отличие от водных дев, это чудище целиком было в костяной броне, из больших ороговелых чешуек, что сливались в единый, подвижный панцирь.

Не успел Иван опомниться от потрясения, как чешуйки на животе твари раздвинулись, оттуда показалась рука, после другая, а затем вылезло уменьшенное подобие этого чудища.

Чудовище стало издавать звуки, напоминающие громкое, кошачье урчание и поглаживать лапой голову своей уменьшенной копии. Затем острым когтем отделило кусок мяса от туши, нанизало на другой коготь, и поднесло к животу.

В маленькой головке копии, раскрылась широкая, щель, заполненная слюной и множеством мелких, острых зубов. Большой кусок мяса тут же исчез. Чудовище, снова урча, погладило головку своей громко чавкающей копии, и стало отделять от туши следующий кусок.

Это действо было одновременно отвратительным, ужасным, и завораживающим настолько, что Иван с трудом нашел в себе силы, разлепить онемевшие губы.

— Давай! — закричал он, что было сил.

Копия тут же занырнула в живот. Морозом ударил дед. Рядом стоящий куст, мгновенно покрылся инеем, а на монстре и вовсе выросли кристаллы льда.

Раз.

Многоствол грянул так громко, что дрогнула сосна, на которой сидел Иван. Облако пуль и картечи устремилось в тварь. Пушка, сорванная с места силой отдачи, повалилась набок.

Из порохового дыма во все стороны брызнули осколки льда. Чудище истошно взревело, но не одна пуля не смогла пробить крепкий панцирь. И оно будто дождевой червь благополучно втянулось обратно в землю.

— Вань, что ж ты меня на передний край то поставил? — обиженно ворчал дед. — Я ж страху натерпелся, чуть во второй раз не помер. Кабы было б чем, обгадился бы весь.

— Дед, не нуди, — попросил с трудом спустившийся с сосны бледный Иван. — Собираем манатки и быстро шуруем в усадьбу.

Хозяин не обрадовался провалу, но Иван заверил его, что будет пробовать новые методы, пока не убьет этого монстра. После чего, тот смягчился.

Усадьба стала готовиться ко сну, везде гасили свет, слуги разбредались по комнатам, а Грома оставили в спальне у детей. Подмастерье слинял, и Иван догадывался куда. Он незаметно, верней думал, что незаметно, скрылся в одной из комнат. Мастер так устал, что даже не хотел на сегодня ни о чем думать. Завтра будет новый день.

Он вышел на улицу, в ночной холод. На подворье громко пели сверчки, шумел в поскрипывающих соснах ветер, в небе повис слабо светящий огрызок, убывающей луны. За домом успокаивающе шумел водопад, от которого веяло ледяным холодом. Гасли редкие огни в окнах барака для батраков.

Иван сошел с крыльца, но вместо сеновала, усталые ноги понесли его к границе поля.

Под сапогами шуршали мелкие камушки, блестела на траве ночная роса. Остановившись, он взглянул в освещенную лунным светом даль, где шелестели пшеничные колосья.

Посреди поля, темным пятном, стояло большое, сухое дерево. Оно воздело к звездному небу сухие крючья ветвей, и слабо покачивалось в такт холодному ветру.

Не считая шелеста колосьев, стояла гробовая тишина. Тварь не убили, и вряд ли отвадили, но напугали точно. А вот, что делать дальше? Знать бы, что она такое, откуда взялась и как сюда попала? Как такое из человека породила земля? И главное, как ее теперь уничтожить?

Зная, что на каменистой почве он в безопасности, Иван расслабился, и стал пропускать через себя энергетику поля. Сам по себе активировался иной взгляд, тело стало невесомым. Сознание расширило границы восприятия, словно на тонкой грани яви и сна.

Перед рассеянным взглядом предстала совсем иная картина.

Среди колосьев, думая, что он невидим, смотря на луну, стоял дед. Лицо его сейчас не было как всегда насмешливым. На полупрозрачном старческом лице была печаль, а пустота глаз обратилась к кроваво–красной луне.

А вот само поле было страшным.

Черные от плесени колоски, оказались все изломаны, и забрызганы кровью. Вместо золотистого цвета, пшеница приняла черно–багровые тона. Из склизкой, гнойной почвы, словно из кипящей грязи вырывался черный пар. Далекое дерево приняло еще более изломанные очертания, и словно в мольбе простерло к небу изломанные ветви–руки с огромными когтями.

Все залила грязная, энергетика. Слух как будто уловил, чей то горький, безотрадный плач. А сердце сжалось, от чужого чувства страха, исступления и боли, что шло от центра поля.

Ивану привиделось, что кто–то бежит, ломая босыми ногами золотистые колосья, казалось, бежал он сам. В боку кололо от отдышки, а в животе была совершенно незнакомая тяжесть и пронизывающая насквозь тупая боль. Было очень страшно. Он задыхался. Впереди виднелись обнаженные, сухие корни. Его кто–то настигал. Кто–то, от кого веяло злобой и смертельной опасностью.

Сквозь видение прорезался отдаленный голос. Ивана настойчиво окликали. Видение тут же сорвалось, и он пришел в себя.

— Господин Мастер, вам плохо? — поинтересовался давешний знакомец, охранник с ружьем в руках, которого встречали у мельницы.

— Нет–нет. Просто крепко задумался, — ответил Иван, увидевший прежнее, золоченое лунным светом, поле.

— Задали, вижу вам загадку. Должно быть, думаете, как с нечистью этой совладать?

— Да уж, задали, так задали.

— Вы не обижайтесь, но нужно сильную ведьму кликать. Проклял кто–то страшно это поле. Она бы проклятье сняла и выкурила отсель эту заразу. Да кроме хозяйки нет таковых в округе.

— А что, хозяйка сильна?

— Да что вы! Сам видел, как Жанна от мельницы рыбоголовов отваживала. Так им шарахнула, что по сей день боятся показываться в притоке. Да и характером тоже сильная баба. Захудалую мельницу в порядок привела, наладила дело, домище вон, какой выстроила. Да вот только болеет в последнее время. Женские дела. Уехала лечиться еще до того, как это все началось.

— Думаю пора ей вернуться. Порядки навести.

— Вы правы, господин Мастер. Пора.

— Кстати, а что дерево сухое не выкорчуете? Мешает же поле сеять.

— Ну, я охрана, откуда мне знать. Это хозяйское дело. Но навроде–бы собирались. Корни подкопали, да забросили потом.

— Слушай, а до этого всего, бабы случаем не пропадали?

— Да была одна, кухарка. Все хозяину глазки строила. Так хозяйка на нее осерчала, а куда потом девалась, Бог ее знает. Бабы говорят от удушья померла. Но не тела не похорон я не видел. После нее еще одна, тоже к хозяину клинья подбивала. Но та навроде–как с утеса сорвалась. Травница наша травы там собирала, и все видела. Но тела не нашли. Река унесла. А так чтобы совсем без вести, не знаю.

Сеновал одуряюще пах полевыми травами и источал тепло. Под сеном скреблись и попискивали мыши. Марья, прижавшись к Ивану, мирно посапывала на его груди. Он легонько поглаживал ее черные шелковистые волосы, и пытался уснуть.

— Не спишь? — прошептала она проведя горячей ладонью по его груди.

— Нет. Не могу уснуть. Предчувствие нехорошее.

— Думаешь, нечисть на подворье заберется? — ощутимо поежилась она.

— Уверен, что нет, — успокоил он, обнимая ее горячее тело. — Она к полю намертво привязана. Не то давно бы всех здесь убила. Ты права. Там произошло, что–то ужасное. И ужасное настолько, что породило такое сильное и непробиваемое существо. Я более чем уверен, там убили и похоронили женщину. И мы имеем дело с ее, перерожденной в земле формой.

— То как по твоему описанию она выглядит, ужасно. Еще и паразит этот в ней.

— Когда ее убивали, то она была беременна. Именно такой страшный грех, такое ужасное святотатство, теперь отравляет землю, и поэтому она неистребима. Я думаю, единственное решение, это найти виновника и наказать.

— И что тогда? Ты думаешь, это ее успокоит? Она ведь не дух, а иная форма жизни. Перерожденная. Она будет и дальше охотиться на людей. И главное, как ты виновника собрался искать?

— Не знаю. Завтра попробую невзначай потолковать с рабочими. Может, на что и наведут, а там по цепочке. Сегодня разговаривал с охранником. Он сказал, что до начала событий, из женщин никто не пропадал. Но была пара смертей. Одна женщина умерла от удушья, другая сорвалась с высоты в реку. Со смертью первой, насколько я понял, дело замяли, а вот вторая как вариант не подходит. Травница говорит, что тело унесла река. Значит, она теперь либо рыбоголов, либо мавка, либо русалка, смотря в каком месте реки ее, застало перерождение.

— Травница, говоришь. Мне она совсем не нравится. Веет от нее недобрым. Ты бы видел, как она злобно зыркает, на женщин, на которых смотрит Валентин. Он мне улыбнулся, а я прям, явственно почувствовала, как она мне нож в печень вонзает. — Вновь поежилась Марья.

— Давай–ка спать. Завтра разберемся.

Усталость стала наваливаться, перед глазами пошли цветные узоры, а после стало затягивать в темноту.

— Вань! Да проснись же ты, — достучался до спящего разума взволнованный голос Юры.

Он открыл глаза, все еще была ночь, но по подворью метались лучи фонарей. Марья спешно одевалась.

— Юра, что случилось? — насторожился Иван, выныривая из сена.

— Хозяйский сын пропал. Весь дом кверху дном перевернули уже, на подворье ищут.

— Как? Где Гром?

— Тут со мной. Видно укатали его за день. Проспал. Парнишка лунатик, кто знает, куда мог забрести.

— Марья, ищите в стороне утеса. Юра, по дороге к мельнице. Я к полю. Бегом!

Иван бежал по окраине поля вслед за Громом. Дед говорил, что он по следам ходить не обучен, но пес, припав носом к земле, упорно шел вперед. Мастер едва поспевал за ним, держа в руках бесполезный дробовик. Вслед за мастером бежали Валентин, и двое мужиков из охраны.

Когда пес вывел их к парнишке, Валентин хотел закричать, а мужики вскинули стволы, но Иван тут же закрыл ему ладонью рот, и заставил опустить испуганных охранников оружие. Гром вздыбился и стал рычать. Иван и ему закрыл пасть, схватив рукой за обе челюсти.

Парнишка стоял на границе из камней у рыхлой земли. С закрытыми глазами, он поднял головку и совершенно спокойно, что–то тихо говорил нависшему над ним монстру.

Тварь гипнотически, покачивалась из стороны в сторону, издавая свое урчание. Она не приближалась к нему, не отдалялась, просто качалась и урчала, а малыш все говорил и говорил.

— Так, — зашептал Иван, — стволы нафиг. Ей вреда не причините, а парня зацепите. Рты закрыли и не двигаетесь. Не вздумайте кричать. Если мелкий резко проснется, то испугается и может рвануть вперед, прямо в лапы твари. Замерли все. Кто шевельнется, убью.

Проведя быстрый инструктаж, Иван без слов, надавив на таз, усадил пса и сунул ему под нос кулак. Потом убрал руку. Пес сидел, скашивая глаза на монстра, но не вставал. Значит понял.

Парнишка, по–прежнему разговаривая во сне, стал покачиваться в ритм монстру, а Иван, обмирая от страха, на ватных ногах, стал медленно, и максимально бесшумно подкрадываться к нему со спины. Очень трудно было идти на негнущихся ногах, по россыпям мелких камней, которые так и норовили хрустнуть.

Пятка, стопа медленно опускается, пытаясь почувствовать, камешки до того, как они хрустнут. Носок. И так снова и снова, пока до парня не осталось около метра.

Иван замер. Монстр на него не реагировал, но начинал замедлять ритм покачивания. Сейчас он отчетливо слышал, что тихонечко говорил парнишка.

Мастер снова видел этот кошмар наяву. Как сияет в лунном свете вытянутая голова. Как струится свет по костяной броне, сплошь покрытой мелкими, забитыми землей бороздками. Как нервно подрагивают, длинные, сильные и острые когти на обвисших руках. Как паразит, торчащий из живота монстра, пускает вязкую, блестящую слюну, из прямой как росчерк, зубастой пасти. Как он сучит когтистыми лапками, пытаясь дотянуться до мальчика.

Иван не дышал, окаменевшее лицо покрыла холодная испарина. Страшась того, что его выдаст даже громкий стук рвущегося из груди сердца, он медленно тянул к парнишке руку, и молил Бога, чтобы не щелкнул не один сустав.

Вот его палец коснулся ночной рубашки на спине мальчика. Вот он подцепил непослушную материю. Медленно зацепил вторым. Вот он уже наматывает рубашку на ладонь и крепко сжимает ее в кулак. Ноги напряглись и готовы к рывку. Иван медленно отводит в сторону левую руку. По лицу стекает крупная капля пота.

Монстр неожиданно замер и воздел лапу. В лунном свете сверкнуло отполированное, роговое покрытие когтей.

Рывок.

Рука Ивана обхватывает тело ударившегося ему в грудь парнишки и ноги отправляют их в закрученный полет назад. Свистят у лица Ивана остро отточенные когти, разрывая ухо и вспарывая кожу на виске. Удар ребрами об каменную россыпь. И тут разразился грохот выстрелов.

Закричал в крепких объятьях и стал сучить ногами проснувшийся парнишка. Кровь из ран, полученных Иваном, хлынула потоком по шее и лицу. Кряхтя и ругаясь, Валентин оттаскивал мастера крепко схватившего трепыхающегося мальчика, подальше от поля.

Тварь верещала. Она махала когтями и извивалась, не замечая отскакивающих от нее пуль. Охранники стреляли снова и снова. И тогда выступил Гром.

Без команды, он сорвался с места и ринулся на тварь. Не добегая до нее, он резко затормозил, с его черного мускулистого тела слетели сотни мелких искр, оставляющих за собой черный шлейф, и ударили в ее тело. Плеснуло силой, вспышка залила тварь.

Чудовище издало оглушающий визг, который Иван слышал днем, и мгновенно скрылось под землей. А Гром стоял вздыбленный на краю поля и победно, лаял ему в след.