Мастер третьего ранга

Дмитрий Коробкин, 2021

Спустя сотни лет после апокалипсиса, когда человечество едва восстало из руин, в мире новой эры, где больше нет войн, а земля более не желает принимать в себя мертвецов, опытный охотник на чудовищ отправляется в опасный путь. Настала пора доставить своего ученика в Обитель Мастеров. Но вместо этого нудный простак мастер-слабосилок становится пешкой на шахматной доске тайных сил. Героем третьесортного романа, который путешествуя по разоренным людоедами землям, должен слепо следовать уготованному злодеями сюжету. Что в конце тяжелого пути: счастье или трагический финал? Вам предстоит узнать к чему приведут героя дороги постоянно меняющегося, опасного мира. Содержит нецензурную брань.

11. Радушные хозяева.

Спустя какое–то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.

Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.

У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и присел за транспорт.

Гром залился лаем, который стали перекрывать учащающиеся выстрелы из сумрака леса.

— Юра, уходим от мотоцикла, ни–то его в решето превратят! — крикнул Иван и тут же подал пример, стартовав к ближайшему валуну.

Над пригнувшимся подмастерьем, градом летели пули. Они впивались в грязь. С треском срывали кору с деревьев над головой. Проносились над сгорбленной спиной, и со свистом уносились дальше в лес. Юра с бешено колотящимся сердцем, в целости добежал до валуна и шлепнулся рядом с крепко сжавшим шестиствол Иваном.

По ту сторону дороги полыхнуло, огнем, раздались душераздирающие вопли, и через несколько секунд к ним присоединился вздыбленный пес.

Ветер донес запахи паленого мяса.

— Блин, — стирая с царапины на щеке кровь, злился подмастерье, — Чего им надо?

— Спроси, — нервно пожал плечами Иван и высунулся из–за камня.

Три раза громыхнул шестиствол, послышался шлепок и вопли. Тут же в камень впились несколько пуль, мастер спрятался и дозарядил монструозную пушку.

— Зараженные, — с отвращеньем сказал он. — Их много, и они с оружием.

— Чего вам надо? — крикнул Юра из–за камня.

— Мясо, — послышалось в ответ.

Этот крик перешел в многоголосный вой, от которого стало так жутко, что подмастерье пожалел, о своем вопросе. Он вздрогнул всем телом, но еще больше он вздрогнул, когда перескочив через валун, перед ними, оказался один из зараженных, с ножом в руке.

Он успел рассмотреть лишь, воспаленную рану на пол лица, и горящие безумием глаза, а после зараженного смело выстрелом в ближайшие кусты.

Иван вставил новый патрон в опустевший ствол, и Юра, опомнившись, взвел свой пистолет. Пули над головой свистели все реже, но все ближе трещали сучья, и шлепало по грязи.

— Ну, погнали! — выдохнул мастер.

Первыми полегли те, у которых было оружие. Последний, успел выстрелить, и у уха Юры взвизгнула пуля. Рука дрогнула, он промахнулся, но заряд картечи тут же сбил зараженного с ног. Далее началась стрельба по движущимся мишеням.

Зараженные, мчались на них без страха. Их изуродованные лица искажала бессмысленная злоба. В руках были топоры, вилы, ножи, и просто обломки палок и ветвей. Они безумно вопили, не замечая, того что рядом падают, сраженные пулями и картечью сотоварищи. Они даже не замечали легких ран.

Юре было страшно на это смотреть, но он стрелял. И стрелял на поражение до тех пор, пока уже некому было бежать. Тех, что еще могли ползти, хладнокровно добивал Иван.

***

Парень стоял над одним из трупов, и отрешенно смотрел, как из–под него в грязь, вытекает алая кровь. Это была молодая девушка, с едва заметными следами заражения, лишь несколько язвочек на шее и лице. Она смотрела в небо широко раскрытыми, голубыми глазами, а волосы полностью утопали в раскисшей грязи. Лицо, еще минуту назад, искаженное яростью и злобой, разгладилось и приняло спокойно–безмятежный вид.

У Юры дрожали руки, к горлу подступил удушающий ком.

Сейчас, когда бой, да что там бой, просто бойня окончилась, до него вдруг дошло, что он только что, убил более десятка людей. Пусть зараженных какой–то заразой, но живых, простых людей. Он, не задумываясь, убивал нечисть. Но то нечисть. А здесь…

Парень выронил пистолет и закрыл глаза руками. Но перед ним было безмятежное лицо, с небом, отражающимся в голубых, неподвижно застывших глазах.

Иван отнял руки от лица, замершего подмастерья и влепил звучную пощечину. Парень пошатнулся и чуть не упал в грязь.

— Подними пистолет, — грозно рявкнул мастер.

Юра поднял, и с накатывающимися на глаза слезами растерянно смотрел на Ивана.

— А теперь вытри его и заряди! — парень машинально сделал, что было сказано, и тут же получил еще одну пощечину. — Еще раз увижу, убью придурка!

Подмастерье сунул пистолет в кобуру, и потер горящее от удара лицо. Тут же внутри разгорелась злость. Он стиснул зубы, зарычал и бросился на мастера с кулаками.

Первый удар Иван проворонил. Едва не потеряв передние зубы, он тут же увернулся, от метущегося в лицо второго кулака, и в пол силы, но ощутимо ответил ученику, ударом под дых.

Юра перегнулся, сипя, отшагнул назад. Нога оскользнулась, он сел в придорожную траву. Продышавшись, парень взглянул на мастера, уже прояснившимся, недовольным взглядом, но не сказал ни слова.

Иван слизнул выступившую на разбитой губе кровь, сплюнул ее в грязь и косо улыбнулся.

— Ничто, так не отрезвляет, как хамство, грубость, и здоровая злость. Пришел в себя истеричка?

— Да, — с недовольством ответил Юра и отвернул лицо.

Мастер присел рядом, приобнял за плечо, потом взъерошил ему мокрые волосы.

— А ты не дуйся. Не дуйся говорю. Мне тоже гадко на душе. Да, несчастные больные, люди. Но ты ведь слышал кто мы для них?

— Мясо, — ответил Юра, повернув лицо.

— Не знаю, как тебе, а мне мое мясо дорого. Оно на мне давно растет.

— Мне, мое тоже, — вздохнул парень.

— Ну вот. Так что, если видим зараженных, делаем что?

— Валим.

— Фи! Что за жаргон? — наигранно скривился Иван. — Стреляем на поражение. Это больше не люди. Считай, что это нечисть. Как ты там говорил? А, зомби.

— Принял наставник, — покорно согласился Юра.

— Вот и ладушки. А теперь, я займусь трупами, а ты, найди в мешке автомат. В багажнике как раз остались магазины к такому же. Короче заряди все магазины, заряди автомат, а магазины рассуй по всем свободным карманам. Все, выполняй!

На душе было все равно погано. Но Иван дело говорил. Юра был обязан ему многим, в том числе и жизнью, и привык доверять как самому себе. К тому же, если он хочет стать мастером, то слово наставника закон. Это хоть немного, но разгрузило его совесть. Ведь, за него, все решил наставник. А он что, он просто подмастерье. Ему сказали, он выполняет.

Пока Иван, весь вывозившись в грязи, стаскивал в кучу тела, Юра, влез в мешок и присвистнул. Куча дефицитных, штампованных патронов от нечисти с разными начинками, новехонький автомат, и дробовик, уже само по себе сокровище. Но когда он, нашел кошель, набитый золотыми и серебряными монетами, то присвистнул вторично.

Руки сразу же зачесались. Неодолимо потянуло стырить несколько монет. Юра одернул себя, и мысленно обругал. Он давно уже не вор. Теперь он честный, уважаемый человек. А обворовать Ивана, который делит с ним последний кусок хлеба, а то и просто, сам не съест, а все отдаст, парнишке, верх паскудства. Он обругал себя еще раз. Все никак не выветрится воровское прошлое.

Парень затянул кошель, и бросил обратно, загреб горсть патронов, отбросил ружейные и стал набивать магазины. И пока зарядил все магазины, чадящий черным дымом, костер уже прогорел. Ветер, разносил по лесу пепел, словно не было только что, обезображенных, человеческих тел. Чьих–то отцов, матерей, сынов и дочерей, разум которых забрала неведомая зараза.

К мотоциклу подошел Иван. Подмастерье лил из канистры воду, пока тот тщательно мыл руки, и смотрел на его хмурое сосредоточенное лицо. Все же мастеру впрямь было не по себе. Просто, он пытался это не выдавать, держал в себе, как и подобает, всякого повидавшему мужчине.

А он тут сопли развел. Юре стало стыдно. И стыдно за то, что совершил, такую дерзость, как поднять руку на наставника. За такое мастера, просто бросают учеников на произвол судьбы. Да еще после, отлученному, никто руки не подаст. Это позор. А Иван, кажется, вовсе забыл о его выходке.

— Вань, ты прости, что поднял на тебя руку, — понурив голову, сказал он. — Я пойму, если ты отречешься от меня.

— Юрка, ты дурак совсем? — усмехнулся Иван. — Я сам был молодым. Я все понимаю. И спровоцировал тебя я сам. Я других способов остановить истерику и панику, просто не знаю. Все, забыли. — Он хлопнул парня по плечу. — Давай лучше Грома покормим. Сами пока перебьемся. Ты не против?

— Конечно нет, — Юра почесал за ухом вывалившего, длинный, розовый язык пса. — Он сегодня растратился.

***

По пути к развилке дорог, встретилось еще несколько зараженных, но они просто не смогли угнаться за выскочившим на хорошую дорогу мотоциклом. Они были обрызганы грязью, облаяны псом и с бешеными лицами что–то кричали охотникам в след.

На развилке Иван свернул на земли рыбаков, которые их встретили тишиной, и обреченностью, неубранных, загнивших, пшеничных полей. Зловещей тишиной, опустевших причалов, сиротливо качающимися на резвых волнах лодками, и развевающимися по ветру, рваными сетями.

Они подъехали к рыбацкому поселку, что сгрудился, скоплением, избушек и землянок у излучины реки. Ворота распахнуты. Одна створка вовсе была оторвана и валялась на земле. По пустым улицам, ветер кружил листья и мусор. Собаки стайкой загоняли дико голосящих курей. А на избах и землянках, досками были заколочены окна и двери.

На заросших сорняками огородах, гнили никому не нужные овощи. Свиньи похрюкивая, спали в цветниках. Коза, склонив изогнутые рога, пугала тявкающую на нее шавку.

Мороз пробрал по коже от запустения. Люди покинули поселок, судя по всему не так давно, но не забрали с собой ни скот, не урожай.

— Что будем делать? — спросил подмастерье.

— Не знаю. Можем влезть в один из домов и переночевать, а можем объехать это стремное место. Дорога хорошо накатана, значит, где–то по близи есть еще поселки.

— Если там, не то же самое. Скоро начнет темнеть.

— Ты прав. Значит, расположимся здесь.

Гром, беспокоился, потягивал носом и ворчал. Но не так как, когда чуял опасность. Иван покопался в багажнике и достал небольшой гвоздодер. Он осмотрел несколько домов, приценился и решил вскрыть наиболее добротную избу. Но как только подошел к двери, то понял беспокойство пса.

От двери ему в лицо взметнулся рой, жирных зеленых мух, несло резким, трупным запахом. Иван закрыл нос и отправился к мотоциклу. Видимо в остальных заколоченных домах было то же самое.

Как было принято, во время мора, когда некому сжигать тела, умерших хозяев оставляли на столах и кроватях, повыше от земли, чтобы их не настигла участь перерождения, и заколачивали дома. Но даже это не всегда помогало. Очень редко, но бывало, что их перерождала стихия воздуха, и обязательно в нечто летучее и злое. Но это чаще исключение, нежели правило.

— Не судьба, — сказал Иван, бросив в багажник гвоздодер. — Здесь мор. В домах трупы.

— Погоди, — Юра прислушался. — Слышишь, кто–то колет дрова?

И точно, издали, раздавались удары, и треск поленьев. Иван завел мотоцикл, и направил его через поселок.

Разгоняя курей, и оставшихся без хозяев псов. Он вывез их, к настоящей крепости. Мощный частокол бревенчатого забора, смотрел в небо своими остриями, а над их пиками тянулась, такая редкость как колючая проволока. Они остановились у прочной двери, которую по виду возьмет не всякий таран.

Сначала в двери появилась щель, затем она с тяжелым скрипом, широко распахнулась и появившийся в ней парень, активно замахал рукой, приглашая их во двор.

Юра, с Иваном недолго думая закатили мотоцикл в широкую дверь, и оказались в большом аккуратном и ухоженном дворике. Вид слегка омрачали утыканные в землю, остро оструганные колья, коими был усеян весь внутренний периметр у забора. Но с тем приятно радовали глаз, раскидистые розовые кусты, которыми была обсажена аккуратная изба, в два этажа.

В нос ударил одуряющий, насыщенный запах роз, что распространялся по всему двору. Иван вдохнул полной грудью и улыбнулся парню, впустившему их, а пес напротив, скульнул и стал чихать. Юра тоже невольно скривился. Не любил он таких резких, головокружительных запахов. От них зачастую, потом болела голова.

Парень стоял, молчал и улыбался. После качнул головой и протянул руку. Иван догадался и тоже протянул руку.

— Ты слышишь? — спросил он, и парень качнул головой. — Я Иван Безродный, мастер. — Крепко пожал он ему руку. — А это мой напарник, Юра.

Парень снова качнул головой и с улыбкой протянул мозолистую руку Юре. Юра догадался, что парень немой, пожал ему руку, снял с шеи автомат, и сунул в багажник. Пистолет, он по привычке оставил при себе.

Из–за дома, спешно вышел плечистый, бородатый мужик, с увесистым колуном в руке. Юра тут же потянулся к пистолету, но мастер остановил его движение. Мужик прислонил колун к срубу избы и подошел к охотникам.

— Здравствуйте люди добрые! Вы кто, откуда, и куда путь держите? — спросил он, протянув Ивану здоровенную лапищу.

Иван закатал рукав, показал ему клеймо мастера, и пожал такую же грубую и крепкую ладонь, как и у парня.

— Мастер, Иван Безродный. Это мой напарник Юра. Едем в столицу.

— А не тот ли Иван Безродный, из выживших героев «Большой Зачистки»? — прищурившись, поинтересовался мужик.

Юра уже открыл рот, чтобы подтвердить «да тот самый» но по едва уловимому выражению лица наставника, понял, что не стоит. Иван хвастовства не любил.

— Нет, — заулыбался Иван. — Однофамилец. У нас в цеху половина мастеров Безродные. К тому же четверть из них Иваны, — съехал с темы он и переключил разговор на более насущную тему: — Мы вот хотели в поселке переночевать, но я так понимаю здесь мор?

— Правильно понимаете господин мастер. Вымер поселок, одни мы здесь и остались, — горестно вздохнул мужик. — Меня зовут Федор, а это мой сын, Степан. Вашему брату мы всегда рады. Будьте нашими гостями. Милости просим в дом!

Иван с подмастерьем, посбивали с обуви высохшую грязь, отряхнулись, и поднялись по крыльцу вслед за хозяевами. Оставив обувь в сенях, благоухая мокрыми, пропотевшими носками, они вошли в прихожую, что являла собой кухню, и столовую одновременно.

У закопченной печи занимались домашними делами две женщины. При виде входящих чужаков, они тут же насторожились, и надели марлевые повязки, скрыв лица так, что видны, остались лишь глаза.

— Прошу проходите, — говорил Федор. — Это моя сестра Дарина, и моя дочь Оксана. А это. — Указал он на охотников. — Господа мастера.

Женщины поклонились, и, опомнившись, сняли повязки с лиц. С неожиданно красивых, обворожительных таких лиц.

Юра заметил, как у Ивана, сразу заблестели глаза. Он негодяй едва не облизнулся, смотря на приветливую улыбку Дарины. Вот же бабник. Всю дорогу он украдкой вздыхал по Марье, и тут вдруг разом отпустило.

Иван одернул куртку и подтянулся.

— Иван Безродный, — заворковал он. — Можно просто Ваня. А это мой напарник, Юра.

— Очень приятно, господа мастера, — улыбнулась еще ослепительнее Дарина. — Вы как раз вовремя, у нас ужин поспел. Присаживайтесь к столу! Оксана, накрывай на стол!

Оксана лукаво стрельнула в подмастерье зелеными глазками, и, виляя аппетитными бедрами, заточенными, в расшитый красными узорами сарафан, принялась расставлять посуду на большой, дубовый стол.

«Ой–ой, — подумал подмастерье. — А я–то ведь не лучше Ивана. Ух, хороша ведь чертовка. Правильно говорит наставник, что судим всех, по себе».

— Ой, — вдруг опомнился Иван. — Простите, но мы наверняка, будем вынуждены отказаться. Мы с дороги, все по уши в грязи. Нельзя таким за стол.

— Федор, — властно обратилась к брату Дарина, и сразу стало ясно кто в доме хозяин. — Придумай что–то.

— Если господа не побрезгуют, то мы дадим вам свои чистые вещи, а ваши…

— Мы почистим и постираем после ужина, — окончила звонким голоском, Оксана, которая, выставив ладную попку, в направлении гостей, расставляла посуду.

Юра пытался отвести взгляд, не смотреть, но «внутренний кобель», как называл это наставник, словно ухватил за челюсть, и не давал отвернуть головы. Юра сдался. С кобелем иногда трудно спорить. Было в этой девушке нечто такое, притягательное.

Теперь она, склонившись над столом, расставляла тарелки, с другой стороны. Молодая, упругая грудь в широком вырезе, качалась в такт ее движениям. И внутренний кобель, взяв за само существо, полностью перетянул бразды правления разумом на себя.

Отвиснуть челюсти, и потечь слюне, не дал Иван.

— Юр, — толкнул он легонько подмастерье локтем. — Идем.

— Куда? — не понял Юра.

— Приведем себя в порядок, — улыбнулся Иван.

Заливающийся краской Юра, даже быстрей мастера, поспешил отвернуться и последовать вслед за Степаном, что вел их на улицу. Иван, идя за спиной, предательски похохатывал, и подмастерье чувствовал, как горят щеки от стыда. Но все мгновенно выветрил ударивший в нос, насыщенный, розовый запах. Юра бессознательно плямкнул, словно ему в рот капнули розового масла, и скривил свое веснушчатое лицо.

Пес мирно дрых в люльке. По двору бегали куры, утки, гуси, от одного из них даже пришлось отбиваться. Противно гогоча он бросился на подмастерье, и пока не получил несколько пинков, не успокоился.

Степан подвел их к летнему душу, который представлял собой деревянную будку, с таковой же кадкой, венчающей его крышу.

Не прогревшаяся холодная вода мигом смыла все пошленькие мыслишки, обращенные в адрес смазливой хозяйской дочки. Теперь ухая, фыркая и дрожа, Юра смывал с себя пыль, грязь, а с тем и напряжение, после тяжелого дня. В голове стало пусто, до звона в ушах.

Искупавшийся и переодевшийся прежде подмастерья Иван, должен был ждать с полотенцем и одеждой за дверью. Когда подмастерье, вытирая стекающую в глаза воду, открыл дверь и протянул руку, вместе с полотенцем он получил звонкий смешок.

Юра мигом разлепил глаза, и наткнулся на оценивающий взгляд, скользящий по его мокрому телу. Зеленоглазая бестия ему подмигнула, а парень в панике тут же захлопнул перед ее носом дверь.

— Эй, мастер, а одежду? — весело прощебетала она.

В узкую щель, приоткрывшейся двери высунулась, покрытая мурашками рука. В нее вместо одежды легла теплая мягкая ладонь. Рука замерла, затем ладонь развернулась, парень изобразил, знак нет, и снова выставил ладонь. Наконец, рука ощутила, ткань. Дверь снова захлопнулась.

— Я не мастер, — пробубнил спешно вытираясь Юра.

— А кто же? — прозвучало из–за двери.

— Подмастерье.

— Это как?

— Я будущий мастер, — гордо сказал парень, натягивая портки.

— Ладно, будущий, — хохотнула она. — Поспеши. Иначе начнем без тебя.

Послышались удаляющиеся шаги, и Юра облегченно вздохнул.

***

За окнами, сгущались сумерки, на столе появились свечи и масляная лампа. Юра, насытившись искоса поглядывал на Оксану, а та напротив, накручивая на пальчик, золотящийся в свете свечей локон, без стеснения пялилась на него, во все свои зеленые глаза.

Он нашел силы оторваться от ее смазливого личика и окинул взглядом всех собравшихся.

Федор, уже вдрызг напившись, клевал носом. Степан, отрешенно смотрел на мерцание свечей. А Иван…

А вот Иван не был похож сам на себя. Он сидел около Дарины, и травил ей какие–то байки, без конца сыпал комплиментами, и пылко смотрел в ее серые с черной окантовкой глаза. Она со снисходительностью улыбалась в ответ. На ее ярко алых губах, отражался блеск свечей. Дарина не отталкивала мастера, но и держала определенную дистанцию. А Иван вон из кожи лез, дабы ей понравиться. Кажется, и выпил немного, но вовсе мужик одурел. Глаза его лучились в тусклом свете, они горели желанием, и были обращены, то на ее губы, то Дарине в глаза.

Юра диву давался. Иван клеился к ней словно юный, пылкий пацан, а не серьезный мужчина.

Степан, как–то незаметно, тоже успел опьянеть, и теперь смотрел осоловелыми глазами в темное окно.

Юра, избегая смотреть на Оксану, набрал обглоданных костей, выбрался из–за стола и вышел во двор.

Гром, был необычайно спокоен, но почему–то не хотел выбираться из люльки. И подмастерье ссыпал кости ему туда. Прохладный вечерний ветерок, разметал едкий розовый запах.

Они снова забыли, про Фому. Он нахохлился и ухая, перетаптывался в своей переноске.

Юра открыл дверку. Фома вышел на сиденье мотоцикла, и смотрел на подмастерье во все глаза. Поскольку про него вечно забывали, то у Юры угостить его было нечем. Но филин не улетал. Парень погладил его грубые перышки, коснулся пальцем клюва, за что Фома тут же попытался его ухватить.

Филин встревожился, нахохлился, и выглянул за спину Юры. После чего вспорхнул, и улетел прочь. Юра оглянулся, но там не было никого.

В розовых кустах, превратившихся в шелестящие, темные пятна, пели сверчки. Светлячки выбрались на фундамент дома, и засветились, зелеными искорками. С раскинувшейся невдалеке реки слышалась многоголосная перекличка лягушек.

Но было как–то тревожно. Нет, его не пугал, опустошенный мором, поселок под боком. И возможные в нем призраки и перерожденные. Что он моровиков не видел. Видел, и этот был далеко не первым. Вокруг надежные стены. Сейчас они были в относительной безопасности. Но глодал сердце червь беспокойства.

Так он стоял, слушая звуки ночной природы, потеряв счет времени. На плечо легла чья–то рука. Юра вздрогнул и обернулся. Это была Оксана. Подмастерье так задумался, что не услышал, как она подошла. Так ведь и недолго без головы остаться.

— Чего грустный такой, подмастерье? — тихо спросила она.

— Да так, просто. Природу слушаю.

— Там все разошлись. Мы уже и вещи ваши постирали. А ты все тут торчишь. — Она влезла на сиденье мотоцикла, но тут же спрыгнула. — Фу, сырое. И так руки замерзли, — протянула она их Юре.

Он нерешительно взял ее ладони, которые действительно были влажными и холодными. Она, не выпуская рук парня, крутнулась, и прижалась спиной к его груди. И так ловко у нее получилось, что руки Юры, сомкнулись на ее животе. Парень перестал дышать. Сердце затрепетало.

— Ну что ты дрожишь как зайчик? Нерешительный такой, — игриво говорила она. — Просто крепче обними, так теплее. Я ведь тебя не жениться на себе заставляю.

— У Мастера одна семья, — выпалил неожиданно для себя Юра. — Это братство.

— Ну, ты же не мастер. Сам сказал. Да ладно–ладно не напрягайся. Я же шучу. — Оксана крепче сковала себя его руками. — Давай помолчим. Я тоже хочу слышать, то, что слышишь ты.

В тот момент, Юра не слышал ничего, кроме отдающего в висках, сердца, и словно впитывал исходящее от ее тела, необычное тепло. Она будто напитывала его энергией. Оксана легонько раскачивалась, и Юра раскачивался вместе с ней. Он вдыхал запах летних трав и душистого меда, что источали ее золотистые локоны. Ее манящая шея была так близко, что он чувствовал исходящее от нее тепло губами. Но он не решался ее поцеловать.

— Как хорошо! — сдавленным голоском сказала она, и будто всхлипнула. — Но пора. Пора в дом.

— Ты чего, Оксан? — Юра развернул ее к себе лицом, в отсветах из ближайшего окна, на ее щеках блеснули слезы. — Оксана, что случилось?

— Ничего–ничего, — смахнула она слезинку. — Пора отдыхать. — Оксана провела отогревшейся ладонью по его раненной щеке. — Холодно. Идем в дом.

Федор, со Степаном в усмерть пьяные, уже видели десятый сон, похрапывая на лавках, Оксана сразу–же поспешила куда–то исчезнуть. Юре, стало даже как–то неуютно и холодно, без нее.

Свечи были погашены. Стол убран. У печи развешенная, весела их мокрая одежда. На столе сиротливо помигивала масляная лампа. Юра взял огарок свечи, зажег, и, освещая себе путь, тихо пошел наверх, в выделенную хозяйкой комнату.

Он догадывался, что Ивана там не окажется. Так оно и было. Вторая кровать, которую должен был занимать мастер, была даже не разобрана. Парень хмыкнул, но укорять наставника не стал, сам ведь такой.

Он не стал разбирать кровать. В доме было не холодно. Юра достал подушку из–под покрывала, бросил ее поверх всего, и лег, заложив руки за голову. Пламя свечи исполняло свой медленный танец. В стекло на его свет, стучался крупный мотылек. Пора было спать. Но глаза не смыкались. Юра не находил себе покоя.

Скрипнула дверь.

— Ты не спишь? — послышался осторожный шепот.

— Нет, — так же шепотом ответил Юра.

— Можно войти?

— Конечно же.

Оксана тихо притворила за собой дверь. Она пыталась улыбаться, но в отблесках свечи в ее глазах плескалась грусть. Она присела на кровать рядом с Юрой и нежно провела по его раненой щеке.

— Ты хочешь, — нерешительно прошептала она. — Ты хочешь быть со мной?

— Ты ведь знаешь, что да, — ответил Юра. — Но ты… Ты такая хорошая. Я не хочу, чтобы это был просто… Просто секс. Ты мне очень нравишься. — Он улыбнулся. — Я не хочу остаться, в твоей памяти, как просто залетный подмастерье. Так что давай, не будем переходить черту.

Оксана с недоверием посмотрела на него. Но после в ее глазах прибавилось грусти.

— Ты такой милый, — с трепетом в голосе сказала она. — Ты не просто залетный. Ты мне нравишься. Ты такой необычный.

Юра поцеловал ее ладонь. Ее кожа, как и волосы, пахла летними цветами с нотками меда и была нежной словно шелк. Ему так не хотелось ее отпускать, так хотелось, чтобы она просто гладила его, покрытое шрамами и усеянное веснушками лицо.

Она склонилась к нему и неожиданно, неумело поцеловала его в губы. Его лицо полностью скрыла копна ее золотистых волос. Оксана целовала его снова и снова, и все страстнее, и уверенней. Юра не успел опомниться, как она уже взобралась на него.

Он почувствовал ее горячие губы на своей шее, ее горячий влажный язычок. Сердце рвалось из груди. Запах ее волос заполонил собою все пространство. Ее губы прикоснулись к его уху.

— Ты будешь первым, — очень тихо прошептала Оксана.

— Может не надо?

— Я хочу.

Она запустила руку под рубашку. Стала гладить его вздрагивающий от возбуждения живот, и когда ее рука достигла груди, дальнейшая история резко изменила курс.

Оксана с изменившимся лицом, взгромоздилась над ним, и стала спешно расстегивать верхние пуговки его рубашки. Но у нее не получилось, и она просто потянула за виднеющийся шнурок. В ее руке оказался оберег.

— Ты не под чарами, — едва не воскликнула она, и перешла на шепот. — Я, правда, тебе нравлюсь. — Ее лицо словно озарилось. — Ты друг Пращура!

— Да. Очень нравишься, — ответил, непонимающий что случилось Юра.

Она словно в безумстве расцеловала его удивленное лицо. И тут же положила ладонь ему на губы.

— Тихо, — зашептала она. — А теперь внимательно слушай. Я не человек. И я в плену. — Юра округлил глаза и дернулся, но она не дала привстать — Тихо говорю. Я не хочу тебе зла. Я лесавка. Хозяйка заключила меня в физическом обличье. Вот, видишь клеймо? — Оксана показала след от ожога на плече. Юра покачал головой. — Я вынуждена ей служить. Она как вы их называете… а, кукловод. — Парень едва не скинул ее с себя, но она его удержала. — Тихо говорю! Иначе нам конец. Федор со Степаном оборотни, а в подвале куча вооруженных костомах. Сейчас они окружают дом. Оберег не дал тебя одурманить, в отличье от твоего друга. Он полностью в ее власти. И сейчас, она медленно его осушает.

Конец ознакомительного фрагмента.