Мастер третьего ранга

Дмитрий Коробкин, 2021

Спустя сотни лет после апокалипсиса, когда человечество едва восстало из руин, в мире новой эры, где больше нет войн, а земля более не желает принимать в себя мертвецов, опытный охотник на чудовищ отправляется в опасный путь. Настала пора доставить своего ученика в Обитель Мастеров. Но вместо этого нудный простак мастер-слабосилок становится пешкой на шахматной доске тайных сил. Героем третьесортного романа, который путешествуя по разоренным людоедами землям, должен слепо следовать уготованному злодеями сюжету. Что в конце тяжелого пути: счастье или трагический финал? Вам предстоит узнать к чему приведут героя дороги постоянно меняющегося, опасного мира. Содержит нецензурную брань.

3. Злая переправа.

Уже в сумерках, мотоцикл остановился у пограничного столба, предупреждающего о том, что нужно приготовить документы и «подорожную» либо готовить деньги за уплату проездного.

Проще говоря, за мостом, вам вывернут карманы и обворуют. И это все под благовидным предлогом пошлины за проезд.

За столбом располагался отрезок дороги, по обочинам которой в петлях, болтались исклеванные воронами мертвецы: воры–рецидивисты, убийцы и контрабандисты.

Далее, за этим «живописным» пейзажем, примыкая к городу, стоял, чудом сохранившийся со времен старой эры, крепкий бетонный мост, а под ним плескалась бурная река, у притока которой они отдыхали днем.

Мастер отвинтил крышку топливного бака. В нос тут же ударил запах едреного спирта, с не менее дурно пахнущими добавками. В черном жерле бака не видно было ни зги. Он покачал тяжелый агрегат из стороны в сторону, и попытался определить количество топлива на слух. Из утробы железного коня раздался слабый плеск.

Зазевавшийся подмастерье чуть было, не свалившись, охнул и соскочил с сиденья. Затрепыхался в переноске филин, и издал недовольный писк.

Пока парень разминал затекшие косточки, Иван сменил осточертевший доспех на куртку, и принялся кормить из мятой баклажки старого, верного «ослика» остатками спирта. В вечерней прохладе щелкал остывающий двигатель. Под весом взобравшегося обратно мастера жалобно заскрипели ржавые рессоры.

Юра от безделья принялся вычищать набившуюся в треугольный клин отбойника траву. Отбойник значительно утяжелял конструкцию и без того громоздкого мотоцикла, из–за чего медленный агрегат терял в скорости, но в степи он был необходим. Рамочный клин, будто утюг, приминал перед мотоциклом траву, и она не забивалась в колесах. К тому же способен был хорошо наподдать мелким тварям, что любили выпрыгивать из высокого степного сухостоя прямо в лица беспечным ездокам.

— Не прошло и полгода, — недовольно бросил подмастерье на встречу появившемуся спустя десяток минут псу.

— Если сможешь бежать быстрей его, то можете поменяться местами.

— Нет уж, — отмахнулся парень и влез на сиденье, но наставник и не думал ехать вперед. — А теперь кого ждем?

— Я думаю.

Гром на недовольство Юры не реагировал никак. Отдышавшись, он прошел к мосту, потянул носом, и рванул обратно к мотоциклу, подальше от запаха разлагающихся тел.

— Вот видишь, — наставительно поднял палец Иван, — даже Грому этот вонючий городишко не по душе. А ты все заладил, через мост да через мост. У тебя денег много, чтобы платить охране за проезд? Да еще обшманают все, и обязательно, что–то сопрут. Объедем.

— Опять? — обреченно простонал подмастерье. — Мы там прошлый раз все патроны оставили. А меня так вообще чуть не утопили.

— Ну не утопили же, — хмыкнул наставник. — Так, не ной. Едем к переправе.

Иван развернулся, и поехал обратно, но за поворотом заглушил мотор. Погасив тусклую фару, он съехал на едва приметную тропку, уходящую вниз, в густой лес, что раскинулся на берегу.

Они проехали в кромешной тьме всего десяток метров, как вдруг грозно зарычал идущий позади Гром. В лицо Ивану уставился тусклый луч масляного фонаря. Пес стал рычать злее и двинулся вперед. В ответ на это в темноте защелкали ружейные затворы.

Иван осадил пса. Гром послушно замолчал и ушел в тыл. Все так же светя в лица фонарем, на дорогу ступила неясная фигура.

— Кто такие? Че вам тут надо? Так, разворачивайте драндулет и дуйте отсюда, не–то на месте положу.

— Тихо Сема, не шурши, — послышался знакомый голос из темноты. — Я их знаю. Ну–ка пропусти.

В полоску света ступил низкорослый парень, облаченный в самый дешевый кожаный доспех. Но рост его мало кого мог обмануть. Силу и ловкость выдавали широкие плечи и оголенные крепкие руки, а довершал его образ, покоящийся на плече, увесистый, самопальный автомат.

— Здоров будь мастер! — дружелюбно улыбнулся он.

— И тебе поздорову, Никита, — вернул улыбку Иван.

— Никак по лупоглазым заскучали? Или в Заречье нечисть вся перевелась, и решили за нашу взяться? О, пацан! Живой еще, не угробил тебя наставник?

— Так, чай не пальцем деланый, — задорно отозвался подмастерье из–за плеча, — нарисовался, хрен сотрешь!

— Добро–добро пацан, — подмигнул ему знакомец, — так и надо. И все же, чего пожаловали то?

— Да как обычно, на тот берег хотим. И желательно сегодня.

— Ну да, о чем это я? — хмыкнул Никита. — Засиделся я тут Иван. Туплю уже. Три дня паром таскал, а сегодня вот сослали шушеру всякую отсюда гонять. А так домой охота, да к женке под бочок. — Вздыхая жаловался мужчина. — Короче, сами все знаете, что и куда. — Махнул он рукой и повернулся к скрывающимся в кустах бойцам. — Лысый, передай по цепочке, что едет мастер, пусть не тормозят.

В кустах тут же зашуршало. Было слышно, как хрустят ветки, и кто–то удаляется вниз.

— Спасибо Никита, — поблагодарил Иван и пожал знакомому крепкую руку. — Это тебе. — Он достал из сумки горсть особых патронов и ссыпал их парню в ладонь.

— Разрывные, с адской пылью! — обрадовался мужчина, рассмотрев в тусклом свете насечки и желтый наконечник на пулях. — Вот это подгон! За это завсегда спасибо!

— Только по людям ими не стреляй.

— Да где тут люди? Торгаши, да нечисть, что по кустам шатается. Спасибо. — Он ссыпал дефицитные боеприпасы в кожаный кошель на поясе. — Хороший ты мужик Иван, с пониманием. Ну, давай, топчи землицу еще много лет!

— И ты будь здоров, дружище! — хлопнул Иван парня по плечу и осторожно покатил мотоцикл дальше по заросшему склону.

Далее, как и было обещано, их никто не тормозил. Лишь изредка в кустах раздавался треск сучьев да порыкивал на это бредущий позади пес.

Через несколько минут осторожного спуска в кромешной тьме, мотоцикл выкатился на залитый лунным светом, поросший осокой и камышами берег, где был виден небольшой костер.

— Опа–опа, и кто это к нам пожаловал? — раздался наигранно, бандитский голосок. — Безродный, и бездомный. Сплошная нищета, — воскликнул угловатый, лысый как колено, пожилой мужик, с пистолетом, заткнутым за ремень, и направился на встречу.

— Хех, так эти оборванцы сто процентов наши! — послышалось из–за костра, у которого сгрудились бородатые, бандитской наружности, звероватые мужики.

Иван поставил мотоцикл на подножку и пошел на встречу. Подмастерье закинул на плечо рюкзак и последовал за ним.

— Здоров паромщик! — без всяких обид, искренне поприветствовал Иван, пожимая здоровенную будто лопату, грубую и мозолистую ладонь. — Ну как тут поживает ваша Злая Переправа?

— Да все злее и злее день ото дня, — оставив кривляния, посетовал паромщик. — Привет Мастер! — Он отпустил руку Ивана и приобнял подмастерье. — Здравствуй племяш! Живой! Ты гляди–ка, как отъелся, ты чем его кормишь Иван?

— Чем придется. Сам знаешь наш труд.

— Да уж, собачий, как и наш.

Место, куда они прибыли было лагерем контрабандистов. Хотя контрабандистами они были лишь для местных феодальных городов, в которых восседали, жадные до чужого добра самозваные князьки.

Эти города выросли за счет того, что у одного сохранился мост, через полноводную бурную реку, а у другого в самом узком месте была хорошо налажена переправа.

И там, и там, караваны за переправу облагали чрезмерно большими пошлинами, подворовывали товар, постоянно пытались обмануть и навариться на торговцах как можно больше.

Объехать эту реку было невозможно.

Она брала свое начало в непроходимых болотах, по пути дополняясь множеством приток, и разделяя твердь на многие сотни километров, уходила дальше, в мертвые земли, которыми стали разрушенные мегаполисы.

Болота помимо того, что были не проходимы, так еще и населены вездесущей нечистью. А крюк через мертвые земли мало того, что, был затратным, так к тому же, смертельно опасным. Много кто отправлялся разведать те места, но никто не возвратился назад.

Ходили легенды, о том, что там живут злобные, уродливые гномы. Якобы обиталищами им служит канализация. Едят они крыс, а вместо воды пьют токсичный фильтрат. По поверхности бродят страшные звери, которых в новых землях никто сроду не видал, а в водоемах плавают огромные змеи, способные целиком заглотить лошадь. Много легенд ходило о тех таинственных местах. Но некому было рассказать, как там все на самом деле.

Естественно такая постановка дел, торговцев в корне не устраивала, и они стали искать иной выход.

Так стали появляться нелегальные переправы. Но самой надежной была эта, которую прозвали Злой. Между двух жадных городов, за приемлемую цену, по ночам здесь перевозили через реку всех желающих. А паромщики, стали преступниками–контрабандистами, приговоренными к смерти в обоих городах.

Если бы не протеже, Иван никогда не узнал бы, об этом месте.

Как–то, после того как, они, проехали один из этих городов, и были ободраны как липка, охранниками, которые к тому же умудрились спереть у Ивана автомат, Юра вспомнил невзначай, что есть тут, у его дядьки, которого давно не видел тайная переправа. Мол, слышал, как–то о родиче от воровской братии. Но переправляться здесь Юра не любил. Название свое переправа получила не зря.

Иван с подмастерьем, сидели, греясь у костра, вместе с мужиками, рядом отдыхал дремлющий Гром. Пес так устал, что даже не замечал запаха поджариваемой на огне еды, и мирно сопел, время от времени подергивая задней лапой.

В стороне на ящиках и баулах, сидели торговцы со своей охраной. Они искоса поглядывали на грубых мужиков, ожидая часа отправки на другой берег, и в полголоса, о чем–то переговаривались между собой.

В небе к зениту катилась, затянутая мутной поволокой, полная луна.

Иван, заметил, как купцы стали нервно озираться, а их охрана, тихо защелкала затворами оружия. То один вскричал, подпрыгнув словно ужаленный, то другой. Третий, вообще дрыгая ногами, повалился с тюков. Охрана стала прикрывать своих хозяев, ощетинившись стволами которые не знали, в какую сторону смотреть. По спине пробежал, уже знакомый холодок.

Пока, подмастерье рассказывал дяде весьма преувеличенные байки о своих приключениях, Иван сделал вид, что пошел отлить, и направился в темные кусты.

— Дед, ты тут? — тихо позвал он.

— Тута. Где ж мне еще быть.

— Полтергейст, ты что творишь? Эти придурки сейчас перенервничают и палить начнут. Всем достанется кроме тебя.

— Ты бы слышал, чего эти паршивцы о простых людях говорят, да какими словами вас обсуждают, сам бы их пострелял, — распалился дед.

— Забей. Не обращай внимания на этих козлов. Нам главное не сорвать переправу. Я знаю, тебя неизрасходованная сила распирает, но придержи ее при себе. Когда доберемся до спокойного места, дам тебе душу отвести. Обещаю.

— Ну, хорошо, — недовольно проворчал невидимый дух. — Пущай живут. Но смотри, ты обещал.

— Слово мое знаешь. Обещал, сделаю.

Когда он вернулся к костру, то мужики сгрудились вокруг его подмастерья, развесив уши, а он старательно развешивал на эти самые уши длиннющую лапшу про всякие ужасы, что путешествуя с мастером, видел и слыхал.

Иван заулыбался, но осаждать протеже не стал, и тот, с его немого согласия продолжил самоутверждаться в кругу не менее бывалых мужиков.

Это в его возрасте нормально. Пусть лучше так утверждается, забивая баки доверчивым работягам, чем, как иное зверье, разбойничая на дорогах да насилуя беспомощных девчонок в городских подворотнях и маленьких деревнях.

Пусть Юра и был раньше воришкой, но то было не от хорошей жизни. Куда еще мог податься никому не нужный беспризорный пацаненок, на которого всем и каждому плевать?

— Все, пора работать мужики! — воскликнул паромщик, хлопнул ладонями себя об колени и встал из–за костра. — Вас мы под конец перевезем, ты не против? — Обратился он к Ивану.

— Да без проблем.

— И так висельники, за дело! Все патрули уже давно девок по трактирам тискают. Так что, в путь! Эй, купцы, грузись на паром по очереди! По одному! Куда толпой претесь?

Закипела работа. Работяги извлекли притопленную грузилами на дно реки веревку и стали крепить в кольца вдоль парома. Из камышей появились, непонятно к чему, свежеструганные весла. Каждый взял по одному и пошел грузиться на паром.

— Потап, на кой черт вам на пароме весла? — удивленно спросил паромщика Иван.

— Это брат мастер, ново–хаву! Заговоренные осиновые весла, лучшее средство от лупоглазых. — Паромщик сделал вид, будто замахнулся и ударил по воде. — Надоело на этих гадов патроны переводить. А это один купец подсказал, даже денег не взял. Жалко утоп бедолага.

— Значит, хороший был человек.

— Ты прав Иван. Говно не тонет, — ответил Потап, закинув весло на плечо, и отправился на свое рабочее место.

Уже несколько часов от реки доносилось дружное: «эй дубинушка, ухнем». Темное пятно парома ползло по лунной дорожке широкой реки, а после начали раздаваться выстрелы, и хлопки весел по воде. Спустя какое–то время все стихло. Возобновилось удалое «у–у–ух» и замерший было паром, снова сдвинулся с места.

Так повторялось в каждый заход. Ближе к средине реки, тупые лупоглазые, или как их еще называли рыбоголовы, начинали плавать вокруг парома, с целью поживиться человеческим мясцом.

Рыбоголовы были перерожденными: мертвецами, которых оживляла земля, а стихии, в которые попадало тело, уродовали, каждая на свой лад.

Эти, получались из утопленников. Переродившись в воде, они становились гуманоидами, с чешуйчатой, склизкой кожей, пастью полной мелких, острых зубов и рыбьими головами с выпученными глазами по бокам.

Натрескавшись рыбки, они вообще–то были душевные ребята. Плескались себе в водоемах, пугали русалок, но лишь до тех пор, пока в обозримом пространстве не появлялся человек.

Чего–чего, а любовь к человечинке, у лупоглазых было не отнять. Ради двуногой добычи они готовы были упорно лезть под пули, рвать жабры, терять конечности и свои выпученные глаза. Лишь бы достать, урвать и утянуть под воду хоть кусок человеческой плоти.

И были они настолько напористы, что не чувствуя боли, нападали до тех пор, пока хорошенько не оглушишь, или не прострелишь их рыбью башку.

Плавали они очень быстро. От того стрелять по плывущему рыбоголову, было переводом патронов впустую. Все равно что, уподобляться разгневанному царю Ксерксу и хлестать море плетью. Эффект, был примерно тот же.

Но все было не так уж и худо. Одно дело выдернуть рыбака из узкой лодки, а вот стащить с большого плота, было уже куда трудней. На суше они были косолапы и не любили покидать свою стихию. Пока между человеком и водой было, хотя бы метра полтора суши тварям было лень нападать на свою жертву. Ну, право, зачем же тратить силы на того, кто может убежать или дать сдачи из выгодного для себя положения?

Выпустив из переноски бедного Фому, про которого совсем забыл, Иван стал готовить мотоцикл для транспортировки. Потап, как для частого клиента, даже смастерил, для его железного коня специальные держатели. Их как раз вынесли из кустов на берег и поставили у причала. Иван осмотрел добротную конструкцию, и решил, что накинет Потапу сверх символической платы несколько монет. Хороший мужик. Заслужил.

Паром с купцами «с той стороны» причалил, гулко стукнувшись о камни. Часть мужиков отправилась, отдыхать к костру, откуда потянулись обратно их сменщики.

Иван закатил на паром мотоцикл, который тут же закрепили теми самыми держателями, следом на паром зашел Гром, а за ним скисший Юра, ненавидевший мерзких рыбоголовов всей душой.

Иван встал у каната и приготовился тянуть его вместе со всеми. Но подошел, Потап, отстранил его, сунув в руки увесистое весло, а после отправил караулить лупоглазых.

Под раскатистое «э–э–э ухнем» без приключений добрались до средины реки, где следовало удвоить бдительность. Но ничего не происходило. Лишь несколько раз плеснуло в темноте за бортом и все.

— Слушай, Иван, — позвал обливающийся потом паромщик, — давно хочу спросить.

— Ну, — отозвался мастер, крепко сжимая весло и внимательно вглядываясь в волны, бросающие в глаза отблески лунного света.

–Тебе лет–то, как и мне, но я вон сед уже, и морда как груша сушеная, а ты все как семнадцатка.

Мужики, натужно пыхтя стали похохатывать.

— Где ты сед? — обернулся Иван и воззрился на блестящий в лунном свете лысый череп Потапа.

— Где надо, — ухмыльнулся паромщик. — Так вот к чему я, — он быстро смахнул пот со лба, — вас в Обители такими делают, или вы препараты какие–то принимаете? Поговаривают, что вы что–то там извлекаете секретное из трупов перерожденных тварей, а потом употребляете.

— Я тоже такое слышал, — хохотнул Иван, возвращаясь к наблюдению за рекой.

— Значит правда?

— Нет. То, что мы извлекаем, употреблять будет только самоубийца. Да и законы общие знаешь. Кто употребляет плоть перерожденных, приравнивается к каннибалам. А с каннибалами у нас разговор короткий. Веревка, петля да сук покрепче.

— Ну, вам–то, мастерам во всех княжествах некоторые законы не писаны.

— Этот закон одинаков для всех, — не оборачиваясь, сурово ответил мастер.

Бледный от качки подмастерье слушал их молча, и хотел было намекнуть дядьке, что Иван некоторых тем не любит, но в сумраке рассмотрел на его лице ехидную усмешку. Он понял, что тот по привычке язык чешет, чтобы разнообразить нудную работу.

— Ну, Вань, ты мне друг? — жалостливо продолжал паромщик, тем временем весело подмигивая племяннику. — Раскрой секрет. Ведь старею.

— Стареет он, — косо ухмыльнулся рядом тянущий канат бородатый мужик. — Моя баба в жизни так не визжала подо мной, как твоя кажну ночь. Потом полночи псы по селу лают, да серут с перепугу раза в три больше положенного.

— От того он Ваньку и донимает, — встрял другой. — Если у Потапа хрен завянет и повиснет, так он повесится вслед за ним.

Дружный гогот разнесся над резвыми волнами. Впереди из темени стал вырисовываться залитый тусклым светом причал. И когда до берега оставалась дюжина метров, мужики снова весело запели свое «у–у–х», и даже сошла бледность с лица подмастерья, в дно парома грохнуло что–то большое.

Пес от испуга залаял, Юра в панике схватился за держатели, а мужики, крепко вцепились в канат. Иван, отпрянув от края парома, догадался, что это было, но молил Бога, чтобы это оказалось, не то, о чем он подумал.

В дно снова ударило. На сей раз так ощутимо, что паром накренился и с громким шлепком встал на место. Мертвенно бледный подмастерье взял наизготовку пистолет, перепуганные мужики, держась за канат одной рукой, в другой держали наготове весла, а сообразительный Гром, чтобы не свалиться в воду, с трудом протиснулся к мотоциклу, в крепкие объятия держателей.

Началось невообразимое, со всех сторон на борт из воды стали выпрыгивать, лучащиеся в лунном свете, склизкие тела.

Первого сразу же подстрелил подмастерье. Выпученный глаз на рыбьей башке, расплескавшись ошметками, лопнул, и тварь свалилась за борт. После он палил по рыбоголовам из пистолета, почти не переставая.

Пошла работа веслами. Но оказалось, одно дело лупить гадов по головам, торчащим из воды, и совсем другое, сойтись с ними врукопашную. Весла тут же упали на борт, в ход пошли выхваченные ножи.

На груди Ивана, под острыми когтями доставшейся ему твари, куртка из довольно плотной кожи, превратилась в лохмотья. Лишь только чудом, оцарапало кожу, не вспоров мышцы.

Тут он пожалел, что поленился одеть тесный доспех, который лежал в прижатой держателями сумке. Этим тварям он был не по зубам.

Из сцепки держателей высунулась голова рычащего Грома, и вгрызлась в перепончатую ногу, обидчика Ивана.

Тварь растерялась, чем мастер тут же и воспользовался. Из вспоротого брюха на доски шлепнулся моток сизых потрохов, следом в выпученный глаз вонзился острый клинок. Пес отпустил лапу, Иван, выдернул нож из глазницы твари и пинком отправил ее в воду.

В следующий миг по нему прошелся быстрый удар сбоку.

Один из ушлых рыбоголовов, распорол сквозь куртку кожу на боку, но тут же получив с разворота кастетной рукоятью в морду, отправился в родную стихию.

По ребрам заструилась горячая кровь. Но останавливаться было нельзя, иначе гарантированная смерть.

Бородатые мужики к удивлению Ивана, работали не хуже него.

Израненные, рыча, и просто сопя в бороду, они резали, кололи и сталкивали пучеглазых за борт. Работяги, оказались менее беспечными. Каждый был облачен в доспех, и дополнительную защиту рук и ног.

Юра дрожащими руками сменил удлиненную обойму, и тут же выпустил несколько пуль в набегающего монстра. Одна из них, пришлась прямо меж рыбьих глаз. Рыбоголов по инерции, прошлепал мимо него и со всплеском вывалился за борт, а парень уже выцеливал другого, заходящего с занесенной лапой к наставнику со спины.

За спиной Ивана, едва не свалив его за борт, рухнул пристреленный пучеглазый, а следующий выпрыгнувший на паром из воды получил кастетом туда, где у людей должен быть висок. Но удар на него мало повлиял.

Мотнув головой, монстр открыл усеянную мелкими зубами пасть, и зашипел, обдав мастера зловонием гнилого мяса. Он молниеносно махнул перепончатой лапой.

Иван едва успел присесть, и сразу же был отправлен в полет ударом нижней конечности твари. Он приложился затылком, об крепкую доску держателя. В глазах вспыхнули алые салюты, лунный свет на мгновение померк, а над головой прогрохотало несколько выстрелов.

Когда в глазах прояснилось, враг уже лежал у его ног, раскинув перепончатые лапы, с развороченной пулями головой.

Юра, вставил, последний заряженный магазин, лязгнула рамка затвора. Но все стихло.

Стонали и матерились израненные мужики, проклиная свою работу. Шумели волны. В прибрежном лесу ухала сова. Тут бы и песне конец, но Гром вдруг заскулил и разразился испуганным лаем.

На этот раз в дно парома ударило так, что затрещали доски, и его бросило в сторону, натянув гудящий канат.

— За канат! — срывая голос, закричал Потап.

Случилось то, чего так боялся Иван.

Паром со скрипом, круто накренился, и на борт шлепнулась громадная голова и две, короткие, толстые ласты.

Это был Сом.

Сомом эта тварь называлась лишь за схожесть. По сути это был лупоглазый переросток. Королевский рыбоголов, размером с бегемота.

С огромной сплюснутой головой. Поросший огромной чешуей, с которой свисали ракушки, и лохмотья зеленой тины, он таращился выпуклыми глазами, на повисших на канате, людей.

Но к его огорчению, в разверзшуюся, бездонную пасть никто падать не собирался. Люди цеплялись за канат из последних сил. Тогда эта сволочь стала раскачивать ластами накрененный паром.

Затрещали крепления держателя. Испуганно скулил прижатый мотоциклом Гром. Паромщики, покраснев, скрипели от натуги, мертвой хваткой вцепившись в вибрирующий и норовящий выскользнуть канат. Слабеющий Иван чувствовал, что не в силах больше держаться. И тогда он своеобразно взмолился:

— Едрит–же твою вошь! Дед помогай, иначе будешь обитать в желудке этой твари!

Похолодало так, что обожгло кожу, и в открытом рту заломило зубы. Сом чувствуя неладное, стал сползать обратно в воду. Но та вдруг загустела, обжигая холодом грузное тело, и замерзла вокруг опускающегося в нормальное положение парома. Вслед за этим промерзло насквозь и все туловище монстра.

— Ни хрена себе! — воскликнул отцепившийся от веревки Потап. — Ну, ты Иван даешь!

Иван, разъярившись, схватил чудом удержавшееся за поручень весло, и от всей души стал колотить замерзшую голову твари.

Бил он по ней до тех пор, пока та не разлетелась вдребезги. Но Ивану оказалось этого мало, и он самозабвенно бил то, что осталось до тех пор, пока не сломалось весло.

Отбросив обломок в сторону, мастер сделал несколько жадных глотков воздуха и, закрыв глаза, поднес немеющую руку, чтобы утереть пот с побелевшего лица. Но занемела не только рука. Следом подкосились и ставшие ватными ноги.