Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день

Владимир Черногорский

Сборник рассказов. Многие были номинированы на различные литературные конкурсы. Чтение – лучшее лекарство от хандры. Надеюсь, сумею вас в этом убедить.

Несломленные

Список неприятностей на работе вытянулся в одну нескончаемую очередь, хвост которой еле подрагивал, зато голова кружилась в предвкушении новых рубежей. Дурной пример заразителен, и семейные неурядицы пыжились не отстать, срывали голос и аплодисменты соседей, но все одно едва поспевали.

В таком «радужном» настроении я прибыл в деревню, перевести дух и поохотится. Остановился у знакомой бабули, коя проживала одна, если не принимать во внимание хромую курицу, бывшую некогда несушкой. И то правда, в сумрачном пятистенке буквально все подходили к определению «бывший»: хозяйка, чудом сохранившая горделивую осанку первой красавицы, наряды, упрятанные в дореволюционный сундук, ретушированные фотографии бравых мужчин с подкрученными усами и даже ваш покорный слуга — некогда большой начальник, а ныне мелкий предприниматель. Единственной, кто выпадал из разряда отставников, была моя юная спутница — легавая по кличке Сьюзи. Она-то и привносила праздничную суету в затхлый мирок своеобразной богадельни.

На третий день неудачной охоты — утки летали неохотно и далеко не на выстрел — барометр настроения прочно закрепился на отметке «пасмурно», тащиться в ненастье на болото расхотелось и вовсе. Утреннюю зорьку я категорически проигнорировал, на вечернюю вытащила неугомонная собачка. Баба Маша сочувственно проводила взглядом мою согбенную фигуру и пустила курицу в дом: «Нечего под дождем шляться». Кому адресовалось сие напутствие оставалось лишь догадываться.

Мокрые до кончиков ветвей бровки встретили нас хмуро и недружелюбно. Простуженные поганки, натянув поглубже вуаль, смотрелись отрешенно, вызывали жалость и мы старались обойти их стороной, не задев, не потревожив.

Вот и наш мысок — раскачивающийся, словно подгулявший морячок, с огрызком березы у самой воды. Первые полчаса тишину нарушали всплески жирующего карася да уханье невидимой выпи. Эта странная, порой мистическая птица наводит ужас на многих особо впечатлительных охотников, я — не исключение. В ту пору селезни линяли, готовясь к перелету на юга, и потому все больше шхерились в тростнике, изредка покидая укрытие, дабы покрасоваться и раздразнить азарт у городских бездельников. Уцелевшие после открытия сезона утки метались под облаками и шансов на прицельный выстрел отмеряли столько же, сколько выпадает попрошайке на караванной тропе в затерянных песках Каракумы.

Как вдруг на горизонте показались три точки. Они росли в размере и через пару секунд обрели вожделенные очертания кряковых. Не знаю, у кого сильнее забилось сердце — у меня или у Сьюзи, но почва под ногами заходила ходуном, а сигарета так и застыла в плотно сжатых зубах. Битая «в штык» первая утка рухнула чуть не на голову, аккурат возле рюкзачка, вторая — «в угон» — на бровку, шагах в двадцати. «Ай да папа! Каков молодец!» — собачка бросилась подбирать дальнюю. В плотном кустарнике легавая замешкалась, и я поспешил ей на помощь. Выяснилось, что нужды в том не было — проказница уже нашла трофей и просто не желала с ним расставаться. Пожурил, отобрал и бегом к первой. Сумерки сгустились, лет только начался, не теряя время, не стал упаковывать трофей (положил к ногам) и скомандовал подать ближнюю, что моя спутница с готовностью выполнила. Нагнулся за второй — упс! — ее и след простыл. Что вы на это скажите? Дробью битая, собачкой мятая, рукой моей согретая… сбежала, хоть ты плачь! Сьюзи густой гребенкой прочесала все окрест — увы, хитрованка записки не оставила…

Обратной дорогою мы тихо бранились, силясь переложить вину друг на друга.

В деревне рано ложатся спать, и только наша изба светилась оконцами — бабуля ждала. Переобувшись на крыльце в московские тапочки, вошел и обомлел: Мария Петровна, тщательно причесанная, сидела за накрытым столом в длинном ситцевом платье со стоячим воротничком, туфлях на каблуке и янтарные бусы в два ряда обвивали строгую шею. Пахло духами.

— По какому случаю?

— Сегодня день рождения одного из моих поклонников, земля ему пухом, — ответила хозяюшка, стрельнув глазами в сторону фотографий, — Помянем.

Мы превосходно провели вечер, рассуждая о былом, строя планы на будущее. Рассказ о беглянке Марию Петровну позабавил; досада прошла; трофейный патефон оказался, на удивление, исправен, и я, разойдясь, пригласил мадам на танец. Кружилась она по-девичьи легко, не сбиваясь и не смущаясь, в отличие от меня — в тапочках.

Разошлись далеко за полночь. К тому времени Сьюзи согрела место на лежанке, и я мгновенно уснул.

P.S. Чуть не забыл: курица по случаю снесла яйцо.