Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день

Владимир Черногорский

Сборник рассказов. Многие были номинированы на различные литературные конкурсы. Чтение – лучшее лекарство от хандры. Надеюсь, сумею вас в этом убедить.

Ночь

Всю ночь лил дождь. Перетопленная печь, словно мясистая женщина, не давала уснуть: сбросишь одеяло, неуютно, укроешься — душно. В клетке на веранде копошились перепелки — им тоже не спалось. По ним, по старым травмам, по поведению соседского грудничка — по всему, чувствительному к перемене погоды, можно судить, каким предстанет день завтрашний. А день, как духи: или они вам не подходят, либо вы не подходите им.

Чашка кислого морса осталась на кухне. Одеваться, идти по дождю было лень, однако пить хотелось с каждой минутой все больше. Глаза и память рыскали по спальне, но кроме огрызка яблока ничего не попадалось. На участке росли пять видов фруктовых деревьев, никто толком названий не знал — не интересовался. Сад был старым, ухоженным его назвать мог только слепой или ангажированный. В любой, самой безысходной ситуации всегда найдется маленькая да лазейка. Вот и в этот раз судьба улыбнулась подушечкой Диррола, завалявшейся в кармане телогрейки, что висела в дальнем углу, забытая и ненужная. Удивительно, как порой старые вещи выручают нас — неблагодарных. Словно родители-пенсионеры подбрасывают мелочь на мороженное или угощают мятой ириской.

В полудреме вышел на крыльцо, как есть — в пижаме и тапочках, с недосмотренным сном о недолюбленных женщинах, о ненаписанных книгах, о нерожденных внуках. Дымок от сигареты висел в промокшем воздухе и не рвался на волю. И то правда — куда, уж, дальше? Город и суматошный день остались позади; вокруг ночь и осень, жаркая печь и дружелюбный пес сопят рядом. Чего еще желать? Ему, может, и нечего, а мне нужно торопиться долюбить, дописать, дождаться внуков.

Докурил. Пошел досматривать…