Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день

Владимир Черногорский

Сборник рассказов. Многие были номинированы на различные литературные конкурсы. Чтение – лучшее лекарство от хандры. Надеюсь, сумею вас в этом убедить.

Осечка

— Безупречная красота скучна до невозможности, — приговаривал Петрович, выстригая волосы из ушей, — должна, должна быть пусть крохотная, но щербинка.

— Я бы даже сказал — обуза, — согласился Васисуалий, ровняя маникюрными ножницами кончики усов:

Пусть меня критикуют, пусть.

Приму плевки, как лобызанья.

Гнет спину перед Солнцем грусть,

Пыля тропою на закланье.

— Не иначе, быть дождю. С утра коленка ноет, — ляпнул некстати Петрович, пряча глаза в пол.

— Вряд ли. Глянь, на небе ни облачка. Ты бы фикус полил, — кот извлек из несессера тюбик с бриолином, — Мается.

Петрович взглянул на растение:

— Он привычный. С помойки принес. Там не забалуешь — не в больнице. Оранжерейные условия, мон шер, для слабовольных либо потомственных дегенератов, что в сущности одно и то же. Вспомни свое детство: чай не с блюдца ел.

— Попрекаешь?

— Отнюдь. Но и ты, чем советы раздавать, взял бы лучше швабру. Она соскучилась по мужскому вниманию.

Швабра кокетливо тряхнула подолом и подбоченилась.

— Что за квартира такая? — Василий посмотрелся в зеркало. — Кругом озабоченные, на подвиги мотивированные. Ты дрозофила давно не видел?

И действительно, муха не наблюдалось ни на стене, ни на крышке вишневого варенья.

Кот нырнул в шифоньер. После непродолжительной возни он плюхнулся в кресло и многозначительно закурил:

— Плохо дело.

— Скрипку дать? Или сразу в полицию звонить?

— Послушайте, Ватсон! Ваши дурные манеры хороши на плацу или поэтическом журфиксе. В обители кошерной овсянки и утонченного порока они, пардон, неуместны. Извольте принести мне десятичасовую рюмку Шерри и секунду помолчать.

Петрович на цырлах смотался к бару, отсчитал семьдесят семь капель, водрузил поднос на сервировочный столик и подкатил к креслу.

— Сильвупле, мусье Командор.

— Что я могу сказать, — Василий проигнорировал ехидный тон Хозяина, — из квартиры пропали две вещи: зонтик-трость и моя концертная бабочка. Какие предположения?

— Будет дождь. Я же говорил.

— И все?

Петрович, заложив руки за спину, стоял у окна. Напротив него, на краю помойки точно в такой же позе стояла ворона. Молчание длилось добрых минут пять.

Птица развела руками:

— Сдаюсь.

Петрович повернулся к Василию:

— Вечером в Большом «Аиду» дают.

— Хм, для поэта-склочника, вы довольно сообразительны. Однако: во-первых, Зинка авто не мыла, стало быть, дождь не собирается, во-вторых, бабочка легкомысленной расцветки и для классического репертуара не годится. Смените пепельницу.

Конец ознакомительного фрагмента.