Подарок от Призрака. детектив

Владимир Петровский

Поиски пропавшего делового партнера неожиданно перерастают в расследование международного масштаба. Роман будет интересен любителям конного спорта и остросюжетных детективов.

2

Теперь надо было идти встречать брата, но Геник не спешил. Перематывал пленку и смотрел запись приза еще и еще раз. Только что показали, как будто специально к Васькиному приезду. В программе этого не было, он случайно обнаружил, переключая каналы, и успел записать на поставленный Васькой перед отъездом видак. Конкур на приз Берлина. Выиграл Васька, на той самой лошади, о которой он столько говорил. По кличке Подарок. Повезло наконец. Раньше он не выигрывал ничего крупного.

Геник никогда не интересовался лошадьми. Велосипед — другое дело, а этих тварей он боялся. Всякие быки, коровы и лошади были для него атрибутом сельской жизни и между собой различались разве что тем, с какой стороны — сзади или спереди — надо их опасаться.

— Генка, иди машину поставь в гараж!.. — крикнул отец из прихожей.

Когда тот вошел, Геник и не заметил. Отец уже совсем старый стал, а за баранку все еще садится. Ездит, правда, так, что рядом сидеть страшно. Очки надевать не любит, а без очков видит плохо. Потому и едет прямо по белой линии, разделяющей ряды: так, говорит, понятнее. Один на своей «копейке» полдороги занимает. На него всей семьей ворчали, потом махнули рукой. Пусть его, лишь бы на разделительную полосу не выезжал. Едет-то он медленно. Хочется думать, что неопасно.

— Иди вон, смотри на видаке. Васькин приз, — сказал в прихожую Геник.

— А!.. — победно крикнул отец. — Показали, все-таки, гады!..

— Да, случайно увидел. Гады прятали, но я нашел.

— Ты мне посмейся! — угрожающе крикнул отец, дороживший своей политической непримиримостью.

Он вышел на улицу. Недавно прошел дождь, и теперь солнце блестело в свежих лужах. Осень была затяжной, ровной и теплой, но желтые деревья и эти яркие лужи не давали удерживаться летней иллюзии. Будут, будут скоро холода.

Зеленая «копейка» стояла метрах в тридцати от подъезда, на самом неудобном месте, перегородив въезд во двор. И уже какая-то машина показалась в подворотне, сразу начав сигналить.

— Сейчас, сейчас, — махнул Геник рукой, садясь за руль.

Отец игнорировал всё, даже место для парковки выбирал так, словно в морду хотел кому-то плюнуть. И в гараж сам никогда не ездил. Кидал машину недалеко от подъезда, словно пальто на руки расторопному швейцару. С вызовом. С тех пор, как рухнул Союз, он каждый день грозил и ругался. Всех расстрелять. Если бы Сталин в президенты баллотировался, его выбрали бы единогласно. И тогда бы всех гадов по очереди расстреляли.

Геник проехал переулок, повернул. Гараж находился в паре кварталов отсюда, во дворе. Он даже права обычно не брал, когда перегонял туда брошенную отцом машину: минутное дело.

Подъезжая к светофору, решил проверить тормоза. Только что включился красный, вокруг никого не было, асфальт влажный. Как раз что надо. Геник разогнался. Глянув в зеркальце заднего вида, заметил вывернувшую за ним следом большую серую машину, иномарку. Но она была еще далеко, и Геник ударил педаль. «Копейка» проползла несколько метров по инерции, немного развернувшись вправо. Ладно, подумал Геник, ничего еще. Сойдет. Отец так и не тормозит никогда. На педаль жмет плавно, резкой езды не любит. Не видит только ни черта.

В следующий момент раздался удар, «копейка» скакнула вперед метра на три и снова замерла. Геник на секунду отключился, а когда, тряхнув головой, начал снова соображать, раздался еще один удар и снова рывок вперед. Голова опять мотнулась назад, но сильная боль в шее не дала отключиться еще раз. Выругавшись, он потрогал затылок. Даже повернуть голову было больно. Поправив зеркальце заднего вида, Геник посмотрел. Сзади, уткнувшись в «копейку», стоял здоровенный серый «мерс». За ним виднелась еще одна иномарка, тоже большая. Темно-синяя. Оттуда слышался визг стартера, но машина не заводилась.

— Ч-черт… — пробормотал Геник.

Его «копейка» стояла уже на самом переходе, на белых полосках. Вокруг по-прежнему было безлюдно. Геник снова попытался двигать шеей, но боль не проходила. В зеркальце было видно, что из «мерседеса» вылез парень в открытой черной майке, обошел свою машину, посмотрел. Покачал головой. К нему подошли двое из задней машины, стали кричать, жестикулировать. Он тоже кричал, махал руками, тыча то в свою машину, то в ихнюю, то куда-то вперед, вдоль улицы. Затем все трое замолчали и уставились на Геникову «копейку».

— Ч-черт, — сказал он снова, по-прежнему сидя за рулем, наблюдая за происходящим в зеркальце, и вертя шеей.

Отдувался. Удар оказался ощутимым. Шея ныла все больше, да и голова тоже начала побаливать.

Все трое направились к нему, встали перед капотом «копейки». Парень в майке снова покачал головой. Покрутил у виска пальцем, показывая, какой Геник дурак. Тот, продолжая крутить шеей, вылез из машины, подошел. От парня отчетливо пахло водкой, даже когда он молчал.

— Чего ж вы, — спросил Геник, переходя на всякий случай в наступление, — в такую машину… это… выпив садитесь?..

— Это кто бухой? — повышенным тоном вдруг заговорил один из ехавших в задней машине. — Это я бухой?

— Да нет, — Геник показал на парня в майке. — Вот он, вроде.

Они все трое были упертого вида. Уставились на Геника одинаково агрессивно. Братки, вдруг подумал он, почему-то вспомнив яростные интонации отца. Вот они, матросики революционные.

— Ты чего тут паркуешься посреди всего? — спросил парень в майке, вылезший из «мерседеса». — Твою маму. Ты кто такой?!.

— Да я не паркуюсь. Я на светофоре встал, — сказал Геник. — Где и положено. Не я же вас долбанул.

— Нет, ты нас долбанул, — еще больше повысил он голос. — Ты нас всех тут долбанул и еще, наверно, хочешь. Вон, слушай.

Не отрывая от Геника злобного взгляда, он показал рукой в сторону задней машины, откуда по-прежнему неслись звуки стартера.

— Мы теперь по делам не можем ехать. Из-за тебя. Это дорого будет стоить, — сказал третий, выглядевший из них самым солидным.

По крайней мере, он был в костюме. Растерявшийся Геник потому, наверно, к нему и обратился, подспудно выделив его из этой компании:

— Я на красный свет тормозил. А вы летите как на самолете. Чего не так?.. Я что, виноват?

— Где тут красный свет?

Браток в костюме показывал рукой на светофор. Там горел зеленый.

— Так это ж… Был-то красный!..

— Зеленый был, — объяснил костюмированный. — Я видел. Ты на своей лохани две крутые тачки остановил. Тебе это ясно?.. Ты не понял еще, во что попал?.. Ты в большую неприятность попал. Пойми это резко. Теперь для тебя другая жизнь началась. На другой планете, вроде. Где все только платят, платят и платят.

Геник вернулся домой не скоро. Но вовремя, потому что Василий был уже здесь, и отец произносил сплошную длинную похвальную речь о советском спорте, который не весь еще истреблен, и вот, последние его представители все еще продолжают выигрывать. Мать накрыла на стол, все как положено, но Васька спешил. Он заехал, оказывается, на минутку, по дороге в конзавод. Алёна, жена, которая с ним вместе в Берлин ездила, сейчас к своим родителям заскочила, и он ждет ее звонка. Как позвонит — сразу едут в завод, а уж потом, оттуда, приедут как следует, на целую неделю.

В его делах все равно никто из семьи не понимал, поэтому, не пускаясь в рассуждения, заставили съесть что-то из специально приготовленного и выпить чаю. Васька был за рулем, пить не мог.

Уже от самой двери Геник отозвал его в комнату, на минутку, поговорить по делу. Спросил телефон его старого друга, бывшего афганца, Зуськова.

— Зачем тебе Зусёк? — удивился Васька.

Он был старше Геника, хотя внешне их можно было даже спутать на улице, и его друзья были только его друзьями, совсем не общими. Тем более Зусёк, парень крутой, занимавшийся охранными мероприятиями в одном из ветеранских обществ.

— Ну… попросить хочу. Надо там одно дело…

— Чего, говори? — спросил Васька, посерьезнев. — Лучше быстро излагай, все равно напряг уже.

Геник нервно вздохнул и рассказал все. «Копейка» стояла там, где его стукнули. Паспорт у него забрали. Сумму назвали такую, что он и повторять не хотел. Нереальная сумма.

Васька откинулся на диване и думал.

— Две тачки, серая и синяя? — спросил он наконец. — Странно. Я их видел. То ли их, то ли похожие. Несколько раз обгоняли. Прям так, друг за другом…

— Ну ты идешь? — спросил отец, заглянув в комнату, и сразу убрался.

— Сейчас, подожди… — Василий задумчиво постукивал кулаком по дивану, покачивал ногой. — Нет, старичок, так я ехать не могу. Черт тебя дернул тормоза проверять.

— Да не в этом же дело!.. — почти заорал Геник. — Они так ехали…

— Заткнись, — перебил Васька. — Все это дело прошлое. Давай решим, как дальше быть.

Он помолчал еще немного и, наконец, принял решение:

— Ладно, рискнем. Делать нечего. Слушай. Поедешь сейчас с Алёнкой вместо меня…

— Ты чего! — усмехнулся Геник. — Куда это?..

— Заткнись, — перебил еще раз Василий таким тоном, что Геник дальше только слушал. — Ты, наверно, не понял еще, во что всех нас вляпал. Поэтому запоминай молча. Сейчас едешь в завод. Алёнке я позвоню, она тебе все объяснит по дороге, что от тебя потребуется. Меня там почти не знают, поэтому покажешься, помелькаешь, что, вроде, приехал… Ну, вроде, это не ты, а я. Понял?.. И сиди дома. Алёнка все остальное сама сделает. А я через день подъеду и все на место поставим.

Он порылся в большой спортивной сумке, стоящей возле дивана, и достал свой паспорт:

— Держи. Мы и на фото похоже получились. Я думаю, сойдешь. Это на всякий случай, если понадобится. Теперь ты — это я. А у меня права водительские… хватит пока. Ну и твой паспорт забрать постараюсь.

— Так, может, я здесь…

— Не сможешь ты здесь. Лучше постарайся, чтоб в заводе все нормально было. Мне эта работа нужна, не подведи уж.

Он посмотрел на Геника внимательно и улыбнулся. Через силу.

Васькина «шестерка» стояла у подъезда, а в переулке, за поворотом, остановился грузовик, какой-то не наш, крытый, на котором сзади была нарисована лошадиная морда.

Васька усадил Геника в кабину, рядом с водителем. Сзади, в кузове, еще кто-то был: Васька что-то сказал туда. И еще там иногда топала и вздыхала лошадь.

Объяснив водителю, где их будет ждать Алёна, Васька захлопнул дверь и еще раз улыбнулся, подняв руку.

— Один день. Может, два. Смотри, не подведи.