Хочу свести тебя с ума

Ана Сакру (2024)

— Паш, там к тебе Паша должна приехать. Ты, будь добр, девочку… — Ален, повтори?! Я не понял. Кто ко мне должен приехать? — перебиваю сестру. Смутно-тревожное предчувствие подкатывает к горлу. Интуитивно оборачиваюсь и кошусь на входную дверь, за которой стоит эта наглая стерва. — Ну Паша. Паулина. Забыл, что ли? Дочка Ванькиного брата. Ой, ну, Паш, серьезно не помнишь? Перед глазами всплывает образ худой угловатой девчонки с сеном вместо волос на башке, черными жирными стрелками на пол-лица и наглыми серыми глазами. Не. Может. Быть. Это она??? — Ну помню… Была там какая-то…мелкая…– отвечаю размыто. — Так это когда было?! Ей уже восемнадцать… В тексте есть: • первая любовь • горячее противостояние • жгучая ревность • одна кровать на двоих Пожар неминуем. Они спалят эту квартиру!

Глава 4.

Паулина

Сделав пару шагов внутрь квартиры, я резко останавливаюсь и смотрю вниз. Под ногами скрипит…мусор, какие-то мелкие кирпичи и черт знает что еще.

В нос бьет специфический запах, похожий на бетон и запах краски. Даже аромат пирожков, за которыми сгоняла в пекарню на первом этаже дома, не спасает.

Морщусь.

— Что здесь происходит? — спрашиваю, не оборачиваясь.

Я смотрю вперед. В комнату…без двери, проем которой загораживает стремянка, испачканная краской.

— Ремонт, — неохотно доносится сзади сдавленным голосом.

— Мм-м…круто, — отзываюсь я.

— Ага. Круто, когда сидишь и смотришь, как его делают другие, а не ты сам. Шагай давай, — подталкивает меня в спину хозяин этого разгрома в тот момент, когда собираюсь уточнить о причине ремонта. Не пожар ли? Но все же решаю смолчать. Иначе точно ночевать буду на улице.

Вместо этого спрашиваю:

— Шагать прямо в обуви?

Оборачиваюсь, и мне приходится запрокинуть голову. Волков стоит очень близко ко мне, и он очень высокий. Разница в росте между нами пугающая. Он и четыре года назад не был хлюпиком, а сейчас — он нависает надо мной угрожающей горой.

— А ты у себя дома в уличной обуви ходишь?

— Нет, — отвечаю очевидное я.

— В моем доме такие же правила, — бурчит он и, протиснувшись мимо меня вдоль стены, проходит вперед.

«В моем доме…» — передразниваю в своих мыслях его же тоном.

— У меня нет с собой тапочек. А носки у меня белые! — кричу ему в спину.

— Твои проблемы, — не поворачиваясь ко мне, бросает через плечо и скрывается из вида.

Придурок.

Снимаю балетки. Шарю взглядом по полу, выискивая место, куда можно их пристроить. Ставлю в обувницу, потеснив что-то совершенно гигантское. Это мужские кроссовки. Двумя пальцами беру один из них, размером с мою ногу. Не стопу. А именно ногу от начала бедра до щиколотки. Переворачиваю и смотрю на подошву. Сорок шестой. Обалдеть. Такие разве бывают?

Ставлю лыжу на место. Подумав, двигаю свои дюймовочкины башмачки до тех пор, пока обувь великана не выпадает из полки. Так-то лучше!

Аккуратно ступая по грязному полу, внутри себя оплакиваю новую пару носков. С трудом тяну за собой чемодан.

Чурбан! Мог бы и помочь.

Как было туго с мозгами, так и осталось. Хотя…у меня тоже за эти годы грудь не выросла. Видела, как этот безмозговый приглядывался, будто выискивал. Да, под футболкой у меня плоско, но жить с этим можно, а без мозгов? Это же мрак.

— Эй! — кричу оглобле, орудующему в кухне. — А где будет моя комната?

Через пару секунд из-за угла появляется его недовольная физиономия, после все остальное.

Идет на меня с пачкой замороженных пельменей.

Чего это он? Драться будет?

Приосаниваюсь, сжимая в руке пакет с пирожками. Хорошо, что есть чем отбиваться.

Волков подходит близко, встает так, что снова приходится запрокинуть голову.

— Выбирай, — машет рукой с пельменями в сторону кухни, — можешь лечь там. Или здесь, — поворачивается влево, а я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце перестает биться.

— Это что, ванная?

— Ага, — усмехается Волков.

— А где дверь? Где сама ванна?

— Вон тот тазик, — кивает на красный пластиковый таз, припорошенный строительной пылью, — типа ванна. А дверь…ну извини, я живу тут один, и у меня ремонт, — разводит руки в стороны он.

Боже…это ведь хуже, чем в общаге. В носу начинает предательски щипать. Шмыгаю им, прогоняя подкатывающую панику. Взгляд зависает на фаянсовом унитазе, расположенном ровно напротив дверного проема. Дверного проема без двери!

Так, об этом я подумаю позже…

— А комната? — с надеждой оборачиваюсь на одно единственное, похожее на жилое помещение.

— А там живу я, — самодовольно пожимает плечами.

Прекрасно. Просто замечательно.

Обреченно падаю задницей на чемодан.

Это провал. Фиаско.

Я преодолела половину Москвы, чтобы умываться из тазика? И ходить в туалет практически в коридоре?

В общаге хоть душ с действующей дверью по нечетным, а здесь… Здесь этот неадекват с пельменями, взирающий на меня с высоты птичьего полета.

— Я завтра утром уйду, — сообщаю, задрав подбородок.

Я бы и сегодня это сделала, если бы не приближающаяся ночь. Ну куда я в самом деле с чемоданом на ночь глядя?

Завтра позвоню папе…Хотя нет.

Никому я звонить не буду. Я сама приняла решение поступить в Москву, сама же и поступила, а значит и решать свои проблемы буду сама.

— А, ну смотри, дело твое, — будто бы с облегчением отзывается Волков, как если бы только этого и ждал — чтобы я поскорее свалила отсюда. — Хавать хочешь? — неожиданно интересуется и косится на мои пирожки.

Спрашивает еще! Уже и не помню, когда последний раз во мне была еда. Кажется, вчера.

Задумываюсь, прежде чем ответить.

С какой целью он спросил?

Посягает на мои пирожки? Предлагает свои пельмени? Или, может, хочет, чтобы я сварганила ему ужин? Да не в жизнь!

— Как там тебя? Паулина, кажется? Что-то туго ты соображаешь. Я. Спросил… — он наклоняется ко мне и с расстановкой чеканит каждое слово по отдельности: — хавать. Хочешь?

Как для слабоумной, прости, Господи.

— Я не тупая, — огрызаюсь в ответ. — И не обязательно называть меня полным именем. Можешь звать меня Пашей.

Ненавижу свое полное имя. Терпеть его не могу! И самое интересное, что в семье никто не признается, кому пришла идея меня так именовать.

— Э-ээ, нет, — Волков выставляет прямо у моего носа свой длинный указательный палец, — в этом доме есть только один Паша. Сечешь кто? — предупреждает высокомерным тоном.

Закатываю глаза.

Домострой на лицо. Ясна-панятна.

Трехэтажное эго.

— Тогда Лина. Или на Лину тоже претендуешь? — прикусив губу, спрашиваю, глядя ему в глаза.

Смерив меня неприязненным прищуром, Волков фыркает, после чего, скрипя резиновыми тапочками по грязному полу и бурча себе под нос что-то нечленораздельное, скрывается в кухне.

Довольно улыбаюсь. Так тебе, несносный грубиян!

— Паша-ааа! — кричу, игриво протягивая последнюю гласную. — Я буду хавать! — и сдерживаю в себе хохот, чтобы не рассмеяться вслух.