Избранное. Том 2

Александр Станиславович Малиновский, 2001

А. С. Малиновский, о чем бы ни писал, всегда остается лириком, верно преданным своему родному краю, людям, которые его воспитали. Сборник "Избранное" печатается в двух томах: документальная повесть "Радостная встреча", сборник "Под открытым небом", А.С. Малиновский говорил: «Я пытаюсь теперь многое заново осмыслить для себя. Но, признаюсь, часто не нахожу ответа. И говорю об этом с горечью. Но я, кажется, вижу спасительную соломинку, за которую, схватившись, человек может обрести душевное равновесие. Это созидание, физическое и духовное. Это, кажется, понимают многие… Время сейчас пришло такое, что хватит уже разбрасывать камни. Пора собирать их».

Чирки

Пришедшая за пахтонкой Нюра Сисямкина сказала:

— Сейчас, с утречка, ходила в Тяголовку к Машурке за овечьими ножницами, там в рытвине так много уток диких, сроду такого не было.

— Дак вчера открытие охоты было в Ильмене, городские канонаду устроили, — откликнулся отец Шурки, выходя из своей шорни, — вот они и попрятались по укромным местам.

— Я тоже разок видела, они хитрые, садятся ближе к дворским, чтобы не выделяться, — подтвердила Катерина.

— Что, Шурка, слабо тебе со своей тулкой?

— Отец, будет тебе. Зачем парня будоражишь, — возразила мать Шурки.

Но Шурка уже загорелся: «Мать честная, у меня один патрон всего заряженный, заряжать некогда, успеют распугать. Рискну!».

Через минуту выводил из сарая велосипед. «На рамке» с седла он педалей не доставал.

— Поосторожней, кругом там люди, скотина, — беспокоилась Катерина.

— Ладно, мам, маленький, что ли?

Шурка выехал со двора. Доехал он быстро. Уток заметил сразу. Их было много, десятка три.

«Чирки, — определил с досадой Шурка, — хотя бы одна кряква была».

Он решил подъехать как можно ближе.

Утки не взлетели. Они потихоньку несколькими табунками спешили уплыть за изгиб рытвины — прятались, не поднимались на крыло, очевидно, напуганные пальбой в Ильмене.

Шурка положил велосипед и хотел разломить одностволку, чтобы вложить патрон. Однако это ему не удалось, запал боек и, высунувшись маленьким язычком, стопорил ствол. Погнувшись, он заклинил намертво.

Наставив отвертку на упрямый язычок, Шурка ударом ладони по рукоятке пытался выпрямить боек. Это ему удалось, но он, неловко повернувшись, ткнул стволом о велосипедную раму. Металл звякнул — этого было достаточно, чтобы утки шумно взлетели и нестройно подались к Ильменю.

Шурка отбросил отвертку, положив ружье на траву, лег рядом. Он решил, что потерпел неудачу и принял ее спокойно. Но странное дело: утки вернулись. Прошелестев огромной стаей над Шуркой, они сели метрах в сорока от прежнего места, под обрывом.

Он встал, зарядил ружье и пошел, пригнувшись, к обрыву. Уток было много, это он видел, когда они летели. Но то, что он обнаружил, подкравшись к обрыву, его изумило! Такого скопления чирков в одном месте он никогда не встречал.

Шурка спокойно улегся на краю обрыва. До уток было метров тридцать. Выбрал тщательно место для локтя, примяв для этого кустики пырея. Взвел потихоньку курок, чтобы не щелкнуть.

Под Шуркин резкий свист утки суматошно поднялись с воды, и он выстрелил, не целясь, не в какую-то одну, а наугад — в кучу.

Он разочарованно смотрел на добычу: на воде неподвижно лежали всего три утки и один подранок — нырок скрылся, как поплавок, под водой. Невесть откуда взявшийся сарыч, не снижаясь, закружил над ними.

— Классный выстрел, — совсем неожиданно прозвучало над ухом у Шурки.

Он оглянулся. За его спиной сидел Андрей Плаксин.

— Хуже не бывает. Дробь мелкая, только прошелестела по крыльям, не взяла. И далековато было, — уныло отозвался Шурка, — я думал, что не менее десятка будет — их же туча сидела.

— А я давно за тобой следил, но, чтобы не мешать, молчал, хотел посмотреть, как ты стреляешь, — отчего-то радостно докладывал Андрей.

— А как оказался здесь?

— Я за Гнедым пришел, вон он спутанный, отец послал.

— Эх ты, — удивился Шурка, — а я Гнедого и не видел.

— Не видел? — еще больше удивился Андрей. — Уток видел, а Гнедого нет?

— Нет, — подтвердил Шурка, — одни утки были в голове.

— Ну ты, Дерсу Узала, даешь! А вдруг это был бы не Гнедой, а Амба?