Правило

Слово пра́ви́ло в зависимости от ударения и контекста может обозначать следующее:

Пра́вило — требование для исполнения неких условий (норма на поведение) всеми участниками какого-либо действия (игры, правописания, судебного процесса, организации, учреждения), за выполнение которого предусмотрено поощрение, а за невыполнение — наказание.

1. Пра́вило — предопределенность связи между входным и выходным сигналом (например, правило обработки данных).
2. Прави́ло — русский синоним судового руля.

Прави́ло — алюминиевый инструмент прямой вытянутый формы длиной 1—2 м для измерения плоскости. Используется в различных видах строительных работ (штукатурных, монтажных, каменных).

1. Прави́ло — описывает действие в рамках соблюдения принципов.

Прáвило — термин обозначающий действие или определенную последовательность ряда действий, обеспечивающих стабильность применения наиболее эффективного, по сравнению с ранее применяемыми, метода для достижения намеченной цели, решения поставленной задачи или выполнения определённой функции.Правило может быть как одним, так и множеством (правилом последовательности применения правил, схема, алгоритм, инструкция и т. п.). Как один из примеров можно рассматривать правила Википедии.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Алгори́тм – набор инструкций, описывающих порядок действий исполнителя для достижения некоторого результата. В старой трактовке вместо слова «порядок» использовалось слово «последовательность», но по мере развития параллельности в работе компьютеров слово «последовательность» стали заменять более общим словом «порядок». Независимые инструкции могут выполняться в произвольном порядке, параллельно, если это позволяют используемые исполнители. Алгоритм – это конечный набор правил, позволяющих чисто механически решать любую конкретную задачу из некоторого класса однотипных задач.

Илья Кулибин, Говорящие фамилии. Имена и фамилии, ставшие нарицательными и перешедшие в названия, 2018

Практически каждое правило, сформулированное на научной основе, может быть формализовано с использованием разного количества параметров. Алгоритмы расчета параметров могут быть самыми разными. И, наконец, порядок выбора числовых значений параметров означает выбор определенной схемы оптимизации.

Сергей Израйлевич, Опционы: Разработка, оптимизация и тестирование торговых стратегий, 2017

В классическом эксперименте А. Ребера испытуемые заучивали набор из буквенных последовательностей, каждая из которых могла включать от 3 до 7 букв. При этом порядок букв в последовательностях задавался набором правил (искусственной грамматикой), о чем испытуемые заранее не знали. На втором этапе эксперимента испытуемым сообщали о существовании правил, но не раскрывали их суть и предъявляли новые последовательности букв. Теперь задача испытуемых состояла в том, чтобы попытаться определить, какие из новых строк являются грамматическими, т. е. составленными по правилам, а какие – нет. А. Ребер обнаружил, что испытуемые правильно (выше уровня случайного угадывания) классифицируют новые последовательности и при этом не могут сформулировать правила грамматики, которые они, по-видимому, усвоили на этапе запоминания (Reber, 1967).

Коллектив авторов, Современные исследования интеллекта и творчества, 2015

Может показаться, что эти единичные примеры создают необходимые условия для овладения этими терминами. На практике, однако, случаи такого рода очень редки. Как правило, существуют альтернативные наборы примеров, которые ведут к овладению одними и теми же терминами. И хотя обычно не имеет значения, с каким набором примеров был знаком индивид, существуют особые обстоятельства, в которых различия между этими наборами становятся очень важными.

Томас Кун, После «Структуры научных революций», 2000

1) положительный, при котором, сделав предположение о смысле того или иного слова или о правиле словообразования, следует попробовать, можно ли составить ряд фраз, применяя это правило: положительный результат в этом случае подтвердит правильность выдвинутого предположения (так, сделав какое-либо предположение о смысле того или иного слова, той или иной его формы, о том или ином правиле словообразования или формообразования, следует попробовать, можно ли связать ряд разнообразных форм слов, применяя это правило);

Вадим Петрович Глухов, Практикум по психолингвистике, 2017

Графический способ описания БП позволяет более наглядно и в компактной форме представить всю последовательность и логику исполнения процесса. Свободная нотация означает, что те графические символы, которыми представляют на диаграмме элементы БП, устанавливаются аналитиком произвольно, исходя только из собственных вкусов и предпочтений. Недостаток свободной нотации заключается в том, что поскольку правила графического представления четко не сформулированы и неизвестны никому, кроме человека, описывающего процесс, то читать такую диаграмму будет довольно затруднительно постороннему человеку.

Владислав Гагарский, Хватит платить за все! Снижение издержек в компании, 2012

Если мы проведем «полный» логический анализ языка, то, согласно Витгенштейну, мы получим класс наиболее простых предложений, которые он называет элементарными и которые, с его точки зрения, представляют собой конфигурацию или «сцепление» имен. Будучи лингвистическим фактом, элементарное предложение является образом некоторого (реального или возможного) положения вещей или атомарного факта в том смысле, что способ сочетания имен в предложении совпадает с тем, как скомбинированы объекты в положении вещей. Но что означает это совпадение? Оно не может быть сходством в пространственном (физическом) взаиморасположении элементов предложения и положения вещей. Согласно Витгенштейну, факт и его лингвистический образ существуют в одном и том же логическом пространстве, а потому могут иметь общую логическую форму. Поскольку имена в его представлении являются конвенциональными знаками, совпадение логической формы образа и факта, видимо, следует понимать так: имена комбинируются друг с другом в соответствии с правилами, которые образуют «синтаксис» языка; синтаксис же в такой же мере пронизан логикой, как и все то, о чем мы можем говорить[35]. Таким образом, благодаря лингвистическим конвенциям и «логичному» синтаксису языка определенные способы сочетания имен при образовании предложений способны репрезентировать определенные способы комбинирования объектов в положениях вещей. Вместе с тем, как мы увидим далее, Витгенштейн относит логическую форму к тому, что «не может быть сказано». Образ является отображением факта, но он не может изображать то, благодаря чему он является образом. «Предложения не могут изображать логическую форму, она отражается в них» (4.121). Предложения своим видом предъявляют логическую форму, показывают ее, но описать ее нельзя.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Говоря обобщенно, можно сформулировать понятие «скрытой памяти» языка как ту ситуацию (или те случаи), когда в рече-употреблении сосуществуют два как будто бы свободно заменяющихся в коммуникации варианта (лексемы, грамматические формы, синтаксические модели и под.); при этом на вопрос, чем их употребление различается, носитель языка ответить не может. Не может, как правило, ответить на этот вопрос и кодификатор-лингвист (т. е. при этом для вариантов иногда даются пометы вроде «разг.», «книжн.», «вариант» и т. д.). И только пристальное исследование большого массива данных дает возможность выявить некоторую «тенденцию», позволяющую интерпретировать это различие; именно тенденцию, а не грамматикализованную модель. Иногда помогает выявить эти различия какой-нибудь формант, который не воспринимается и не описывается традиционно как релевантный фактор различения «вариантов».

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

В обоих наших примерах невозможно было выделить из списка аксиом геометрии такие, которые характеризовали бы только точку, или только прямую, или только инцидентность. Аналогично среди аксиом фонологии невозможно выделить такие, которые характеризуют, скажем, только звук речи или только равносмысленность. Набор аксиом характеризует, как правило, исходные понятия не по отдельности, а в их совокупности – через объявление их связей между собой.

В. А. Успенский, Апология математики (сборник статей), -1

Опора на орфографию соответствует пониманию среднего носителя языка, который, видимо, ответит на вопрос, является ли потому что словом, отрицательно. Если же спросить, является ли это выражение союзом, число положительных ответов существенно вырастет. В принципе мы могли бы игнорировать мнение неспециалистов, как обычно делается при разработке научной терминологии. Однако ответы специалистов-лингвистов в общих чертах такие же, что подтверждает и лексикографическая практика. Лингвисты могут дополнить свои ответы разными объяснениями и рассуждениями, но в целом взгляды, очевидно, совпадают: потому что считается союзом, состоящим из двух слов, но не словом. Более того, орфографическая и пунктуационная особенность оформления таких эквивалентов слов (в течение, несмотря на, так как, потому что и др.) отражает интуитивное стремление лингвистов и нормализаторов языка отделить подобные единицы от сходных словосочетаний. Признав подобные комплексы самостоятельными лексическими единицами, можно более строго сформулировать и ряд орфографических и пунктуационных правил, например «лексемы в течение, в продолжение, являясь предлогами, пишутся через – е»; «лексемы так как, потому что пишутся без запятой между компонентами союза» и т. д.

М. В. Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Эти примеры очень похожи на высказывания на пиджине. Первый больной говорит однословными высказываниями и их сериями, второй строит серии из двух – четырех слов и использует остаточные навыки построения предложений. При этом ни одно синтаксическое правило не используется регулярно. Так, он строит несколько атрибутивных конструкций, где определяемое слово может стоять и до и после определения, то же самое с отрицанием (лес нет, нет нитка). Тем не менее, в обоих текстах видна смысловая связь. Больные говорят по правилам смыслового развертывания, выделяя и оречевляя наиболее субъективно значимые компоненты ситуации. При этом они используют структуру «топик – коммент», где топик может быть как выражен, так и подразумеваться (ср. мнение Е. Н. Ширяева (1981: 196) о рематичности конситуативных высказываний в разговорной речи и мнение А. А. Потебни (1958), что появление двусоставных высказываний – позднее приобретение в филогенезе языка).

Дерек Бикертон, Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей, 2009

Различие между тем, что система делает и как она это делает, приводит к разделению функциональных и нефункциональных аспектов. Примерами функциональных аспектов являются: передача данных по сети, воспроизведение музыки, фотографирование и редактирование отдельных пикселов в изображении. Примеры нефункциональных аспектов: удобный графический пользовательский интерфейс, быстрое программное обеспечение, возможность безопасного хранения пользовательских данных и защита их приватности. Другими важными нефункциональными аспектами системы являются безопасность и целостность. Целостность (integrity) означает, что система ведет себя именно так, как от нее ожидают, в то же время понятие целостности включает в себя и многие другие аспекты, такие как, например, безопасность (защищенность) и корректность [8]. Эффективным способом запоминания различий между функциональными и нефункциональными аспектами системы является аналогия с грамматикой русского или английского языка: глаголы описывают действия (что делается), а наречия – как выполняются эти действия. Например, человек может идти быстро или медленно. В обоих случаях действие «идти» одинаково, но способы выполнения этого действия различны. Поэтому в качестве практического правила можно предложить аналогию: функциональные аспекты соответствуют глаголам, нефункциональные аспекты соответствуют наречиям.

Даниэль Дрешер, Основы блокчейна: вводный курс для начинающих в 25 небольших главах, 2017

Как ни сходны по своим проявлениям «стиль» и «функция», они все-таки различаются, и притом весьма существенно, поскольку отражают разную точку зрения на объект. Стиль может проявляться в границах одного жанра или одной функции, это – правило выбора из многих вариантов (неважно, на каких именно основаниях), тогда как функция системна, дана как целостность уже сформированных инвариантов. Поэтому в отношении к стилю можно говорить о количестве расхождений, о том, что является высоким, что – низким применительно к каждому отдельному стилистическому варианту, а о функции так говорить нельзя. Даже то, что такое-то явление присуще (как нейтральный элемент стиля) сразу нескольким функциональным уровням, позволяет каждый раз выступать этому элементу в определенной стилистической маркировке; например, флексия – а́ в словах мужского рода типа катера́ в разговорном, литературном или специальном употреблении получает разную стилистическую характеристику.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Как можно видеть, эти строки вполне стереотипны по своему языковому заполнению. Все они начинаются со сложного слова (или его ритмического эквивалента), за которым следует «минимальное» слово: (а) краткий двусложник CV?CV?? либо (б) односложное слово CV? = СV?C. Последнее метрическое ударение закреплено за клаузулой, первое приходится на начальный слог, выделенный аллитерацией. Вопрос, следовательно, состоит лишь в том, чтобы определить место второго ударения в строке. Обычно предполагается, что при решении этого вопроса следует руководствоваться правилами общего языка и эддической нормы. Считается чем-то само собой разумеющимся, в частности, что отдельное слово (тем более такие семантически значимые слова, как gram, вин. п. «князя» или firar, им. мн. «мужи») выделяется метрическим ударением, в то время как второй компонент сложного слова (тем более второй слог немотивированных имен типа H?́kun или Magn?ss) является безударным или, в лучшем случае (как в примерах трехсложных композитов типа ?thlaupum), несет второстепенное ударение. Показания хендинга, выделяющего именно этот, второй компонент, в расчет не принимаются. Иными словами, в скальдоведении господствует точка зрения, в соответствии с которой единство просодических и звуковых повторов обязательно лишь для аллитерации и не обязательно для хендинга, которому приписывается в основном лишь орнаментальная функция; см., однако, важные оговорки в работах [Hollander 1953, 190; Kristján ?rnarson 1991, 74—75].

О. А. Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования, -1

Показательно, что существует достаточно тонкая этимологическая грань между словами «нормальный», «норма» и «норматив» – это не только однокоренные слова с единым историческим происхождением (от латинского «norma», «normalis»), но и взаимозависимые термины. Значение корня этих слов – правило. То есть, собственно, само слово «норма» подразумевает некое «правило», в то время как «нормальный» есть тот, кто соответствует «правилу»[2]. Слово «норматив» в свою очередь интерпретируется как количественное соответствие тому или иному правилу. И если в последнем случае все более или менее понятно, поскольку это можно хотя бы выразить в числовом значении, то с понятием «нормальный» дела обстоят гораздо сложнее.

Анна Уттэ, За пределами системы, 2014

Таким образом, мы приходим к выводу, что процедура выведения шариатского предписания состоит как из частных, так и из общих элементов. Под частными элементами мы подразумеваем те элементы, которые изменяются от случая к случаю. Так, то, что хадис передан от Йа‘куба ибн Шу‘айба – это частный элемент в выводе запрета на погружение в воду (для того, кто соблюдает пост), потому что он не является частью операции вывода. В таком случае возможны и другие частные элементы, которые мы видим в случае с Али ибн Махзийаром и Зурарой. Под общими элементами мы понимаем основополагающие правила, которые используются в разных операциях по выведению норм Шариата по самым разным вопросам – таким, как правила худджийа(т) аз-зухур аль-‘урфи и худжийа(т) аль-хабар.

М. Б. ас-Садр, История ‘Илм Аль-Усул, 2009

Однако различные словари говорят о переходе с одного языка на другой (включая Вебстеровский словарь: a rendering from one language into another[18]**), а язык пускает в ход совокупности символов, несущих те или иные значения. Если бы нам пришлось принять определение Вебстера, нам следовало бы представить, что при наличии ряда символов а, b, с… z и ряда символов α, β, γ… ω для перевода необходимо заменить единицу из первого ряда единицей из второго, но лишь при том условии, что, согласно какому-либо правилу синонимии, а обладает значением, синонимичным α, b – β, и так далее.

Умберто Эко, Сказать почти то же самое. Опыты о переводе, 2003

• эквивалентное – отражает взаимную обусловленность двух ситуаций и, как правило, выражено предложениями с союзом «если и только если…, то…»; «тогда и только тогда…, когда…» или смысловой нагрузкой, выраженной иными словами. Оно похоже на условное, но в отличие от последнего в эквивалентном суждении основание и следствие можно менять местами.

С. С. Антюшин, Логика, 2013

Изучение традиций нормальной науки раскрывает множество дополнительных правил, а они в свою очередь дают массу информации о тех предписаниях, которые выводят ученые из своих парадигм. Что же можно сказать об основных категориях, которые охватывают эти правила?[36]

Томас Кун, Структура научных революций, -1

Как же можно найти правильное решение, когда «условия задачи» даны лишь приблизительно, как это удается профессионалу-практику? Все дело в том, что и решение, как правило, не бывает строго определенным. Профессионала устраивает «попадание» не обязательно в «точку» лучшего решения, а в зону оптимальных решений. Решая задачи с «размытыми» условиями, человек должен использовать некоторые другие правила и принципы, чем в задачах с четкими данными. Как уже говорилось, он отказывается от измерения, от строгой количественной выраженности величины. Вместо этого он соотносит объекты в отношении, актуальном для решения задачи. При этом объекты соотносятся не только содержательно, но и количественно, и используется принцип попадания в «зону», устанавливается соответствие как качественное, так и количественное. Происходит оценивание как мыслительный анализ.

Коллектив авторов, Технологии сохранения и воспроизведения когнитивного опыта, 2016

Как отмечает О.Д.Мешков, «какое-то время сложное слово и словосочетание функционировали параллельно, что и является одним из признаков образования сложных слов из словосочетания», однако «стремление представить всякое сложное слово в виде словосочетания не всегда оправдано». Под словосочетанием понимается определенное сочетание слов, составленное по заранее обусловленным правилам, состоящее из слов, представленных в виде основ в сложном слове и (если требуется) служебного слова, показывающего отношения между компонентами сложного слова. При соблюдении таких правил, считает О.Д.Мешков, некоторые слова окажутся неразложимыми, причиной чего будет не лексическая идиоматичность, а невыраженность их смысловых связей [Мешков 1976: 188]. Данное положение особенно наглядно представлено во многих английских сложных словах модели N+N. Рассмотрим трансформацию ряда слов со вторым компонентом – dog в словосочетания (примеры приведены в книге Р.Лиза): puppy-dog (dog which is a puppy), bulldog (dog which is like a bull), watchdog (dog which watches something), policedog (dog used by police) [Lees 1966: 118].

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

3) Наконец, третье замечание. Оно касается разграничения понятий заимствования слова и его освоения в языке-реципиенте. Вопрос этот неоднократно обсуждался в литературе, и я, естественно, не буду излагать различных точек зрения. Для наших целей важна разница этих двух процессов в таком плане: при заимствовании слова, как правило, происходит сужение его лексического значения по сравнению с его смысловым потенциалом в языке-источнике (так называемый закон Поливанова); при освоении, которое может представлять собой более или менее длительный процесс, иноязычное слово может расширять свое значение, в частности становиться многозначным.

Л. П. Крысин, Слово в современных текстах и словарях, 2008

Прежде всего, речь должна идти об определенном типе связи самостоятельно оформленных предложений, так как известно, что в любой синтаксической структуре одним из решающих критериев для аттестации модели является синтаксическая связь, функционирующая в сфере ее основных составных компонентов [Падучева 1982: 93]. И по мере того, как исследователи поднимались от низшего синтаксического яруса к более высоким его ярусам, они отмечали возрастание удельного веса того типа связи, который получил название «присоединение». Если между членами предложения или компонентами сложного предложения достаточно точно и отчетливо прослеживаются такие виды связи, как сочинение и подчинение, то связи между самостоятельными предложениями далеко не всегда могут быть определены в этих терминах, даже тогда, когда показателями связи служат все те же сочинительные (или подчинительные) союзы. Употребление подчинительных союзов, как правило, свидетельствуют о парцелляции более сложного единства, а сочинительные союзы чаще всего в сложном синтаксическом целом приобретают присоединительную функцию [АГ-70; РГ-80а; Алгазина 1994; Бабайцева 1983; Белошапкова 1967; Ильенко 1989; Леденев 1976; Черемисина, Колосова 1987 и др.].

О. И. Филимонов, Скрепа-фраза в языке, 2013

1. Построение атрибутивных рядов распределения. Атрибутивные ряды распределения обычно представляются в форме таблицы, причем в подлежащем такой таблицы перечисляются варианты атрибутивного признака, по которому строится ряд распределения. Как правило, число таких вариантов конечно. Если вариантов слишком много, то можно объединить некоторые из них (сущностно подобные) в классы, которые и будут новыми вариантами атрибутивного признака. В сказуемом таблицы отражаются частоты или частости каждого варианта, либо накопленные частоты или накопленные частости. Ряды распределения могут строиться по накопленным частотам, которые показывают, какое количество единиц имеет величину варианта не больше данной. Если вместо абсолютных частот взять частости, то аналогично получают и накопленные частости.

Е. А. Замедлина, Статистика. Шпаргалка, 2009

3.344. Символ обозначает то, что является общим для всех тех символов, которыми его возможно заменить по правилам логического синтаксиса.

Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1922

Научный подход к социальным объектам предполагает, наконец, следование правилам логики и методологии науки. И это требование кажется бесспорным, само собой разумеющимся. Вряд ли вы найдете человека, который с ним не согласился бы. И опять-таки фактически лишь ничтожное число исследователей и в ничтожной мере следуют ему. Почему? Конечно, многие умышленно нарушают правила, о которых идет речь. Но это не значит, будто они знают эти правила. Обычно они их не знают вообще или знают на самом примитивном уровне. Подавляющее большинство говорящих и пишущих на социальные темы просто не умеют пользоваться этими правилами. Лишь самые примитивные из этих правил и на самом примитивном уровне усваиваются как бы сами собой, просто в практике образования и работы. Но в более сложных случаях без специального изучения этих правил следовать рассматриваемому принципу невозможно, подобно тому, как невозможно без специального обучения правилам грамматики того или иного языка грамотно писать на этом языке.

А. А. Зиновьев, На пути к сверхобществу, 2008

Если цепь состоит из минимального количества звеньев (трех), то возникает необходимость различения приема нанизывания и приема утроения действия, также широко используемого в сказках, в том числе в сказках о животных. Формально эти приемы сходны, так как в обоих случаях, как правило, повторяется акция персонажа. В результате мы имеем повтор почти аналогичных сцен, текст которых на вербальном уровне, особенно если он содержит диалог, включает репризу. Примером может служить сказка «Лиса-повитуха» (АТ 15):

Коллектив авторов, Дело всей жизни…, 2014

Язык, используемый для описания информации, может допускать неоднозначность ее понимания. Это создает определенные трудности при интерпретации вербальной информации, но в этом случае истинный смысл можно понять из контекста. Информация, которая хранится в персональных компьютерах, как правило, лишена контекста, поэтому ошибочная интерпретация становится гораздо более вероятной. Западные специалисты определяют цену информации через те действия, которые могут быть предприняты в результате знания этой информации.

А. В. Артемов, Информационная безопасность, 2014

Аналогия (от греч. – «соответствие, сходство») – метод переноса найденного свойства одного предмета на другой на основании сходства предметов по каким-либо другим свойствам. Метод аналогии не всегда бывает достоверным, поэтому нужно стремиться при использовании этого метода соблюдать следующие правила:

В. Э. Вечканов, Культурология. Учебное пособие для вузов, 2009

Наконец, необходимо иметь возможность сравнивать полученные результаты с неким неизменным показателем. Таким показателем может служить математическая вероятность. Если некое событие происходит случайно, то можно вычислить его вероятность. И если подобное событие происходит чаще, чем ему положено быть, согласно вероятности, то, значит, оно не случайно. Существует правило, принятое как психологами, так и парапсихологами: если вероятность какого-то события (определяемая по законам математической статистики) составляет 1 к 20 (5 %) или еще меньше, а оно произошло, то следует сделать заключение: здесь может иметь место некое явление, отличное от случайного; в данном случае феномен экстрасенсорного восприятия.

Т. В. Барлас, Психологический практикум для начинающих, 2014

Чтобы избежать таких ошибок, нужно соблюдать правила работы с понятиями, правила корректного их определения и расчленения. Часто в биологии встречаются понятия очень богатые и неопределенные. В таких случаях лучше хорошо разъяснить смысл понятия, не прибегая к формальному определению, если с этим имеются затруднения. Между тем часто поступают наоборот – авторы легко дают нечто, с виду напоминающее определение, и не утруждают себя дальнейшим разбором. Внутри таких определений на каждом шагу встречаются логические ошибки, что делает сами определения непригодными. Например, ошибка ignotum per ignotius – «неизвестное через более неизвестное», когда для определения понятия используют еще более туманные и неясные понятия, чем определяемое. В результате определениями понятий мало кто пользуется, то есть определения имеются (скажет, многие десятки определений вида и т. п.), но в ходу некие интуитивные представления, потому что подавляющее большинство определений совершенно неоперациональны и нафаршированы внутренними ошибками. Поэтому данная книга посвящена прежде всего и главным образом работе с разбором экспериментальных оснований, а не работе с текстами. Е.Н. Панов не старается показать ошибки в тех определениях, которые давали «половому отбору», его интересуют сами факты, которые либо не укладываются это понятие, либо могут быть объяснены и другими способами.

Е. Н. Панов, Половой отбор: теория или миф? Полевая зоология против кабинетного знания, 2014

«Одно понятие – один термин». Это правило означает, что как внутри одного нормативного акта, так и в рамках целой отрасли права одно и то же понятие должно последовательно и неуклонно определяться одним термином. В то же время и один термин не должен использоваться для обозначения различных, не совпадающих друг с другом понятий.

Коллектив авторов, Юрист в организации: учебное пособие, 2009

Возникновение феномена экономического риска в задачах управления социально-экономическими объектами чаще всего связывают с неопределенностью. Неудивительно, что и в научной литературе понятие риска, как правило, употребляется в паре с неопределенностью. Иногда эти два понятия даже употребляют как синонимы, хотя известны работы, в которых эти понятия вообще не рассматриваются как взаимосвязанные[3]. Вместе с тем давно предпринимаются попытки разграничить эти понятия, по крайней мере, в экономических взаимодействиях. Так, например, Ф. Найт еще в 1921 г. предложил обозначать термином «риск» количественно измеримую – например, с помощью вероятностей – составляющую неопределенности (Найт, 2003, с. 30, 225), а собственно «неопределенностью» – то, что не поддается вероятностной оценке. С тех пор такое разграничение повторяется во многих работах без должного критического переосмысления.

Р. М. Качалов, Управление экономическим риском. Теоретические основы и приложения, 2012

Определенную помощь при выделении категорий может оказать частотный анализ слов, однако слишком на него уповать не стоит. Значимые слова в любом случае окажутся не самыми частотными (к последним в любом тексте относятся предлоги), да и категории, служащие для фиксации различий в речевой продукции, как правило, много крупнее отдельных слов.

Н. А. Алмаев, Применение контент-анализа в исследованиях личности, 2012

В некоторой точке декомпозиция систем на системные элементы заканчивается. Таким образом, существует правило остановки, связанное с практической потребностью, а также с рисками, имеющими отношение к системному элементу. Это означает, что, если дальнейшая декомпозиция не дает преимуществ и/или элемент системы хорошо определен и может быть включен в состав системы с контролируемыми рисками (например, куплен как стандартный, имеющийся в продаже элемент или его предоставление гарантировано без дальнейшей декомпозиции), последовательная декомпозиция может быть закончена.

Гарольд Лоусон, Путешествие по системному ландшафту, -1

При использовании понятия необходимо точно обнаруживать его смысл. Так, например, понятие «мир» имеет два значения: отсутствие насилия и дипломатия открытых дверей. Поэтому данное понятие будет иметь разные значения в сфере дипломатии и в обыденной жизни. Несоблюдение этого правила приводит к логической ошибке – подмене понятий.

С. А. Давыдов, Логика. Шпаргалка, -1

Итак, «творческий дух» народа можно определить как некоторый набор в высокой степени обобщенных простейших понятий и аксиом, служащих схемой соотнесения для всего общества (или, по крайней мере, для значительной части его населения). Сами по себе эти аксиомы могут не сознаваться их обладателями; и, как правило, они могут быть извлечены из культурных или психологических данных. Они заключают в себе программу возможной культурной эволюции и, стало быть, устанавливают пределы возможного культурного развития того населения, которое их использует.

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Символическое поле культуры, 2011

Следует заметить, что, классифицируя ПН по содержанию, мы, как правило, сталкиваемся и с определенными особенностями формы, а формальные особенности, в свою очередь, свидетельствуют о содержательных различиях. Это вполне закономерно с точки зрения общефилософских положений о единстве формы и содержания. Однако это правило действует не всегда. Например, закрепление правовых принципов может осуществляться путем простого перечисления их в одной статье закона или путем изложения каждого принципа в отдельной статье. Но эти отличия лишь формальные, на содержание самого принципа они никакого влияния не оказывают. Значит, здесь имеет место формальный критерий классификации. С другой стороны, если взять деление ПН на общие и специальные, то здесь может идти речь только о классификации в зависимости от содержания, потому что по форме изложения эти ПН практически ничем не отличаются друг от друга[178].

М. Л. Давыдова, Нормативно-правовое предписание. Природа, типология, технико-юридическое оформление, 2009

Под правилами, которые являются интенсивными по своей природе, я подразумеваю формулы, которые постоянно возникают в ходе повседневной деятельности и обусловливают структурирование большей части происходящего в повседневной жизни. Правила языка – это правила как раз такого характера. Но таким же характером, например, обладают и все процедуры, применяемые акторами в организации обмена ролями в разговоре или во взаимодействии. Их можно противопоставить тем правилам, которые, несмотря на очень широкую распространенность, имеют лишь поверхностное влияние на происходящее в социальной жизни. Такое противопоставление очень важно, хотя бы потому, что среди социальных аналитиков широко распространено мнение, что наиболее абстрактные правила – т. е. кодифицированный закон – являются наиболее влиятельными в структурировании социальной деятельности. Я бы сказал, однако, что многие кажущиеся тривиальными процедуры, происходящие в повседневной жизни, имеют более глубокое влияние на общность социального поведения. Остальные категории в схеме, должно быть, более или менее самоочевидны. Большинство правил производства и воспроизводства социальных практик схватываются акторами только внутренне: они знают, как «продолжать». Дискурсивная формулировка правила уже является его интерпретацией и, как я уже отмечал, может изменять форму его применения. Типичным примером правил, которые не просто дискурсивно формулируются, но формально кодифицированы, являются законы. Законы, разумеется, являются наиболее сильно санкционированными типами социальных правил и в современных обществах имеют формально предписанные градации наказаний. Однако было бы серьезной ошибкой недооценивать силу неформально применяемых санкций в отношении всего многообразия ежедневных практик. Как бы ни были задуманы «эксперименты с доверием» Гарфинкеля, они показывают непреодолимую силу, с которой действуют кажущиеся незначительными черты организации разговора.

Коллектив авторов, Западная социология: современные парадигмы. Антология, 2015