Заимствование

Заи́мствование, в лингвистике — это процесс усвоения одним языком слова, выражения или значения другого языка, а также результат этого процесса — само заимствованное слово.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Лексика была всецело связана со многими характерными особенностями нелингвистической культуры, существуя как в течение одной эпохи, так и в процессе эволюции языка во времени, поэтому изучение лексики полезно, если не обязательно, для полной и всеобъемлющей этнографической оценки. Но такое использование лингвистических данных и даже очевидная связь между лексикой и содержанием культуры доказывает не больше, чем факт, что у языка есть культурное обрамление. То же самое справедливо в отношении обратной ситуации: лингвист, если ему нужно определить какую-либо лексическую единицу, должен иметь некоторое представление о культуре, к которой она относится. Однако, как отметил Сепир несколько лет назад, «этот поверхностный и внешний вид параллелизма не представляет реального интереса для лингвиста, если только появление или заимствование новых слов косвенно не бросает света на формальные тенденции языка. Лингвист никогда не должен впадать в ошибку отождествления языка с его словарем» (1921, p. 234).

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Все это привело к тому, что на протяжении XVIII века новый общерусский язык активно осваивает наследство церковнославянского языка; основные изменения этого времени – изменения в синтаксисе и лексике. Наследуемое входит в структуру русского языка не простым заимствованием, а в переработке, критическим и творческим усвоением модели на основе имеющихся в самом русском языке средств с аналогичным функциональным содержанием. Например, усвоение многочисленных подчинительных конструкций церковнославянского языка начинается в общерусском языке с отработки условных предложений, которые существовали и в русском языке, но обслуживались иными, чем в церковнославянском языке, союзами и союзными словами. В этом последовательном и весьма продолжительном процессе оттачивались грамматические средства нового языка, многие старые формы становились ненужными и устранялись (особенно дублеты, например условные союзы, которых к XVIII веку накопилось около двадцати). Даже заимствованные из других языков слова (особенно в петровское время) обслуживались не русскими, а церковнославянскими суффиксами, которые к тому времени еще не вошли в словообразовательные потенции самого общерусского языка и воспринимались как столь же чуждые, что и сами заимствованные слова.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Эти наблюдения и выводы позволяют правильно оценить и словоупотребление во 2-м Житии и «Беседах». Трудно найти иное объяснение появлению в этих текстах таких слов, как, например, бо(л)ярин, неизвестного древне-чешскому языку[331] кроме как в контактах с Русью или Болгарией и заимствовании из литературы, там распространённой. То же самое объяснение применимо и к дружине: хотя само слово было, конечно, известно в древней Чехии, но значения "люди в окружении (на службе) князя", в котором оно выступает во 2-м Житии (см. ниже), словарь древнечешского языка за ним не фиксирует[332]. Дружину в этих текстах нельзя назвать в настоящем смысле «книжным заимствованием», потому что слово дружина было известно в древнеморавском и древнечешском языках. Вероятно, надо вести речь о специфическом словоупотреблении в церковнославянском языке, когда он уже оторвался от живых славянских языков и функционировал как «литературный» (ср. дискуссию о «диглоссии» в Древней Руси). Такие слова как бо(л)ярин пли дружина в Чехии человеку с определённым уровнем образования и/или кругозора были понятны и даже могли им использоваться в книжно-литературной работе, но в то же время в живой речи либо само слово, либо слово в определённом значении не употреблялись. В текстах они использовались редко или только в определённых контекстах, имели синонимы, употребительные в данной языковой среде или в литературной традиции. Именно такие примеры мы видим во 2-м Житии. Труднее продемонстрировать такое словоупотребление в «Беседах», так как к этому весьма обширному тексту нет словоуказателя, и приходится пользоваться только кратким словником А. И. Соболевского, учитывающим далеко не все упоминания[333].

П.С. Стефанович, Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках, 2012

К VIII–IX вв. относятся и древнейшие западнофинско-славянские языковые связи: в западнофинских и эстонском языках имеются заимствования, сохранившие неполногласие, что могло быть лишь до IX в.[416]. Очевидно, именно в это время на основе устоявшегося финского возникает и восточнославянское обозначение скандинавских купцов и воинов[417]. Переход финск. ruotsi > др. – русск. русь фонетически убедительно обоснован. Зап. – финск. uo/oo закономерно отражалось в др. – русск. ?, что подтверждается рядом аналогий (например, финск. suomi > др. – русск. сумь) и общим соответствием др.-pycск. ? / финск. uo/oo. Возможность перехода финск. ts > др. – русск. с имеет несколько наиболее вероятных объяснений: во-первых, заимствование могло иметь место до образования ц в древнерусском языке, во-вторых, если заимствование и проходило позже, то с в слове русь могло возникнуть как упрощение консонантной группы ts (ср.: vepsä > весь)[418].

Е. А. Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды, 2011

В частности, происходит отказ от церковнославянизмов – взамен делается акцент на народные диалекты, а также заимствования слов из других, в первую очередь, восточноевропейских языков. Насколько лексика современного украинского языка близка ряду восточноевропейских языков и далека от русского может наглядно показать следующая таблица:

Коллектив авторов, Интересно об Украине

Третья точка зрения не предполагает прямой зависимости от кельтов и не исключает ее. Речь идет о выведении имени венетов от индоевропейского корня vand или vend[270]. Корень этот иногда совершенно неосновательно считают германским. Между тем датское vand или норвежское vann скорее свидетельствует о заимствовании этого слова германцами у предшествующего населения Прибалтики, которым и могли быть как раз венеды и родственные им племена. Исходное значение слова «вода» сохранилось в литовском vanduo, латышском udens. Имеются аналогичные обозначения для понятий, связанных с водой, и в кельтских языках (vin, vand, vend, vond), в которые эти понятия также, возможно, проникали от предшествующего населения. Если учесть, что этнонимы синды, хинди, равно как название реки Инд, также обозначают воду (жители воды, водный поток), то мы здесь имеем, возможно, отражение очень глубокого языкового пласта, к которому относятся какие-то древние индоевропейские языки. В хеттском языке «вода» произносилась как vadar, а в косвенных падежах как vedeni[271]. В латинском языке наряду с aqua сохранялось unda, почти совпадающее с соответствующим латышским, но имеющим как бы периферийное значение: морская волна или поэтическое осмысление проточной воды. Такое оттеснение на периферию обычно происходит в результате столкновения двух или нескольких неодинаковых языков.

А. Г. Кузьмин, Древнерусская цивилизация, 2013

Процессы, происходящие в современном русском языке, многообразны. Это и заимствование иноязычных слов (иногда – неумеренное), и вторжение разговорной стихии в публичные формы речи, и вовлечение в литературное словоупотребление – как устное, так и письменное – лексики из социальных и профессиональных жаргонов. Эти явления требуют, во-первых, лингвистического анализа и, во-вторых, нормативной оценки. Кроме того, не очень прост вопрос о том, как должны отражаться новые явления в словарях, особенно тех, которые имеют статус нормативных.

Л. П. Крысин, Слово в современных текстах и словарях, 2008

Распространение явлений этой группы объясняется просто – это заимствования. Заимствования как таковые – довольно обыденный пример морфологических соотношений в истории. Объекты организменного уровня контролируют свой состав, но чем менее целостен объект, тем легче он заимствует части иных объектов. Заимствования показывают степень целостности; ясно, что легкое заимствование сравнительно чужеродных частей говорит о малой целостности (следовательно, малой устойчивости) системы. В отношении общественного целого на ряде примеров мы только что убедились, что заимствования идут довольно легко, хотя и эта легкость относительна. Даже внедрение «выгодных» экономических и культурных технологий наталкивается иногда на немалое противодействие. Запад уже несколько веков пытается преобразовать мир Востока (или не-Запада: Азию, Африку, Южную Америку) на свой манер, внедряет в общественные целые этих регионов различные свойственные Западу части. Однако успехи достаточно скромны; внешнее, очень поверхностное уподобление достигнуто, но в целом можно сказать, что общества в достаточной мере традиционны и целостны, отдельные заимствования не переходят в трансформацию целого. Более того, и сами эти отдельные заимствования используются часто не так, как на Западе, а по собственным законам тех обществ, где они внедрены. Такова ситуация с важными для экономики заимствованиями. Что касается заимствований в других сферах, то в них процесс идет еще более противоречиво.

Г. Ю. Любарский, Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие, 2000

Так подтверждалась их двойственность: русский эквивалент сохранял еще смысловые коннотации грамматической формы, но с распространением иностранного заимствования он стал пониматься исключительно как номинация: «Некоторые понимают под национальностью то же, что мы понимаем под „нацией". Едва ли это правильно. Другие слово национальность употребляют в виде обозначения части нации… Это применение слова также едва ли правильно. Слово национальность определяет свойство, а слово нация – народ»[373]. Ковалевский упоминал, что введение иностранных терминов необходимо потому что часто слова «народ» и «народный» используются для обозначения одного лишь сословия всей нации.

М. В. Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

Таким образом, можно говорить о том, что изменения в общественно-политической и экономической жизни обусловили изменения в официально-деловом стиле. Это нашло выражение как в появлении совершенно новых видов документов – электронных, так и в замене традиционных жанров современными (автобиография – резюме, информационное письмо – рекламное письмо, правила трудового распорядка – кодекс корпоративной этики). Новые виды документов имеют свои языковые особенности, контрастирующие с общепринятыми нормами официально-делового стиля, в частности в электронной переписке, в рекламных письмах используются средства языковой изобразительности, употребляются выражения, свойственные разговорной речи, широко применяются заимствования, происходит формирование новых терминосистем. В целом, изменения в официально-деловом языке современной России связаны с общей тенденцией взаимопроникновения и взаимовлияния стилей, которая характерна для данного периода развития языка, особенно ярко данная тенденция выражена в устном профессионально-деловом общении.

Коллектив авторов, Основы русской деловой речи, 2012

Возвращаемся к статье Н.С. Трубецкого, который пишет: «История языков знает и дивергентное и конвергентное развитие. Порою бывает даже трудно провести грань между этими двумя видами развития. Романские языки, несомненно, все восходят к одному латинскому (вульгарнолатинскому) языку. Но эпохе усвоения вульгарнолатинского языка иберами, галлами, лигурами, этрусками, венетами, даками и т. д., несомненно, предшествовал период приспособления языков всех этих племен к латинскому языку, период, когда все эти языки насыщались словарными заимствованиями из латинского и видоизменяли свою грамматику и синтаксис в направлении, сходном с латинским. И не подлежит сомнению, что и сам латинский язык именно в этот же период переживал сильнейшие изменения, вызванные процессом встречного приспособления к варварской речи. А в результате, когда варварские языки в разных частях бывшей Римской империи исчезли, уступив место латинскому, этот латинский язык в каждой провинции оказался несколько иным, так что полного языкового единства, собственно, так и не получилось».

А. А. Клёсов, Славяне, кавказцы, евреи с точки зрения ДНК-генеалогии, 2015

Помимо завидной эрудиции, Тредиаковский обладал редким даром, присущим ему как поэту, – чувством языка и интуитивным пониманием глубинного смысла слов, что неведомо ученому-педанту. Так, он решительно поддержал и развил мнение, упомянутое еще у Татищева, о русскости древнегреческого наименования «скифы». В соответствии с нормами греческой фонетики это слово произносится, как «скит[ф]ы». Второй слог в греческом написании слова «скифы» начинается с «теты» – ?; в русском озвучивании она произносится и как «ф», и как «т», – причем в течение времени произношение звука менялось. Так, заимствованное из древнегреческого языка слово «театр» до XVIII века звучало как «феатр», а слово «теогония» («происхождение Богов») еще недавно писалось «феогония». Отсюда же расщепление звучания в разных языках имен, имеющих общее происхождение: Фе[о] дор – Теодор, Фома – Том[ас]. До реформы русского алфавита в его составе (в качестве предпоследней) была буква «фита» – ?, предназначенная для передачи заимствованных слов, включающих букву «тета». И слово «скифы» в дореволюционных изданиях писалось через «фиту». В действительности же «скит» – чисто русский корень, образующий лексическое гнездо со словами типа «скитаться», «скитание». Следовательно, «скифы-скиты» дословно означают: «скитальцы» («кочевники»). Вторично, в качестве позднейшего заимствования из греческого языка, где оно служило названием пустыни, общая корневая основа «скит» вновь вошла в русское словоупотребление в смысле: «отдаленное монашеское убежище» или «старообрядческий монастырь».

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

Современная деловая речь, а также речь политиков, общественных деятелей – явление сложное. Наибольшую трудность представляют заимствованные слова, значение которых не всегда точно известно как говорящим, так и пишущим, как авторам, так и адресатам речи. Практически все слова общественно-политического и делового лексикона – это заимствования из греческого, латинского, английского, немецкого, французского и некоторых других языков.

А. В. Сорокина, Основы делового общения, -1

В основном глоссы являются точными семантическими эквивалентами глоссируемых заимствований: заимствование и глосса воплощают столкновение двух дискурсов, традиционного и модернизационного, причем – и это особенность русской модернизации – новое может появляться в результате простого переименования старого. Однако в отдельных случаях глоссируемое заимствование подчеркивает в глоссирующем слове то значение (тот семантический компонент), который ранее в нем был второстепенным или не выделявшимся отчетливо и в результате соотносит старое слово с новым понятием, ср., например, глоссы в «Генеральном Регламенте или Уставе» 1720 г. [ПСЗ VI: № 3534, 141–160]: дирекцию (или управление), генеральные формуляры (образцовыя письма), акциденции или доходы и т. д. Управление – это многозначное слово; его соотнесение с новым словом дирекция выделяет в нем один компонент, соответствующий бюрократизации власти в ходе реформ Петра. Точно так же в «Артикуле воинском» 1715 г. мы находим сатисфакцию или удоволствие [Российское законодательство, IV 353]. У удовольствия появляется новое значение, соотносящееся с понятием дворянской чести, оскорбления и требуемого при оскорблении возмещения морального ущерба.

Коллектив авторов, Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени, 2009

Важное значение имеют процессы культурной мутации. Многие явления, которые, учитывая хронологическое и иное отставание от уже устоявшихся проявлений, соблазнительно воспринимать как заимствования, таковыми в действительности не являются. Многочисленные важнейшие открытия в разных центрах делались заново. Это касается, например основ письменностей великих первых цивилизаций, настолько самостоятельных, что например, письменность Хараппы до сих пор не поддается убедительному прочтению, несмотря на разнообразные попытки и ухищрения. В данном случае изобретение письменности – явление явно мутационного характера.

Коллектив авторов, Культурогенез и культурное наследие, 2009

2) заимствования, называющие предметы и явления, для обозначения которых в языке наименования отсутствуют, ср.: физика, бегемот. Часто заимствование заменяет словосочетание (тенденция к аналитизму, в которой реализуется закон языковой экономии), ср.: ксенофобия – «неприязненное отношение к иностранцам, представителям другой расы, этноса»; «портфолио – коллекция фотографий, образцов продукции, собранная в папке (альбоме) с целью произвести благоприятное впечатление на работодателя»;

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Можно сказать, что за прошедшее с тех пор время сама речекоммуникативная практика подтвердила принципиальную верность содержавшихся в этих работах положений об основных тенденциях словоупотребления, присущих российскому перестроечно-реформаторскому периоду. Это постоянное политтехнологическое совершенствование и обновление инструментария официозно-пропагандистских штампов; всё расширяющееся использование заимствований, особенно из американского варианта английского языка; почти неограниченное употребление многочисленных субстандартных лексико-фразеологических элементов, включая ранее табуированные.

А. Д. Васильев, Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ, 2015

Таубе закрепил уже существовавшее в историографии мнение о скандинавских корнях «загадочного знака». Наряду с подобной интерпретацией не отвергалась и идея полного заимствования всех компонентов начального русского чекана (а следовательно, и «загадочного знака») из Византии. А. В. Орешников, хотя и не акцентировал внимание на «предметности» знака, неоднократно высказывался в пользу его местного, т. е. автохтонного происхождения[24]. Ему следовали и некоторые советские историки, например О. М. Рапов[25].

Н. А. Соболева, Очерки истории российской символики. От тамги до символов государственного суверенитета, 2006

Термин был заимствован из полинезийского языка, на таитянском диалекте слово «татау» обозначает рисунок. И сделал это выдающийся английский путешественник Джеймс Кук. Он употребил его в отчете о путешествии вокруг света, опубликованном в 1773 году. До этого татуировка в Европе была способом украшения и идентификации человеческого тела и не выделялась отдельным названием. Употребляемые до того термины идентифицировали ее с другими техниками непосредственного украшения и обозначения человеческого тела либо являлись заимствованиями из жаргона различных общественных групп. Приведем перечень наиболее любопытных обозначений татуировки, которые в прошлом применялись на территории Западной Европы.

В. А. Барановский, Искусство татуировки, 2001

Сейчас следует вспомнить о существовании такого слова как орда/орта (ставка военачальника/военное подразделение), которое обычно считается заимствованием из тюркского, однако «Этимологический словарь тюркских языков»[14] никакой внятной этимологии здесь не дает. Орда ассоциируется, прежде всего, со степным кавалерийским воинством, здесь несомненно должна присутствовать этимология связанная с конем, лошадью, а подобная этимология возможна только в случае с древнерусским орь, чешским or, др. – польским orz, т. е. практически мы имеем дело с общеславянской основой. Очевидно из западнославянских диалектов (orz), данноеслово перешло в германские языки – верхненемецкое hross «конь» и англосаксонское hors, несмотря на то, что М. Фасмер считает подобное происхождение невозможным.

К. А. Пензев, Альтернативная история России. От Михаила Ломоносова до Михаила Задорнова, 2016

Есть и другие жесты-символы, которые способны самостоятельно передавать сообщение (но нередко сопровождают речь). Например, сжатый кулак правой согнутой на уровне головы руки. Этот жест использовался в немецком антифашистском движении «Рот фронт», в частности, его лидером Э. Тельманом как символ единения в своей борьбе. В этом качестве стал всеобщим символом национально-освободительного движения левого толка и получил широкое распространение. Позднее его широко использовали в Латинской Америке, например, Э. Че Гевара, Ф. Кастро и другие известные персоны. Существование таких общеупотребительных жестов-символов, их заимствование, подражание и распространение по миру также аналогично заимствованиям и распространению слов из одного языка во многие другие.

М. С. Андрианов, Невербальная коммуникация, 2007

Вместе с тем, следует различать понятия этническая культура и культура этноса. Культура этноса более широкое понятие, оно «…включает всю совокупность культурных явлений народа, в том числе иноэтничные заимствования, унифицированные формы культуры, общерегиональные черты, характерные сразу для нескольких народов, а этническая культура, равно как и язык, есть то главное, что отличает один народ от другого»[60]. Этническая культура проявляется в деятельности общества, государства, его социальных институтов, а также в национальных традициях, духовных ценностях, стиле мышления и установках, моральных нормах, стереотипах и образцах межличностного и межгруппового поведения и самовыражения, особенностях языка и образа жизни. Элементы этнической культуры, воспринимаемые как характерные именно для данной национальной общности, тем самым выполняют этнодифференцирующую и этноинтегрирующую функции. В формировании каждой этнической культуры, как мы уже было отмечено выше, важную роль играет язык этноса, который способствует, прежде всего, формированию чувства групповой идентичности. Язык как элемент культуры участвует в процессе приобретения практического опыта людьми, особенно членами одной этнической группы. Каждый народ создает свою картину мира на основе своего языка.

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011

Вместе с тем, следует различать понятия этническая культура и культура этноса. Культура этноса более широкое понятие, оно «включает всю совокупность культурных явлений народа, в том числе иноэтничные заимствования, унифицированные формы культуры, общерегиональные черты, характерные сразу для нескольких народов, а этническая культура, равно как и язык, есть то главное, что отличает один народ от другого»[12].

Г. В. Нездемковская, Становление этнопедагогики России, 2011

Тексты средне- и поздневизантийского периода пестрят древними именованиями народов как то «галлы», «колхи», «гепиды», «скифы», «сарматы», «гунны», «тавроскифы», «трибаллы», «геты», «даки» и т. д., никак, на современный взгляд, не коррелирующими со средневековыми народами, ими обозначенными. Казалось, византийцы избегали неологизмов и лексических заимствований из внешнего мира, географическая, этническая номенклатура, реалии чужеземного социального и культурного быта нередко (но не всегда) именовались в терминах классической науки (историографии, географии и т. д.)1. Этот известный феномен исследователи обычно именуют «архаизацией» современных византийским авторам реалий в результате перенесения традиционной, уже устоявшейся в греческой науке терминологии на новые объекты.

Коллектив авторов, Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время, 2015

Семитские народы, если рассматривать их в целом, отличаются от других наличием определенных общих черт. В основном это лингвистические особенности. У семитских языков так много общего в фонологии, морфологии, синтаксисе и словарном запасе, что их сходство не может объясняться обычными заимствованиями – только общим происхождением.

Сабатино Москати, Древние семитские цивилизации, 1949

Изначально – это совершенно другая логика, другой подход к изображению и восприятию слова. Так изначально сложилось в китайской традиции. Причем вначале мы видим, что движения на востоке и западе при создании письменности похожи. Но если мы возьмем европейскую письменность (греческую, латинскую, русскую), то увидим, что у истоков находится финикийская письменность. И многие буквы греческого алфавита отражают это древнее финикийское заимствование. Например, «альфа» – это бык; «бета» – дом; «гамма» – верблюд; «дет» перешло к грекам, означает «древний».

Коллектив авторов, Эстетика звука на экране и в книге. Материалы Всероссийской научно-практической конференции 12–14 апреля 2016 года, 2016

Примечательно, что эти слова заимствовались из языков, обладавших более низким социолингвистическим статусом по сравнению с государственным. Русский же стал источником в первую очередь административной лексики (дэр чиновник, дэр урядник, дэр исправник, дэр призыв, дэр срок, дэр суд, ди задаточне и т. д.), что неудивительно: на русском власть общалась с евреями посредством законов и циркуляров. Других заимствований из титульного языка империи практически не происходило, потому что территория, на которой евреи жили по соседству с русскими крестьянами, была относительно мала.

Коллектив авторов, Черта (сборник), 2017

Цитирование строки «и от тех [то есть от Рюрика, Синеуса и Трувора. – Ю.А.] прозвася Руская земля» из «Повести временных лет» стало общим местом практически у всех сторонников так называемой скандинавской школы, хотя она, вопервых, совершенно не свидетельствует о скандинавском происхождении Руси и, во-вторых, вовсе не указывает на скандинавскую этимологию этнонима. Однако «норманнская установка» привела к созданию соответствующей этимологической версии, связывающей слово «Русь» с финским «Ruotsi», причем это последнее согласно указанной версии определяется как «германское заимствование в финский язык». Автором этой версии стал один из активных приверженцев норманнской теории А. Куник, считавший, что «Ruotsi» отражает древне-северное «r??er» (гребцы, община гребцов) и «Roslagen» (провинция в Восточной Швеции). Впоследствии он присоединился к идее А.С. Будиловича, находившего в слове «Русь» отголосок эпического названия готов – «Hr?thigut?s». Прежнюю же идею Куника возродил и развил В. Томсен, который «Русь» также производил из финского «Ruotsi», а последнее – из древнеисландского «Rо́?smen» или «Rо́?skarlar» (гребцы, мореходы), поясняя, что аналогичные случаи перенесения названия завоевателей на завоеванное население наблюдались и у франков (Франция), норманнов (Нормандия), новогреков (‘?ωμιοί), лангобардов (Ломбардия), болгар[150]. Аналогия явно неудачная, поскольку ни исландцы, ни шведы, ни финны не были завоевателями восточных славян.

Юрий Акашев, История народа Рос. От ариев до варягов, 2013

Дидактические игры и упражнения с грамматическим содержанием являются важным средством стимулирования языковых игр детей, их поисковой активности в сфере грамматики. Но такие игры с узкодидактическим содержанием не могут выполнять роль основной формы обучения в целях развития грамматического строя языка дошкольника. На начальных этапах (младший дошкольный возраст) ведущее значение имеют совместные со взрослым сюжетно-отобразительные игры детей, подвижные, музыкальные игры и пластические упражнения, игры-драматизации (импровизации), инсценировки, кукольный театр, элементы игры и драматизации при рассматривании картин, при рисовании, лепке, аппликации – такие виды игровой активности, которые имеют широкий общеразвивающий эффект, возбуждают в детях положительные эмоции, стимулируют игровую и речевую активность и тем самым создают естественные условия для спонтанного возникновения языковых игр, заимствования из произведений фольклора и художественной литературы, из речи педагога форм и структур языка. Эти формы работы не теряют своего значения и в дальнейшем.

А. Г. Арушанова, Речь и речевое общение детей. Формирование грамматического строя речи. 3-7 лет. Методическое пособие для воспитателей, 2004

Среди греческих слов, латинизированных еще в римской литературе, множество сохранилось до наших дней. Заимствования укоренялись довольно быстро, чему немало способствовало то обстоятельство, что большинство практикующих в Риме врачей были греками.

В. Ф. Даллакян, Краткий медицинский терминологический словарь, 2010

** Служит орфографическим знаком для зрительного различения некоторых форм глагола avere (ho, hai, ha, hanno). В соединении с буквами c и g указывает на произношение их как к и г перед e и i: che = ке, chi = ки, ghe = ге, ghi = ги. Употребляется также в заимствованиях.

Г. П. Шалаева, Новый школьный итальянско-русский словарь, 2010

** Служит орфоргафическим знаком для зрительного различения некоторых форм глагола avere (ho, hai, ha, hanno). В соединении с буквами с и g указывает на произношение их как к и г перед e и i: che=ке,chi=ки, ghe=ге, ghi=ги. Употребляется также в заимствованиях.

Г. П. Шалаева, Новый школьный русско-итальянский словарь, 2010

– аккомодативные этносы, не склонные к продуцированию новых идей, а ориентированные на заимствование их у других этносов, могут быть:

С. А. Трифонова, Этнопсихология и конфликтология, 2013