Цитаты со словом «отчаяние»

Большинство людей ведут свою жизнь в тихом отчаянии.

Женщина была бы в отчаянии, если бы природа создала её такой, какой делает её мода.

Если бы все те, у кого строптивые жёны, дошли до отчаяния, то десятая часть человечества повесилась бы.

Терпение — ослабленная форма отчаяния, замаскированная под добродетель. (Перевод И. Кашкина)

Отчаяние нередко выигрывало сражения.

Любовь, ненависть, отчаяние, жалость, негодование, отвращение — что все это значит по сравнению с совокуплением планет?

Трагедия в том, что никто не видит выражения безнадёжного отчаяния на моем лице. Нас тысячи и тысячи, мы проходим мимо и не узнаем друг друга.

Презрение к самому себе — это змея, которая вечно растравляет и гложет сердце, высасывает его животворящую кровь, вливает в неё яд человеконенавистничества и отчаяния.

Обитель для души может быть возведена лишь на очень прочном фундаменте нескончаемого отчаяния.

Скука, быть может, порождает больше игроков, чем желание выигрыша, больше пьяниц, чем жажда, и вызывает больше самоубийств, чем отчаяние.

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

Только из глубины отчаяния может родиться надежда.

Неразговорчивый собеседник может довести до отчаяния, словоохотливый — до преступления.

Я обращался к Богу, не как отвергнутый грешник, в отчаянии, а спокойно, тихо.

Я думаю, ты становишься взрослым, когда находишься на грани отчаяния.

Победы — это не всё. Не должно быть никакого тщеславия после победы, как и отчаяния после поражения.

И когда Сергей Петрович понял, что деньги не исправляют несправедливостей природы, а углубляют их и что люди всегда добивают того, кто уже ранен природой, — отчаяние погасило надежду, и мрак охватил душу.

Три страсти, простые, но неодолимо сильные, я пронёс через всю жизнь: жажду любви, поиск знаний и непереносимое сострадание к людской боли. Эти страсти подобно могучим ветрам швыряли меня в разных направлениях, вынуждали блуждать в океанской пучине физических страданий, ставили меня на грань отчаяния.

Познание Бога без сознания нашей немощи производит гордость. Сознание же нашей немощи без познания Иисуса Христа ведёт к отчаянию. Но познание Иисуса Христа ограждает нас и от гордости и от отчаяния, ибо в Нём мы обретаем как сознание своей немощности, так и единственный путь к её уврачеванию.

В мире, полном ненависти, нужно уметь надеяться. В мире, полном зла, нужно уметь прощать. В мире, полном отчаяния, нужно уметь мечтать.В мире, полном сомнений, нужно уметь верить.. Пока любовь в моем сердце, она повсюду.

И я не фаталист. Абсолютно! Напротив, я анти-фаталист, если позволительно такой термин употребить. Нет никакой судьбы и никакой предопределённости! Ничего нигде не записано. Ни на каких скрижалях. Ты сам на них пишешь. Каждое мгновение. Мыслями своими, чувствами!.. Надеждой и отчаянием! болью и страхом! радостью, горечью и любовью! Ты и только ты. И никто другой. Ибо ты − человек!

Все говорят о государе Николае Павловиче не только без раздражения, но даже с участием, желая даже извинить его во многом. Но между тем все невольно чувствуют, что какой-то камень, какой-то пресс снят с каждого, как-то легче стало дышать; вдруг возродились небывалые надежды; безвыходное положение, к сознанию которого почти с отчаянием пришли, наконец всё, вдруг представилось доступным изменению. Ни злобы, ни неприязни против виновника этого положения. Его жалеют, как человека, но даже говорят, что, несмотря на все сожаление об нём, никто, если спросить себя откровенно, не пожелал бы, чтобы он воскрес. Мир его душе! Он действовал добросовестно по своим убеждениям; за грехи России эти убеждения были ей тяжким бременем. Его система пала вместе с ним; в последнее время она достигла крайности.

О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил...

Все говорят о государе Николае Павловиче не только без раздражения, но даже с участием, желая даже извинить его во многом. Но между тем все невольно чувствуют, что какой-то камень, какой-то пресс снят с каждого, как-то легче стало дышать; вдруг возродились небывалые надежды; безвыходное положение, к сознанию которого почти с отчаянием пришли, наконец всё, вдруг представилось доступным изменению. Ни злобы, ни неприязни против виновника этого положения. Его жалеют, как человека, но даже говорят, что, несмотря на все сожаление об нём, никто, если спросить себя откровенно, не пожелал бы, чтобы он воскрес. Мир его душе! Он действовал добросовестно по своим убеждениям; за грехи России эти убеждения были ей тяжким бременем. Его система пала вместе с ним; в последнее время она достигла крайности. К новому же государю во всех такое искреннее тёплое сочувствие и такое желание восстановить доверие между ним и нами, что даже почти странно было видеть людей, большею частью до тех пор смотревших на власть, как на враждебную им силу, привыкших постоянно в продолжении по крайней мере 30 лет не доверять ей и избегать даже с ней сближения. Эти самые люди вдруг с детской доверчивостью и любовью и надеждой обращаются к новому государю, не получивши от него еще никакого доказательства, которое бы оправдывало их надежды. Эти люди готовы предложить ему руку на союз любви и доверия, готовы предложить ему свою деятельность на благо общее. Они, которые до сих пор так недоверчиво смотрели на всякое даже участие в деятельности государственной, на всякое изъявление сочувствия к державному лицу! Что же это такое, какая тому причина?

Если следовать эволюции безо всякой смелости и большого сердца, то очень скоро препятствия и неудачи надломят тебя, сделают пессимистом – и тогда в отчаянии захочешь всё бросить, чтобы отойти в сторону... Именно поэтому у всякого человека действия так важна воля, сила духа – она должна как минимум соответствовать его эволюционному потенциалу. Сила руки не может быть меньше замаха руки! – только так человечество сможет, в конце концов, достигнуть той переломной точки, после которой эволюция уже не будет цикличной.

Жизнь состоит из приливов и отливов. Надо уметь не обольщаться приливами, хотя и не бояться получать радость от них, надо уметь спокойно выжидать их возврата и тяжкие моменты отливов. Я этого почти совсем не умею делать. Чуть прилив или даже тень прилива — я делаю вызывающие глупости; чуть отлив — впадаю в отчаяние. Трудно жить с такой кривой и спазматической душой.

Без отчаянья нет монаха.

Гнев — оружие бессилия.

«Если человек просто откинулся и подумал о надвигающемся ему прекращении и ужасе, и незначительности одиночества в космосе, то он, несомненно, будет сходить с ума, либо испытывать чувство бесполезности».

Я верю, что могущество смеха и слёз сможет стать противоядием от ненависти и страха.

Скорбь, подобно радости, имеет свои пределы — такое у меня создалось впечатление. ...Переступить пределы радости или скорби — великий грех, и уж тем более — сходить с ума от счастья или горя.

Женщины никогда не бывают так сильны, как тогда, когда они вооружаются своим бессилием.

Пустые и малодушные люди нередко обнаруживают перед своими подчинёнными и перед теми, кто не смеет выказать им сопротивления, припадки гнева и страсти и воображают, что выказали этим своё мужество.

Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас — это не по-французски.

Начинается жизнь радостью и кончается унынием смерти. Есть люди, которые нарочно мучают себя всю жизнь, чтобы достигнуть смерти, как радости избавления от мучений жизни.

Нет ничего высокомернее бессилия, которое чувствует, что его поддерживают.

Самое неприятное чувство — это чувство собственного бессилия.

Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха.

Для человека, только что оправившегося от любовного недуга, возможность нового увлечения видится столь немыслимой, что ему кажется, будто все живые существа, вплоть до последней мошки, ввергнуты в пучину разочарования.

В жизни героев есть предел счастью и славе, на котором они должны остановиться; если они пойдут далее, то впадут в несчастье и презрение.

Встречаются людские души, к познанию которых нет ни малейшего интереса. Ровно как и скалистые пропасти, не вызывающие желания рисковать. И вторые, и первые слишком полны ужасом смерти.

Достаточно впасть в детство, чтоб опять начать подавать надежды.

Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.

Болезни и печали приходят и уходят, но суеверная душа не знает покоя.

Надежды — это нервы жизни; в напряженном состоянии они мучительны, перерезанные они уже не причиняют боли.

Если ты с детства не научился смотреть в глаза матери и видеть в них тревогу или покой, мир или смятение, — ты на всю жизнь останешься нравственным невеждой.

Разум мой позволил мне понять бессилие разума.

Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей.

Никто в мире не чувствует новых вещей сильнее, чем дети. Дети содрогаются от этого запаха, как собака от заячьего следа, и испытывают безумие, которое потом, когда мы становимся взрослыми, называется вдохновением.

Только одно было странно: продолжать думать, как раньше, знать. Понять — это означало в первый момент почувствовать леденящий ужас человека, который просыпается, и видит, что похоронен заживо.

…Стыд — это уже своего рода революция… …Если бы целая нация действительно испытала чувство стыда, она была бы подобно льву, который весь сжимается, готовясь к прыжку.

Любовь — дитя иллюзии и одновременно мать разочарования.

Когда меня осенило, что по большому счету я ничтожнее грязи, я пришёл в бурный восторг. Сразу же утратил чувство ответственности.

Я знаю, что злость — трусливое продолжение грусти, на мой взгляд; намного проще злиться на кого-то, чем сказать кому-то, что ты чем-то расстроен.

Скорее смех, нежели печаль, делает нас рассудительными.

Меня все еще держат за шиворот, на моем плече замирает вздох, это не сожаление, конечно, но в нем есть примесь грусти: вчера все было чудом, а завтра станет повседневной рутиной. В этом вздохе слышится: «Ну вот!».

Предадимся с доверием и любовью и радостью в волю Божию. А Он и облегчение сотворит и утешит и радостно осенит во время благоугодное.

После смерти любимых людей мы как бы утешаем себя верой в то, что боль от этой потери никогда не уменьшится.

Блажен тот, кто ничего не ждет, ибо его никогда не постигнет разочарование.

Безнадёжная любовь делает мужчину жалким, а женщину - заслуживающей жалости.

Тот, кто от тоски предается разгулу, не может разгулом прогнать тоску.

Старость гасит страсти, останавливает занятия, заглушает всякие стремления и отдает вас в жертву страшному врагу, который зовется покоем, но настоящее имя которого - скука.

Самое жестокое одиночество — это одиночество сердца.