Цитаты со словом «горе»
Горе тому, кто умножает чужое могущество, ибо оно добывается умением или силой, а оба эти достоинства не вызывают доверия у того, кому могущество достаётся.
Счастье благотворно для тела, но только
горе развивает способности духа.
Горе народам, которые побивают камнями своих пророков!"- говорит писание. Но русскому народу нечего бояться, ибо ничем уже не ухудшить несчастной его судьбы.
В
горе, в несчастии утешают себя мечтами.
Юмор переносит душу через пропасть и учит её играть со своим
горем.
Чрезмерно сильное
горе подавляет полностью нашу душу, стесняя свободу её проявлений.
Я чту человека, способного улыбаться в беде, черпать силы в
горе и находить источник мужества в размышлении.
Когда камень падает на кувшин,
горе кувшину. Когда кувшин падает на камень —
горе кувшину. Всегда, всегда
горе кувшину.
Страдание и
горе — вот резец,Которым смерть ваяет человека.
Горе в одинаковой мере может и связать и развязать язык страдающего.
Лишь немногие, чьё подлое благополучие зависит от народного
горя, делают войны.
Что значит быть евреем? Для чего это существует? Чем вознаграждается или оправдывается этот безоружный вызов, ничего не приносящий, кроме
горя?
Между
горем и ничего я выберу
горе.
Горе случается родить мышь, но бывает и так, что мышь лишь воображает себе, что родила гору.
Если и существует вера, которая
горами движет, то это вера в свои силы.
Человек морален, когда не из страха перед авторитетами, а вследствие высокой сознательности и солидарности в нем не может даже зародиться желание совершать преступление. После же того, как мысль о преступлении зародилась, совершит его человек или не совершит, он для нас безнравственный человек, ибо, если бы не закон, запрещающий его, он совершил бы преступление. Он не совершает преступление не из сознания, что причинит лишение,
горе или смерть ему подобному, а потому что это-грех, потому что преступление наказуемо. Иначе говоря, такой человек причинил бы вред другим, если бы это не угрожало тем же ему самому. Здесь нет нравственности, это официальная нравственность.
Скорбь, подобно радости, имеет свои пределы — такое у меня создалось впечатление. ...Переступить пределы радости или скорби — великий грех, и уж тем более — сходить с ума от счастья или
горя.
Главное
горе портретной фотографии — это что люди стремятся изобразить собой, что они «снимаются». А в литературе этому точно соответствует, когда писатели «сочиняют». Пошлее этого сочинительства нет ничего на свете.
— Жизнь — великое благо, и она у человека, как выясняется, очень недлинная… В ней хватает и несчастий, и
горя, и драматизма, сложностей и неурядиц, и поэтому надо особенно ценить мгновения счастья и радости — они делают людей добрыми. Когда человек улыбается, смеётся, восхищается или сострадает, он становится чище и лучше.
Женщина должна быть великодушной и добросердечной. Женщина, чье сердце не трогает вид
горя, которая не стремится помочь, когда это в ее силах, лишена одного из главных женских качеств, которые составляют основу женского естества.
О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От
горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил...
Не будет преувеличением сказать, что, если Нью-Йорк внезапно превратится в огненный шар, значительная часть американского населения увидит появившийся вслед за этим атомный гриб с определённой долей радости, потому что для них он будет означать, что не за
горами самое долгожданное из всех долгожданных событий: речь идёт о возвращении Христа. До боли очевидно, что вера такого рода вряд ли поможет нам построить надёжное будущее, как в социальном, так и в экономическом, экологическом и геополитическом плане. Представьте, что произойдёт, если более или менее значительная часть правительства США искренне уверует, будто конец света вот-вот наступит — и это будет великолепно. То, что почти половина американского населения исключительно на основе религиозной догмы, похоже, уже верит в это, необходимо рассматривать как чрезвычайную ситуацию в нравственном и интеллектуальном плане.
— До института. Я два года в полярной авиации работал. Это деревня Медведково, недалеко от Химок, по другую сторону канала Москва-Волга Химкинского водохранилища, на
горе. Там, где у нас ещё в своё время была лётно-испытательная станция Миля, и там на моих глазах испытывался, скажем, Ми-Шестой и другие вертолёты Миля. И что же мне пришлось конкретно делать для Антарктиды? Я был знаком с лётчиком Виктором Серовым, и он сказал: «Будь добр, нарисуй мне на хвосте нашего северного полярного мишку, потому как Антарктида – это продолжение нашей Арктики». Вот эти слова его я запомнил и с удовольствием ему нарисовал масляными красками медведя на хвосте, потому что выпускал там стенную газету и много чего я рисовал подобного. Потом мы начали устанавливать на самолёты Ли-2, которые в Антарктиде были, турбокомпрессоры для того, чтобы они могли летать в высокогорных условиях Антарктиды. То есть я Антарктиду воспринимал как продолжение Арктики, как новый континент, который нашим людям начинает потихонечку поддаваться. Это было очень сложно. Все пилоты, все механики, все они были у меня на виду, на глазах и поэтому через два года мне совершенно отчётливо сказали: «Ну всё, раз ты в таких отношениях со всеми участниками экспедиции, значит, давай, поезжай в Антарктиду».
Похожие цитаты:
Принимать близко к сердцу радости и горести Отечества способен лишь тот, кто не может пройти равнодушно мимо радостей и горестей отдельного человека.
После смерти любимых людей мы как бы утешаем себя верой в то, что боль от этой потери никогда не уменьшится.
Всякая мысль — дитя заботы и мать печали. (
«Три сердца и три льва»)
Любовь — та же радость, она, как солнечный луч, светит живущему сквозь все страдания, горести, неудачи и заботы.
Женщины стойко переносят худшие горести, нежели те, из-за которых они проливают слезы.
Бремя наших дней слишком тяжко для того, чтобы человек мог нести его в одиночестве, а мирская боль слишком глубока для того, чтобы человек в одиночку был в состоянии её пережить. («Молодой король»)
Пусть оба сердца разделяют и радость, и страдание. Пусть они делят пополам груз забот. Пусть все в жизни у них будет общим.
Не могу понять людей, которые страшатся умереть. Я всегда смотрела на смерть как на избавление от земных страданий.
Жизнь есть родник радости; но в ком говорит испорченный желудок, отец скорби, для того все источники отравлены.
Самая печальная радость — быть поэтом. Все остальное не в счет. Даже смерть.
Из всех сладких горестей нет ничего слаще той, что вырастает из несчастной любви.
Болезни и печали приходят и уходят, но суеверная душа не знает покоя.
Начинается жизнь радостью и кончается унынием смерти. Есть люди, которые нарочно мучают себя всю жизнь, чтобы достигнуть смерти, как радости избавления от мучений жизни.
— Музыка — лучшее утешение для опечаленного человека.
В нашей сегодняшней печали нет ничего горше воспоминания о нашей вчерашней радости.
Это большое утешение для меня помнить, что Бог, к которому я приблизился в скромной и искренней вере, пострадал и умер для меня, и что он будет смотреть на меня в любви и сострадании.
Не высказывай радость при виде несчастья другого человека, будь он даже твоим врагом.
Мы переносим свалившееся на нас извне несчастье с большею покорностью, чем происшедшее по нашей вине: судьба может измениться, личные же наши свойства никогда.
В несчастье нередко вновь обретаешь покой, отнятый страхом перед несчастьем.
Старость не может быть счастьем. Старость может быть лишь покоем или бедой. Покоем она становится тогда, когда ее уважают. Бедой ее делают забвение и одиночество.
Человек редко думает при свете о темноте, в счастье — о беде, в довольстве — о страданиях и, наоборот, всегда думает в темноте о свете, в беде — о счастье, в нищете — о достатке.
Нередко тоска по одной утраченной радости может омрачить все прочие услады мира.
Тайное удовольствие от сознания, что люди видят, до чего мы несчастны, нередко примиряет нас с нашими несчастьями.
И когда Сергей Петрович понял, что деньги не исправляют несправедливостей природы, а углубляют их и что люди всегда добивают того, кто уже ранен природой, — отчаяние погасило надежду, и мрак охватил душу.
Удовольствия становятся пресными, а скорби ещё мучительнее, если не с кем их разделить.
Трагедия в том, что никто не видит выражения безнадёжного отчаяния на моем лице. Нас тысячи и тысячи, мы проходим мимо и не узнаем друг друга.
Как мало надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым, и как много, чтобы не чувствовать себя несчастным!
Блажен тот, кто ничего не ждет, ибо его никогда не постигнет разочарование.
Предадимся с доверием и любовью и радостью в волю Божию. А Он и облегчение сотворит и утешит и радостно осенит во время благоугодное.
Если несчастье других людей оставляет вас безразличными и вы не чувствуете сострадания, вас нельзя назвать человеком.
Любовь — дитя иллюзии и одновременно мать разочарования.
Если ты с детства не научился смотреть в глаза матери и видеть в них тревогу или покой, мир или смятение, — ты на всю жизнь останешься нравственным невеждой.
Радости, за которыми никогда не следует раскаянья, — радости детства и материнской любви.
Только из глубины отчаяния может родиться надежда.
Последнее несчастье тяжелее всех.
Война для народов — это слёзы и кровь, это вдовы и беспризорные, это раскиданное гнездо, погибшая молодость и оскорблённая старость...
Уважение — это застава, охраняющая отца и мать так же, как и ребенка: первых оно спасает от огорчений, последнего — от угрызений совести.
Природа, в заботе о нашем счастии, не только разумно устроила органы нашего тела, но ещё подарила нам гордость, — видимо, для того, чтобы избавить нас от печального сознания нашего несовершенства.
Как странно устроены люди: им мало своих несчастий, они и чужое счастье считают своим злополучием.