Цитаты со словом «неприятный»

Самое неприятное чувство — это чувство собственного бессилия.

Пороки заимствованные — самые неприятные из всех и самые непростительные.

Самое неприятное в поисках правды то, что ее находишь.

Лжец — тот, кто рассказывает неприятную правду.

К очень неприятным явлениям нашего времени относится то, что только ограниченные люди оказываются очень уверенными в правоте своего дела.

Христианский бог — ужасно неприятное создание: жестокий, мстительный, капризный и несправедливый.

Всякое неприятное событие неожиданно, даже если к нему готовились.

Никогда не пытайтесь свести счеты с вашими врагами, потому что этим вы принесете себе гораздо больше вреда, чем им. Никогда не думайте ни минуты о людях, которые вам неприятны.

После родственников самое неприятное — это однофамильцы.

Правда всегда почти неприятна. Неприглядна и неприятна. Это ложь только мила, красива и нарядна.

Для меня было очень неприятным открытием, что многие воспринимают нас как музыкальную буффонаду! Самоирония — пожалуйста, но прикола в моих песнях нет.

Нет ничего неприятней произведений искусства, которые пахнут кожей. Раздетого искусства не существует.

...Чересчур хорошая жизнь часто портит характер так же, как чересчур обильная еда портит желудок, и в этих случаях как тело, так и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже противные на вкус.

Амфибии вызывают омерзение своим холодным телом, блеклой окраской, извивающимся хрящевым хребтом, отвратительной кожей, злобным видом, неподвижным взглядом, неприятным запахом. Они издают резкие звуки, обитают в гнилых местах и очень ядовиты, Поэтому Создатель не особенно старался произвести их в большом количестве.

Психоанализ снимает с пациентов невольный статус объекта и вводит их в действие в качестве авторов, способных к ревизии своей собственной жизни. Психоаналитический путь раскрытия истины — это путь «свободного ассоциирования», на который соглашается пациент. Это заставляет пациента, с одной стороны, признать неприятные истины, но, с другой стороны, обеспечивает свободу слова и выражения чувств, которая едва ли имеется в жизни.

Тургенев — огромного роста, с высокими плечами, огромной головой, чертами чрезвычайно крупными, волосы почти седые, хотя ему еще только 35 лет. Вероятно, многие его находят даже красивым, но выражение лица его, особенно глаз, бывает иногда так противно, что с удовольствием можно остановиться на лице отца Гильфердинга. Тургенев мне решительно не понравился, сделал на меня неприятное впечатление. Я с вниманием всматривалась в него и прислушивалась к его словам, и вот что могу сказать. Это человек, кроме того что не имеющий понятия ни о какой вере, кроме того, что проводил всю жизнь безнравственно и которого понятия загрязнились от такой жизни, это — человек, способный только испытывать физические ощущения; все его впечатления проходят через нервы, духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать. Духовной, я не говорю в смысле веры, но человек, даже не верующий, или магометанин, способен оторваться на время от земных и материальных впечатлений, иной в области мысли, другой под впечатлением изящной красоты в искусстве. Но у Тургенева мысль есть плод его чисто земных ощущений, а о поэзии он сам выразился, что стихи производят на него физическое впечатление, и он, кажется, потому судит, хороши ли они или нет; и когда он их читает с особенным жаром и одушевлением, этот жар именно передает какое-то внутреннее физическое раздражение, и красóты чистой поэзии уже нечисты выходят из его уст. У него есть какие-то стремления к чему-то более деликатному, к какой-то душевности, но не духовному; он весь — человек впечатлений, ощущений, человек, в котором нет даже языческой силы и возвышенности души, какая-то дряблость душевная, как и телесная, несмотря на его огромную фигуру. А Константин начинал думать, что Тургенев сближается с ним, сходится с его взглядами и что совершенно может отказаться от своего прежнего, но я считаю это решительно невозможным. Хомяков сказал справедливо, что это всё равно, что думать, что рыба может жить без воды. Точно, это — его стихия, и только Бог один может совершить противоестественное чудо, которое победит и стихию, но, конечно, не человек. Константин сам, кажется, в этом убеждается и на прощанье пришёл в сильное негодование от слов Тургенева, который сказал, что Белинский и его письмо, это — вся его религия и т. д.. Я уже не говорю о его ошибочных мыслях и безнравственных взглядах, о его гастрономических вкусах в жизни, как справедливо Константин назвал его отношение к жизни, а я говорю только о тех внутренних свойствах души его, о запасе, лежащем на дне всего его внутреннего существа, приобретённом, конечно, такой искажённой и безобразной жизнью и направлением, но сделавшемся уже его второй природой. При таком состоянии, мне кажется, если Бог не сделает над ним чуда и если он не сокрушит сам всего себя, все его стремления и приближения к тому, что он называет добром, только ещё более его запутают, и он тогда совершенно оправдает стихи Константина.

До своей юности я не только не имел ясного понятия о близости полов, но никогда смутное представление об этом не возникало у меня иначе, как в отталкивающем и противном виде.

Система самовосхваления может быть причиною сновидений, бесспорно весьма приятных, но вместе с тем и крайне обидного пробуждения.

...то, что у нас нет надежд, делает жизнь особенно приятной.

Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время. Тайна заключается в повороте, едва ощутимом.

Странное свойство моей физиономии: всем кажется, что меня только что где-то видели. (7 серия)

Детство моё — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительно долгие ночи. Мне более знакома «Страна кровати», чем зелёного сада.

Движения ревности должны быть несносны, когда происходят от любви, которая нам противна.

Я был отключён от мира. Не было никого, чтобы смутить или досаждать мне, и я был вынужден стать оригинальным.

Может, я — нехороший человек. Бывают разные виды и степени, сама ведь знаешь.

Слабые люди избегают наслаждения, как если бы они боялись потревожить какую-то врождённую болезненную рану. Для них лучше усыпить эту боль и уснуть вместе с ней.

«Смерть — она реальнее всех наших мыслей о ней. Все ее ждут, все знают, что ее не миновать, но когда она приходит, почему-то все оказываются не готовы к ее приходу» — роман «Дождь»

«Смерть — она реальнее всех наших мыслей о ней. Все ее ждут, все знают, что ее не миновать, но когда она приходит, почему-то все оказываются не готовы к ее приходу», — роман «Дождь»

Нет более приятного ощущения, когда ты сочиняешь что-то, что является частью тебя, и ты, в некотором смысле, собираешься сообщить это кому-нибудь ещё.

Видя в людях дурное, не радуйся, тем более не обсуждай. Сплетник ненавистен вовеки. Скажешь худое, услышишь худшее.

Музыка «приятная на слух» — всё равно, что книга «приятная на вид».

Природа — приятный наставник, и даже не столько приятный, сколько осторожный и верный.

Любой скандал живет не больше недели, а если поднят очень уж сильный шум — дней десять.

Что ни говори, а исход жизни по-своему интересен. Последний акт недолгого действия жалок, страшен, гадок, но не лишён какой-то поэзии.

При малейшем недовольстве, а тем паче при малейшем огорчении нужно скорее бежать на ближайшее кладбище, где сразу обретаешь такое спокойствие, которого не найдешь больше нигде. Чудесное лекарство на один прием.

«Если человек просто откинулся и подумал о надвигающемся ему прекращении и ужасе, и незначительности одиночества в космосе, то он, несомненно, будет сходить с ума, либо испытывать чувство бесполезности».

Меня все еще держат за шиворот, на моем плече замирает вздох, это не сожаление, конечно, но в нем есть примесь грусти: вчера все было чудом, а завтра станет повседневной рутиной. В этом вздохе слышится: «Ну вот!».

В своих произведениях я невольно отворачиваюсь от всего болезненного, не желая ворошить пережитые печали.

Ведь правда, что вина по поводу рождения лежит на самом ребенке? Я полагаю, что мы обманом вынуждаем своих родителей произвести нас на свет, и именно наши будущие дети заставляют нашу плоть испытывать зуд.

Вот этого как раз и надо остерегаться — изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду.

Тишина была настолько хороша, что девушка чуть прослезилась. Удивительно, думала она, что разговоры могут так надоесть, без тишины человечество, скорее всего, давно бы исчезло... («Четырежды Ева»)

Есть люди с достоинствами, но противные, а другие хоть и с недостатками, но вызывают симпатию.

Только одно было странно: продолжать думать, как раньше, знать. Понять — это означало в первый момент почувствовать леденящий ужас человека, который просыпается, и видит, что похоронен заживо.

Если ты знаменитость, неприятно, что все кругом тебя знают, и совершенно ужасно, когда тебя не узнают.

Встречаются людские души, к познанию которых нет ни малейшего интереса. Ровно как и скалистые пропасти, не вызывающие желания рисковать. И вторые, и первые слишком полны ужасом смерти.

Если хочется, можно сесть и смотреть на проходящих мимо людей. Повсюду что-то случается. Безумное напряжение ожидания чего-то, что должно произойти.

Есть фразы, остающиеся в голове, неотступно преследующие, подобно мелодиям, которые всё время звучат в ушах и настолько сладостны, что причиняют боль.

Быть особо невезучим — ещё один способ постоянно ощущать собственную важность.

Величайшее омерзение вызывают у меня маленькие дети; даже когда я сама была маленькой, я не могла их выносить.

С моими взглядами на жизнь первое дело — избегать общения с людьми. Чем меньше мне их попадается, тем лучше я себя чувствую.

Если вы оказались способны решать возникшие проблемы лучше, чем клиенты могли ожидать, они будут преданы вам всю жизнь.

Ряд событий, которые я смутно предчувствую, представляют собой – подобно концу света – нестрахуемые риски, так что и переживать о них нечего.

Он думал о произошедшем столь продолжительное время, что вскоре начал проповедовать свои думы окружающим.

«Важнейшее качество хорошего менеджера — решимость грудью встречать любые плохие новости, самому искать встречи с ними, а не прятать голову в песок. Настоящий менеджер сначала выясняет, что плохо, а уже после — что хорошо.»

Птица была симпатичная. Она смотрела на меня, а я смотрел на неё. Потом она издала слабенький птичий звук «чик!» — и мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить. Сложнее — остальному миру.

Мечта есть самое приятное, самое верное, самое интересное общество: оно делает течение времени незаметным.