Александр Иванович Герцен

… или дай бог, чтоб русские взяли Париж, — пора окончить эту тупую Европу, пора в ней же расчистить место новому миру.

Я все время холеры пил самые крепкие бургонские вина, ел много говядины с перцем и солями, не давал никак себе долго голодать — и не ел за раз много и был совершенно здоров.

Полного счастья нет с тревогой; полное счастье покойно, как море во время летней тишины.

Прощение врагов — прекрасный подвиг; но есть подвиг ещё более прекрасный, ещё более человеческий — это понимание врагов, потому что понимание — разом прощение, оправдание, примирение.

Умение читать хорошие книги вовсе не равносильно знанию грамоты.

У народа, лишенного общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести.

Шутить с мечтой опасно: разбитая мечта может составить несчастье жизни; гоняясь за мечтой, можно прозевать жизнь или из безумного воодушевления принести её в жертву.

Человек серьёзно делает что-нибудь только тогда, когда он делает для себя.

Все религии основывают нравственность на покорности, то есть на добровольном рабстве.

Есть эгоизм узкий, животный, грязный, так, как есть любовь грязная, животная, узкая.

Государь был в Лондоне, видел свободный народ и свободное God save the queen, шумное и не из-под палки.

Разбитый, обкраденный, обманутый, одураченный шеф Павловского полка отошел в вечность.

Горе народам, которые побивают камнями своих пророков!"- говорит писание. Но русскому народу нечего бояться, ибо ничем уже не ухудшить несчастной его судьбы.

Красота вообще редкость; есть целые народы из меньших братий, у которых никакой нет красоты, например, обезьяны с своими ирландскими челюстями, молодыми морщинами и выдавшимися зубами, лягушки с глазами навыкате и ртом до ушей… Да и часто ли встречается красивая лошадь, собака? Одна природа постоянно красива, потому что мы на неё смотрим издали, с благородной дистанции; к тому же она нам посторонняя, и мы с ней не ведём никаких счётов, не имеем никаких личностей, смотрим на неё как чужие и просто не видим тех безобразий, которые нам бросаются в глаза в человеческих лицах и даже в звериных, имеющих с нашими родственное сходство.

Человек я одинокий, семьи нет. Это с своей стороны очень сохраняет здоровье и аппетит. Я всегда считал людей, которые женятся без крайней надобности, героями или сумасшедшими. Нашли геройство — лечить чумных да под пулями перевязывать раны. Во-первых, это всякий человек с здоровыми нервами сделает, а потом выждал час, другой — перестанут стрелять, прошло недели две — нет чумы, аппетит хорош, — ну, и кончено. А ведь это подумать страшно: на веки вечные, хуже конскрипции — та все же имеет срок. Я рано смекнул это и решился, пока розы любви окружены такими бесчеловечными шипами, которыми их оградил, по папскому оригиналу, гражданский кодекс, я своего палисадника не заведу.