Неточные совпадения
Тут открылась
картина довольно занимательная:
широкая сакля, которой крыша опиралась на два закопченные столба, была полна народа.
«Предусмотрительно», — подумал Самгин, осматриваясь в светлой комнате, с двумя окнами на двор и на улицу, с огромным фикусом в углу, с
картиной Якобия, премией «Нивы», изображавшей царицу Екатерину Вторую и шведского принца.
Картина висела над
широким зеленым диваном, на окнах — клетки с птицами, в одной хлопотал важный красногрудый снегирь, в другой грустно сидела на жердочке аккуратненькая серая птичка.
И — вздохнул, не без досады, — дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над
широкой тахтой — копия с
картины Франца Штука «Грех» — голая женщина в объятиях змеи, — Самгин усмехнулся, находя, что эта устрашающая
картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «Женщины понимают только детали».
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью —
широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с
картины Нестерова «У колдуна».
Большой овальный стол был нагружен посудой, бутылками, цветами, окружен стульями в серых чехлах; в углу стоял рояль, на нем — чучело филина и футляр гитары; в другом углу — два
широких дивана и над ними черные
картины в золотых рамах.
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта
широкая и голая, как степь, скука лежит в самой жизни, как лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю
широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом…
картина будет верна…»
Мы закурили сигары и погрузились взглядом в
широкую, покойно лежавшую перед нами
картину, горячую, полную жизни, игры, красок!
Пред глазами смутно, как полузабытый сон, проносились
картины густого леса,
широкий разлив реки, над которым тихо садится багровое солнце; а там уже потянуло и холодом быстро наступающей летней ночи, и тихо зашелестела прибрежная осока, гнувшаяся под напором речной струи.
По прямой линии до Заполья было всего верст шесть. С капитанской рубки
картина пожарища развертывалась с каждою минутой все
шире. Громадные клубы дыма поднимались уже в четырех местах, заволакивая даль грозною багровою пеленой.
В простенках висело несколько
картин хорошей работы; на внутренней стене, над
широким оттоманом, помещались оленьи рога с развешанным на них оружием.
Рядом с этим царством огня и железа
картина широкого пруда с облепившими его домиками и зеленевшего по горам леса невольно манила к себе глаз своим простором, свежестью красок и далекой воздушной перспективой.
Вслед за
картиной поражения Раисы Павловны перед ней встала другая, более
широкая — это торжество партии Тетюева, с Ниной Леонтьевной во главе.
Перед нею все
шире и пестрее развертывалась
картина жизни человеческой — суетливой, тревожной жизни в борьбе за сытость.
Сильный запах турецкого табаку и сухих трав, заткнутых за божницей, обдал его — и боже! — сколь знакомая
картина предстала его взору: с беспорядочно причесанной головой, с следами еще румян на лице, в
широкой блузе, полузастегнутой на груди, сидела Настенька в креслах.
Напоминание было лишне. Девушка слушала с затаенным дыханием, и в ее воображении, под влиянием этого выразительного грудного голоса, рисовалась
картина: на таких же
широких полях, в темноте, перед рассветом, стоят кучки людей и ждут чего-то. Она еще не знает чего, но чувствует, что ждут они какой-то правды, которая не имеет ничего общего с миром ее мечтаний…
А то начнешь мечтать, вспоминать прошедшее, рисуются
широкие и яркие
картины в воображении; припоминаются такие подробности, которых в другое время и не припомнил бы и не прочувствовал бы так, как теперь.
В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным тоном.
Картина обагрилась багрецом и лазурью, и в этом ярком, могучем освещении, весь облитый лучами солнца, в волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал
широкою грудью волну и сердито храпел темно-огненными ноздрями.
Комната была просторная. В ней было несколько кроватей, очень
широких, с белыми подушками. В одном только месте стоял небольшой столик у кровати, и в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая
картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие
картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Обедали в маленькой, полутёмной комнате, тесно заставленной разной мебелью; на одной стене висела красная
картина, изображавшая пожар, — огонь был написан ярко,
широкими полосами, и растекался в раме, точно кровь. Хозяева говорили вполголоса — казалось, в доме спит кто-то строгий и они боятся разбудить его.
Засыпая в своей кровати крепким молодым сном, Нюша каждый вечер наблюдала одну и ту же
картину: в переднем углу, накрывшись большим темным шелковым платком, пущенным на спину в два конца, как носят все кержанки, бабушка молится целые часы напролет, откладываются
широкие кресты, а по лестовке отсчитываются большие и малые поклоны.
Так, или почти так, думал Бобров, всегда склонный к
широким, поэтическим
картинам; и хотя он давно уже отвык молиться, но каждый раз, когда дребезжащий, далекий голос священника сменялся дружным возгласом клира, по спине и по затылку Андрея Ильича пробегала холодная волна нервного возбуждения. Было что-то сильное, покорное и самоотверженное в наивной молитве этих серых тружеников, собравшихся бог весть откуда, из далеких губерний, оторванных от родного, привычного угла для тяжелой и опасной работы…
Вошли в какой-то двор, долго шагали в глубину его, спотыкаясь о доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за стены и думал, что этой лестнице нет конца. Когда он очутился в квартире шпиона и при свете зажжённой лампы осмотрел её, его удивила масса пёстрых
картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все стены, и Мельников сразу стал чужим в этой маленькой, уютной комнате, с
широкой постелью в углу за белым пологом.
Он совсем видел эту
широкую пойму, эти песчаные острова, заросшие густой лозою, которой вольнолюбивый черторей каждую полночь начинает рассказывать про ту чудную долю — минувшую, когда пойма целым Днепром умывалась, а в головы горы клала и степью укрывалась; видел он и темный, черный бор, заканчивающий
картину; он совсем видел Анну Михайловну, слышал, что она говорит, знал, что она думает; он видел мать и чувствовал ее присутствие; с ним неразлучна была Дора.
И над всей этой
картиной широкой волной катилась бесшабашная бурлацкая «Дубинушка», с самыми нецензурными запевами.
Бурлаки приуныли.
Картина плывшего мимо утопленника заставила задуматься всех. Особенно приуныли крестьяне. Старый Силантий несколько раз принимался откладывать
широкие кресты.
Три приемные комнаты, через которые проходил Бегушев, представляли в себе как-то слишком много золота: золото в обоях,
широкие золотые рамы на
картинах, золото на лампах и на держащих их неуклюжих рыцарях; потолки пестрели тяжелою лепною работою; ковры и салфетки, покрывавшие столы, были с крупными, затейливыми узорами; драпировки на окнах и дверях ярких цветов…
Рудин начал рассказывать. Рассказывал он не совсем удачно. В описаниях его недоставало красок. Он не умел смешить. Впрочем, Рудин от рассказов своих заграничных похождений скоро перешел к общим рассуждениям о значении просвещения и науки, об университетах и жизни университетской вообще.
Широкими и смелыми чертами набросал он громадную
картину. Все слушали его с глубоким вниманием. Он говорил мастерски, увлекательно, не совсем ясно… но самая эта неясность придавала особенную прелесть его речам.
Легко создавалась
картина жизни вне всего этого, вдали от красного, жирного паука фабрики, всё
шире ткавшего свою паутину.
Я с удовольствием взошел на
широкое русское крыльцо, где было прохладно и солнце не резало глаз своим ослепительным блеском, а расстилавшаяся пред глазами
картина небольшой речки, оставленного рудника и густого леса казалась отсюда еще лучше; над крышей избушки перекликались какие-то безыменные птички, со стороны леса тянуло прохладной пахучей струей смолистого воздуха — словом, не вышел бы из этого мирного уголка, заброшенного в глубь сибирского леса.
В этих разговорах и самой беззаботной болтовне мы незаметно подъехали к Половинке, которая представляла из себя такую
картину: на берегу небольшой речки, наполовину в лесу, стояла довольно просторная русская изба, и только, никакого другого жилья, даже не было служб, которые были заменены просто
широким навесом, устроенным между четырьмя массивными елями; под навесом издали виднелась рыжая лошадь, лежавшая корова и коза, которые спасались в тени от наступавшего жара и овода.
Там, правда, не встретишь ни офеней [Офеня — коробейник, мелкий торговец.], увешанных лубочными
картинами, шелком-сырцом, с ящиками, набитыми гребешками, запонками, зеркальцами, ни мирных покупателей — баб с задумчивыми их сожителями; реже попадаются красные девки, осанистые, сытые, с стеклярусными на лбу поднизями; тут, по обеим сторонам
широкой луговины, сбился сплошною массою народ, по большей части шумливый, задорный, крикливый, охочий погулять или уже подгулявший.
На полу под ним разостлан был
широкий ковер, разрисованный пестрыми арабесками; — другой персидский ковер висел на стене, находящейся против окон, и на нем развешаны были пистолеты, два турецкие ружья, черкесские шашки и кинжалы, подарки сослуживцев, погулявших когда-то за Балканом… на мраморном камине стояли три алебастровые карикатурки Паганини, Иванова и Россини… остальные стены были голые, кругом и вдоль по ним стояли
широкие диваны, обитые шерстяным штофом пунцового цвета; — одна единственная
картина привлекала взоры, она висела над дверьми, ведущими в спальню; она изображала неизвестное мужское лицо, писанное неизвестным русским художником, человеком, не знавшим своего гения и которому никто об нем не позаботился намекнуть.
Серые, каменные, несокрушимо крепкие стены были украшены квадратами
картин: одна изображала охоту на волков, другая — генерала Лорис-Меликова с оторванным ухом, третья — Иерусалим, а четвертая — гологрудых девиц, у одной на
широкой груди было четко написано печатными буквами: «Верочка Галанова, любима студентами, цена 3 коп.», у другой — выколоты глаза. Эти нелепые, ничем не связанные пятна возбуждали тоску.
Добравшись до стены, в
широкую щель между осевшими бревнами я увидел на дворе Спирьки такую
картину: Гаврила Иванович лежал в нашем коробке, закинув ноги на облучок, а на облучке, скорчившись, сидел Метелкин.
Невеселый сибирский пейзаж охватывал кругом печальные здания этапа; вечерний сумрак делал
картину еще грустнее, но партия весело и шумно огибала угол частокола и входила в отворенные ворота: ужин манил изголодавшихся,
широкие нары — усталых.
В передней на конике [Коник —
широкая, в виде ларя с поднимающейся крышкой лавка для спанья.] спал Степан, в положении убитого воина на батальной
картине, [Батальная
картина —
картина, изображающая битву, сражение.] судорожно вытянув обнаженные ноги из-под сюртука, служившего ему вместо одеяла.
А он подозвал полового, заказал ему всё, что было нужно, и перешёл в соседнюю комнату. В ней было три окна, все на улицу; в одном простенке висела картинка, изображавшая охоту на медведя, в другом — голую женщину. Тихон Павлович посмотрел на них и сел за круглый столик, стоявший перед
широким кожаным диваном, над которым опять-таки висела
картина, изображавшая не то луга, не то море в тихую погоду. В соседней комнате гудела публика, всё прибывавшая, звенели стаканы, хлопали пробки.
На беду, с этого пункта горы открывался далекий
широкий горный вид, так что можно было рассмотреть и наш завод, узкую полоску заводского пруда и блестящие нити трех горных речек, вливавшихся в него. С этой
картиной сейчас связывалась гнетущая мысль о холодном квасе или чае со сливками… Сашка уже не роптал и не ругался, а безмолвно лежал на траве.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на
широкую ногу устроился. Ковры постелил,
картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой человек — на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай бог каждому такую квартиру!
Нежно-прозрачное лицо ее теперь было желто — и его робко оживлял лихорадочный румянец, вызванный тревогою чувств, возбужденных моим прибытием; златокудрые ее волосы, каких я не видал ни у кого, кроме путеводного ангела Товии на
картине Ари Шефера, — волосы легкие, нежные и в то же время какие-то смиренномудрые, подернулись сединою, которая покрыла их точно прозрачною дымкой; они были по-старому зачесаны в локоны, но этих локонов было уже немного — они уже не волновались вокруг всей головы, как это было встарь, а только напоминали прежнюю прическу спереди, вокруг висков и лба, меж тем как всю остальную часть головы покрывала черная кружевная косынка, красиво завязанная двумя
широкими лопастями у подбородка.
Когда Катя разговаривала с Корсаковым, ей представлялась
картина: хрупкая ладья несется по течению в бешеном, стихийном потоке, среди шипящей пены и острых порогов, а сидящие в ладье со смертельными усилиями только следят, чтобы ладья не опрокинулась, не дала течи, не налетела на подводную скалу. И верят, что, в конце концов, выплывут на
широкую, светлую реку. А толчки, перекатывающиеся волны, треск бортов, — все это было естественно и неизбежно.
Одна вздыхала и крестилась, что бы ни показывал монах: светскую
картину, портрет, мозаичный вид флорентийской работы; а когда его приперли сзади к заставке открытой двери в крайнюю светелку с деревянной отделкой и зеркальным потолком, где владыка отдыхал в жаркую пору, одна из старушек истово перекрестилась, посмотрела сначала на соломенную шляпу с
широкими плоскими полями, лежавшую тут же, потом на зеркальный потолок в позолоченных переборах рамок и вслух проговорила слезливым звуком...
Цыгане пели, свистали, плясали… В исступлении, которое иногда овладевает очень богатыми, избалованными «
широкими натурами», Фролов стал дурить. Он велел подать цыганам ужин и шампанского, разбил матовый колпак у фонаря, швырял бутылками в
картины и зеркала, и всё это, видимо, без всякого удовольствия, хмурясь и раздраженно прикрикивая, с презрением к людям, с выражением ненавистничества в глазах и в манерах. Он заставлял инженера петь solo, поил басов смесью вина, водки и масла…
Сергей Семенович, увидав гостей, остановился пораженный, сделав несколько шагов по гостиной.
Картины минувшего, казалось, вместе с этой дамой и молодым человеком
широкой лентой потянулись перед его духовным взором. Он как-то сразу, внезапно узнал их. Перед ним сидела Станислава Феликсовна Лысенко и ее сын Осип.
Получив, по тогдашним понятиям, блестящее воспитание, он вступил на
широкую дорогу — будущность представлялась ему в самом восхитительном виде. Воображение его терялось в приятных
картинах светской, рассеянной жизни.
Правда, здесь нет ни могучей Волги, ни сердитого Днепра с их
широкими, размашистыми
картинами;
картина Старого Города маленькая, пожалуй, даже вовсе не
картина, а пейзажик, но пейзажик до бесконечности живой и веселый.
Поэтому и некоторые робкие и, действительно, малоудачные попытки немногих писателей русских дать
широкую и общую
картину совершающегося имогущего совершиться были встречены суровым и даже беспощадным осуждением.
Но читать и в этот раз не мог и скоро с книгою в руках заснул на
широком и мягком диване, последним воспоминанием унося с собою в сон
картину снежного и мертвого мира, еле тронутого карандашом, чувство покорной затерянности в безбрежности его снегов и одинокого тепла от моего маленького защищенного крытого уголка.