Неточные совпадения
Левин слушал, как секретарь, запинаясь,
читал протокол, которого, очевидно, сам не понимал; но Левин видел
по лицу этого секретаря, какой он был милый, добрый и славный человек.
Но она не слушала его слов, она
читала его мысли
по выражению
лица. Она не могла знать, что выражение его
лица относилось к первой пришедшей Вронскому мысли — о неизбежности теперь дуэли. Ей никогда и в голову не приходила мысль о дуэли, и поэтому это мимолетное выражение строгости она объяснила иначе.
Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал о жене, мог надеяться, что всё образуется,
по выражению Матвея, и мог спокойно
читать газету и пить кофе; но когда он увидал ее измученное, страдальческое
лицо, услыхал этот звук голоса, покорный судьбе и отчаянный, ему захватило дыхание, что-то подступило к горлу, и глаза его заблестели слезами.
Итак, я начал рассматривать
лицо слепого; но что прикажете
прочитать на
лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала
по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…
Почти все время, как
читал Раскольников, с самого начала письма,
лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась
по его губам.
— Оторвана? — повторил Иноков, сел на стул и, сунув шляпу в колени себе, провел ладонью
по лицу. — Ну вот, я так и думал, что тут случилась какая-то ерунда. Иначе, конечно, вы не стали бы
читать. Стихи у вас?
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и скромного вида человек с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова в молодости. Студент взял карту кушаний в руки, закрыл ею румяное
лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы
читая по карте...
Она
по временам кидала на него глубокий взгляд,
читала немудреный смысл, начертанный на его
лице, и думала: «Боже мой! Как он любит! Как он нежен, как нежен!» И любовалась, гордилась этим поверженным к ногам ее, ее же силою, человеком!
— Вот-с, в контракте сказано, — говорил Иван Матвеевич, показывая средним пальцем две строки и спрятав палец в рукав, — извольте
прочесть: «Буде же я, Обломов, пожелаю прежде времени съехать с квартиры, то обязан передать ее другому
лицу на тех же условиях или, в противном случае, удовлетворить ее, Пшеницыну, сполна платою за весь год,
по первое июня будущего года»,
прочитал Обломов.
Встает он в семь часов,
читает, носит куда-то книги. На
лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или,
по крайней мере, самоуверенности. Халата не видать на нем: Тарантьев увез его с собой к куме с прочими вещами.
Он удивлялся, не сообразив в эту минуту, что тогда еще он сам не был настолько мудр, чтобы уметь
читать лица и угадывать
по ним ум или характер.
В сдержанном выражении
лиц, в уверенных взглядах Надежда Васильевна, как
по книге,
читала совершавшуюся перед ней тяжелую борьбу.
Читает Вячеслав Илларионыч мало, при чтении беспрестанно поводит усами и бровями, словно волну снизу вверх
по лицу пускает.
Клещевинову неловко.
По ледяному тону, с которым матушка произносит свой бесцеремонный вопрос, он догадывается, что она принадлежит к числу тех личностей, которые упорно стоят на однажды принятом решении. А решение это он сразу
прочитал на ее
лице.
Я переставал
читать, прислушиваясь, поглядывая в его хмурое, озабоченное
лицо; глаза его, прищурясь, смотрели куда-то через меня, в них светилось грустное, теплое чувство, и я уже знал, что сейчас обычная суровость деда тает в нем. Он дробно стучал тонкими пальцами
по столу, блестели окрашенные ногти, шевелились золотые брови.
Коля прошел в дверь совсем и подал князю записку. Она была от генерала, сложена и запечатана.
По лицу Коли видно было, как было ему тяжело передавать. Князь
прочел, встал и взял шляпу.
— Конфет? Что ж, это очень мило и простодушно. Ах, какие вы оба! Вот уж и пошли теперь наблюдать друг за другом, шпионить,
лица друг у друга изучать, тайные мысли на них
читать (а ничего-то вы в них и не понимаете!). Еще он ничего. Он веселый и школьник по-прежнему. А ты-то, ты-то!
Разве я не научилась
читать по его
лицу,
по его глазам?..
Мой друг дрогнул. Я очень ясно
прочитал на его
лице, что у него уж готов был вицмундир, чтоб ехать к князю Ивану Семенычу, что опоздай я еще минуту — и кто бы поручился за то, что могло бы произойти! Однако замешательство его было моментальное. Раскаяние мое видимо тронуло его. Он протянул мне обе руки, и мы долгое время стояли рука в руку, чувствуя
по взаимным трепетным пожиманиям, как сильно взволнованы были наши чувства.
Родион Антоныч вздохнул, далеко отодвинул письмо от глаз и медленно принялся
читать его, строчка за строчкой.
По его оплывшему, жирному
лицу трудно было угадать впечатление, какое производило на него это чтение. Он несколько раз принимался протирать очки и снова перечитывал сомнительные места.
Прочитав все до конца, Родион Антоныч еще раз осмотрел письмо со всех сторон, осторожно сложил его и задумался.
В последнее время между этими женщинами установилось то взаимное понимание между строк, которое может существовать только между женщинами: они могли
читать друг у друга в душе
по взгляду,
по выражению
лица,
по малейшему жесту.
Я, весь полыхая от стыда, подал ему листок. Он
прочитал, и я видел, как из глаз выскользнула у него улыбка, юркнула вниз
по лицу и, чуть пошевеливая хвостиком, присела где-то в правом углу рта…
Лицо это было некто Четвериков, холостяк, откупщик нескольких губерний, значительный участник
по золотым приискам в Сибири. Все это, впрочем, он наследовал от отца и все это шло заведенным порядком, помимо его воли. Сам же он был только скуп, отчасти фат и все время проводил в том, что
читал французские романы и газеты, непомерно ел и ездил беспрестанно из имения, соседнего с князем, в Сибирь, а из Сибири в Москву и Петербург. Когда его спрашивали, где он больше живет, он отвечал: «В экипаже».
— Знаете что? Вы прекрасно
читаете; у вас решительно сценическое дарование! — проговорил, наконец, Белавин, сохранявший все это время такое выражение в
лице,
по которому решительно нельзя было угадать, что у него на уме.
То же выражение
читаете вы и на
лице этого офицера, который в безукоризненно белых перчатках проходит мимо, и в
лице матроса, который курит, сидя на баррикаде, и в
лице рабочих солдат, с носилками дожидающихся на крыльце бывшего Собрания, и в
лице этой девицы, которая, боясь замочить свое розовое платье,
по камешкам перепрыгивает через улицу.
Александр остановился и перевел дух. Петр Иваныч закурил сигару и пустил кольцо дыму.
Лицо его,
по обыкновению, выражало совершенное спокойствие. Александр продолжал
читать глухим, едва слышным голосом...
Санин два раза
прочел эту записку — о, как трогательно мил и красив показался ему ее почерк! — подумал немного и, обратившись к Эмилю, который, желая дать понять, какой он скромный молодой человек, стоял
лицом к стене и колупал в ней ногтем, — громко назвал его
по имени.
Интересовались ею только самые злополучные люди, справлявшиеся о том, какого числа будет продаваться за долги их обстановка, да еще интересовались собачьи воры, чтобы узнать,
по какому адресу вести украденную ими собаку, чтоб получить награду от публикующего о том, что у него пропала собака. Эти
лица, насколько я знаю,
читали газету, а кто были остальные читатели, если только они были, — неизвестно.
А я поднимаю руку и начинаю
читать заметку.
По мере чтения
лица делаются серьезными, а потом и злыми.
Читаю...
Священник довольно торопливо и переболтавшимся языком
читал евангелие и произносил слова: «откуда мне сие, да приидет мати господа моего ко мне!» Увидав Марфина, он стал
читать несколько медленнее, и даже дьячок, раздувавший перед тем с раскрасневшимся
лицом кадило, оставил занятие и
по окончании евангелия затянул вместе с священником: «Заступница усердная, мати господа вышняго…» Молебен собственно служили иконе казанской божией матери, считавшейся в роду Рыжовых чудотворною и стоявшей в настоящем случае с почетом в углу залы на столике, покрытом белою скатертью.
Во все это время Сусанна Николаевна, сидевшая рядом с мужем, глаз не спускала с него и, видимо, боясь спрашивать, хотела,
по крайней мере,
по выражению
лица Егора Егорыча
прочесть, что у него происходит на душе. Наконец он взял ее руку и крепко прижал ту к подушке дивана.
Однажды почтальон, к ее великому удивлению, подал ей письмо. На конверте совершенно точно стоял ее адрес, написанный по-английски, а наверху печатный штемпель: «Соединенное общество
лиц, занятых домашними услугами». Не понимая по-английски, она обратилась к старой барыне с просьбой
прочесть письмо. Барыня подозрительно посмотрела на нее и сказала...
Все они, так же как и он, подняли руки ладонями кверху и, закрыв глаза,
прочли молитву, потом отерли
лицо руками, спуская их
по бородам и соединяя одну с другою.
— И карты… Да я и без них узнаю много, вот хоть бы
по лицу. Если, например, который человек должен скоро нехорошей смертью умереть, я это сейчас у него на
лице прочитаю, даже говорить мне с ним не нужно.
Но чтобы здесь выигрывать решиться,
Вам надо кинуть всё: родных, друзей и честь,
Вам надо испытать, ощупать беспристрастно
Свои способности и душу:
по частям
Их разобрать; привыкнуть ясно
Читать на
лицах чуть знакомых вам
Все побужденья, мысли; — годы
Употребить на упражненье рук,
Всё презирать: закон людей, закон природы.
Читал он очень много. Бывало, все сидит в клубе, нервно теребит бородку и перелистывает журналы и книги; и
по лицу его видно, что он не
читает, а глотает, едва успев разжевать. Надо думать, что чтение было одною из его болезненных привычек, так как он с одинаковою жадностью набрасывался на все, что попадало ему под руки, даже на прошлогодние газеты и календари. Дома у себя
читал он всегда лежа.
Перед вечерним чаем пришел Федор. Севши в кабинете в угол, он раскрыл книгу и долго смотрел все в одну страницу, по-видимому, не
читая. Потом долго пил чай;
лицо у него было красное. В его присутствии Лаптев чувствовал на душе тяжесть; даже молчание его было ему неприятно.
— Быть или не быть? — спрашивает он у самого себя, еще не говоря этих слов. Но я
читаю это в его глазах. Его
лицо я видел в три четверти, как любят снимать некоторые
лица фотографы. Прошло несколько секунд безмолвного напряжения. Я,
по крайней мере, задержал дыхание — и это показалось мне долгим.
Старик замолчал,
прочитал про себя послание сына, положил его на стол и, высоко подняв брови, с удивленным
лицом молча прошелся
по комнате. Потом снова
прочитал письмо, задумчиво постукал пальцами
по столу и изрек...
Княгиня, стоя перед тем, кто говорил с нею, глядела в его
лицо и
читала по его глазам, что ему на нее что-то наговорено: в ласковых и немного скучающих глазах чуть заметно блестели известные холодные блики.
Княгиня Варвара Никаноровна, находясь в числе строго избранных
лиц небольшого кружка, в котором Журавский первый раз
прочел свою записку «О крепостных людях и о средствах устроить их положение на лучших началах», слушала это сочинение с глубочайшим вниманием и
по окончании чтения выразила автору полное свое сочувствие и готовность служить его заботам всем, чем она может.
«Когда я, сытый, что
по моему
лицу видно, и одетый в шелк, говорю в церкви проповедь и объясняю, что нужно терпеливо сносить холод и голод, то я в это время
читаю на
лицах слушателей: „Хорошо тебе, монах, рассуждать, когда ты в шелку да сыт.
О любви не было еще речи. Было несколько сходок, на которых она тоже присутствовала, молчаливая, в дальнем уголке. Я заметил ее
лицо с гладкой прической и прямым пробором, и мне было приятно, что ее глаза порой останавливались на мне. Однажды, когда разбиралось какое-то столкновение между товарищами
по кружку и я заговорил
по этому поводу, — и
прочитал в ее глазах согласие и сочувствие. В следующий раз, когда я пришел на сходку где-то на Плющихе, она подошла ко мне первая и просто протянула руку.
Пастора играл в Казани преплохой актер Максим Гуляев, и это
лицо в пьесе казалось мне и всей публике нестерпимо скучным, так что длинный монолог, который он
читает барону Нейгофу, был сокращен в несколько строк
по общему желанию зрителей.
Сначала Григорий Иваныч не мог без смеха смотреть на мою жалкую фигуру и
лицо, но когда, развернув какую-то французскую книгу и начав ее переводить, я стал путаться в словах, не понимая от рассеянности того, что я
читал, ибо перед моими глазами летали утки и кулики, а в ушах звенели их голоса, — воспитатель мой наморщил брови, взял у меня книгу из рук и, ходя из угла в угол
по комнате, целый час
читал мне наставления, убеждая меня, чтобы я победил в себе вредное свойство увлекаться до безумия, до забвения всего меня окружающего…
Я плакал, ревел, как маленькое дитя, валялся
по полу, рвал на себе волосы и едва не изорвал своих книг и тетрадей, и, конечно, только огорчение матери и кроткие увещания отца спасли меня от глупых, безумных поступков; на другой день я как будто очнулся, а на третий мог уже заниматься и
читать вслух моих любимых стихотворцев со вниманием и удовольствием; на четвертый день я совершенно успокоился, и тогда только прояснилось
лицо моего наставника.
Что вы даете мне
читать по вашему
лицу?
Арефе сделалось даже совестно, когда низенькая деревянная дверь, обитая толстыми железными полосами, точно проглотила его недавних товарищей
по сидению в «узилище». Сам он через девку вышел на волю и
читал немой укор своей мужской гордости на окружающих
лицах.
Не спеша, честно взвешивая тяжесть всех слов, какие необходимо сказать сыну, отец пошёл к нему, приминая ногами серые былинки, ломко хрустевшие. Сын лежал вверх спиною,
читал толстую книгу, постукивая
по страницам карандашом; на шорох шагов он гибко изогнул шею, посмотрел на отца и, положив карандаш между страниц книги, громко хлопнул ею; потом сел, прислонясь спиной к стволу сосны, ласково погладив взглядом
лицо отца. Артамонов старший, отдуваясь, тоже присел на обнажённый, дугою выгнутый корень.
Она продолжала
читать обстоятельную историю, выдуманную госпожою Гей, а я смотрю на ее опущенное
лицо и не слушаю назидательной истории. И иногда, в тех местах романа, где,
по замыслу госпожи Гей, нужно бы было смеяться, горькие слезы душат мне горло. Она оставляет книгу и, посмотрев на меня проницательным и боязливым взглядом, кладет мне на лоб свою руку.