Неточные совпадения
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым
страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь
человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
— Я не тебе поклонился, я всему
страданию человеческому поклонился, — как-то дико произнес он и отошел к окну. — Слушай, — прибавил он, воротившись к ней через минуту, — я давеча сказал одному обидчику, что он не стоит одного твоего мизинца… и что я моей сестре сделал сегодня честь, посадив ее рядом с тобою.
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он не чужд был всеобщих
человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные, безыменные
страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц…
«Да, совсем новый, другой, новый мир», думал Нехлюдов, глядя на эти сухие, мускулистые члены, грубые домодельные одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и чувствуя себя со всех сторон окруженным совсем новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и
страданиями настоящей трудовой и
человеческой жизни.
Женское частное сострадание может привести к увеличению
страданий, ибо оно не видит общей перспективы
человеческой жизни, целиком захвачено временно-частным.
Гуманитарная теория прогресса приносит всякого человека в жертву своему божку и не может найти оправданий для
страданий и жертв
человеческой личности.
Тот взгляд на жизнь, который я называю историческим лишь в противоположность частному и который, в сущности, религиозный, — ценности ставит выше блага, он принимает жертвы и
страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя
человеческого восхождения.
Послушайте, вы целитель, вы знаток души
человеческой; я, конечно, не смею претендовать на то, чтобы вы мне совершенно верили, но уверяю вас самым великим словом, что я не из легкомыслия теперь говорю, что мысль эта о будущей загробной жизни до
страдания волнует меня, до ужаса и испуга…
Оговорюсь: я убежден, как младенец, что
страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм
человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом,
человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только было возможно простить, но и оправдать все, что случилось с людьми, — пусть, пусть это все будет и явится, но я-то этого не принимаю и не хочу принять!
Социализация пола и любви есть один из самых отталкивающих процессов
человеческой истории, он калечит
человеческую жизнь и причиняет неисчислимые
страдания.
Когда отрицают существование Бога на том основании, что мировая и
человеческая жизнь полна зла и
страдания (проблема теодицеи), то в этом нет никакого интеллектуально-познавательного аргумента против существования Бога, а есть лишь выражение страстного эмоционального состояния, заслуживающего, впрочем, большого сочувствия.
Раненные
страданиями человеческими, исходящие от жалости, проникнутые пафосом человечности, не принимали империи, не хотели власти, могущества, силы.
Возможны три решения вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай, жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без
страданий, но и без творческого труда; 2) гармония, рай, жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчислимых
страданий и слез всех, обреченных на смерть,
человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай, жизнь в добре, к которым придет человек через свободу и
страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие и страдавшие, т. е. в Царстве Божием.
Идеология
страдания есть особый вид гедонизма, так как ставит сущность
человеческой жизни в зависимость от чувственного плюса или минуса, от
страдания или наслаждения.
Тем не менее, даже последние, самые тихие звуки песни, почти терявшиеся среди уличного шума, достигая
человеческого слуха, поражали всякого громадностью заключенного в них непосредственного
страдания.
Горячая фантазия нагромоздила здесь последовательными степенями ряд величайших бедствий и безысходных
страданий, какие только в состоянии был придумать
человеческий мозг.
Забыв свою болезнь и часто возвращающиеся мучительные ее припадки, Чичагов, слушая мое чтение, смеялся самым веселым смехом, повторяя некоторые стихи или выражения. «Ну, друг мой, — сказал он мне потом с живым и ясным взглядом, — ты меня так утешил, что теперь мне не надо и приема опиума». Во время
страданий, превышающих силы
человеческие, он употреблял опиум в маленьких приемах.
Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, — это дурное чувство, — идите вперед, не стыдитесь того, что вы как будто пришли смотретьна страдальцев, не стыдитесь подойти и поговорить с ними: несчастные любят видеть
человеческое сочувствующее лицо, любят рассказать про свои
страдания и услышать слова любви и участия.
Все
страдания, вся скорбь души
человеческой слышались в них.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к
страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех
человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
— Если так, — сказал я в отчаянии, — если, сам не зная того, я стремился к одному горю, — о Фрези Грант, нет
человеческих сил терпеть! Избавь меня от
страдания!
Она ей не уступала без боя того, что считала своим достоянием по
человеческому праву, и не боялась боевых мук и
страданий; но, дорожа своими силами, разумно терпела там, где оставалось одно из двух — терпеть и надеяться, или быть отброшенной и злобствовать, или жить только по великодушной милости победителей.
Ибо суждено ему было теми, кто жил до него, поднять на свои молодые плечи все
человеческое, глубиною
страдания осветить жестокую тьму.
Но для
человеческой совести нет писаных законов, нет учения о невменяемости, и я несу за свое преступление казнь. Мне недолго уже нести ее. Скоро Господь простит меня, и мы встретимся все трое там, где наши страсти и
страдания покажутся нам ничтожными и потонут в свете вечной любви.
Но мы не остались. Нас влекла неведомая тайная сила: нет силы большей в
человеческой жизни. Каждый отдельно ушел бы домой, но вся масса шла, повинуясь не дисциплине, не сознанию правоты дела, не чувству ненависти к неизвестному врагу, не страху наказания, а тому неведомому и бессознательному, что долго еще будет водить человечество на кровавую бойню — самую крупную причину всевозможных людских бед и
страданий.
Нить жизни, еще теплившаяся в этом высохшем от работы, изможденном теле, была прервана, и детски чистая, полная святой любви к ближнему и незлобия душа отлетела… вон оно, это сухое, вытянувшееся тело, выступающее из-под савана тощими линиями и острыми углами… вон эти костлявые руки, подъявшие столько труда… вон это посиневшее, обезображенное
страданиями лицо, которое уж больше не ответит своей честной улыбкой всякому честному делу, не потемнеет от людской несправедливости и не будет плакать святыми слезами над
человеческими несчастьями!..
Катерина Михайловна, исполненная, как известно моему читателю, глубокой симпатии ко всем
страданиям человеческим, пролила предварительно обильные слезы; но потом пришла в истинный восторг, услышав, что у Юлии нет денег и что она свои полторы тысячи может употребить на такое христианское дело, то есть отдать их m-me Бешметевой для того, чтоб эта несчастная жертва могла сейчас же уехать к папеньке и никак не оставаться долее у злодея-мужа.
Никакие
человеческие чувства его не трогают, никакие
страдания не возбуждают в нем жалости, никакие резоны не внушают ему здравого распоряжения.
Он риторически доказывал, что божок Амур есть великий шалун и большой мучитель
человеческого рода, тешащийся
страданиями нас, влюбленных.
«Основание такого понятия, — говорит г. Жеребцов, — религиозное: верующий простолюдин никак не может допустить, чтобы могло быть бесславным пятном телесное наказание, которому подвергался сам спаситель рода
человеческого; он верует, что словесная обида поражает бессмертную часть человека, тогда как удар производит
страдание только в низшей части нашего существа».
И подите, исследуйте тайны сердца
человеческого — Настасья любила до безумия ребенка, существованием которого отравлялась вся жизнь ее, за которого она вынесла сколько нравственных
страданий, столько и физической боли.
И новый вопль, безумно-печальный, полный
страданием, как море водой, огненный и страшный, как правда — новый
человеческий вопль.
Самоубийцей называется тот, кто, под влиянием психической боли или угнетаемой невыносимым
страданием, пускает себе пулю в лоб; для тех же, кто дает волю своим жалким, опошляющим душу страстям в святые дни весны и молодости, нет названия на
человеческом языке.
Теперь, когда я могу глядеть беспристрастно на прошлое, я не объясняю свою жестокость состоянием души… Мне сдается, что, не давая ей ответа, я кокетничал, ломался. Трудно понять
человеческую душу, но душу свою собственную понять еще трудней. Если действительно я ломался, то да простит мне бог! Хотя, впрочем, издевательство над чужими
страданиями не должно быть прощаемо.
При взгляде на них мне не просто тяжело, как было тяжело, например, смотреть первое время на
страдания оперируемого человека; мне именно стыдно, неловко смотреть в эти, облагороженные
страданием, почти
человеческие глаза умирающих собак.
Объяснение этого странного противоречия только одно: люди все в глубине души знают, что жизнь их не в теле, а в духе, и что всякие
страдания всегда нужны, необходимы для блага духовной жизни. Когда люди, не видя смысла в
человеческой жизни, возмущаются против
страданий, но все-таки продолжают жить, то происходит это только оттого, что они умом утверждают телесность жизни, в глубине же души знают, что она духовна и что никакие
страдания не могут лишить человека его истинного блага.
И
страдания и смерть, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу
человеческой жизни, подчиненной закону разума и выражающейся в любви.
Жизнь
человеческая, полная телесных
страданий, всякую секунду могущая быть оборванной, жизнь эта для того, чтобы не быть самой грубой насмешкой, должна иметь смысл, такой, при котором значение жизни не нарушалось бы ни ее
страданиями, ни ее продолжительностью или кратковременностью.
Но если человеку и всему роду
человеческому предназначено преобразоваться, то и для отдельного человека и для рода
человеческого это преобразование должно совершиться в труде и
страданиях.
Только испытав
страдания, узнал я близко сродство
человеческих душ между собою. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны. Этого мало, — самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем, от которого мы бежим и хотим скрыться.
Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах.
Муки полнейшего разочарования в себе и в своем пути, а в то же время нежелание и неспособность принять это разочарование, и вдобавок еще сознание высшей своей природы и мучительно завистливое влечение к божественному миру — терзают душу невыразимыми на
человеческом языке
страданиями.
Громче, громче становился этот вопль… Все слышнее и реальнее звучал он в звуках рояля. Из глубины рыдающей симфонии он перебежал в залу и потряс ее своды, зловещий, источный, рыдающий голос
человеческого горя и неописуемого
страдания…
Божественная сущность жизни вовсе не скрывала от
человеческого взора ее аморального, сурового и отнюдь не идиллического отношения к человеку: жизнь была полна ужасов,
страданий и самой обидной зависимости.
И уж нестрашными становятся человеку
страдания и муки, и уж не нужна ему победа трагического героя; все
человеческие оценки, ощущения и чувства спутались в душе, как волосы на голове безумствующей мэнады.
Но силою и величием
человеческого духа оно преодолено; есть
страдания, есть смерть, но нет ужаса, а вместо него — поднимающая душу радость борьбы, освящение и утверждение жизни даже в
страданиях и смерти, бодряще-крепкое ощущение, что «на свете нет ничего страшного».
И цель ее — конечно, не «облегчить существование и ослабить
страдания», цель — дать волю неиссякаемым источникам жизни и счастья, скрыто таящимся в
человеческой душе.
Я взглянул на эту неподвижную, прямую твердую
человеческую спину, подумал, что за нею бьется сердце, и о том, как трудно, больно и страшно ей быть прямой и твердой, и о том, сколько боли и
страданий уже испытало это
человеческое существо, как оно ни гордится и ни хмурится, — и вдруг почувствовал, что я до боли, до слез люблю Магнуса, вот этого Магнуса!
— А вы, не читавший книг, знаете, о чем эти книги? Только о зле, ошибках и
страдании человечества. Это слезы и кровь, Вандергуд! Смотрите: вот в этой тоненькой книжонке, которую я держу двумя пальцами, заключен целый океан красной
человеческой крови, а если вы возьмете их все… И кто пролил эту кровь? Дьявол?
Человеческое дело сочувствовать и помогать страдающему, хотя бы это было
страдание преступника и величайшего грешника.
Жажда искупления есть жажда примирения с Богом и единственный путь победы над атеизмом, внушенным
человеческому сердцу злом и
страданием мира.