Неточные совпадения
И среди молчания, как несомненный ответ на вопрос матери, послышался
голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие
голоса в комнате. Это был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового
человеческого существа.
«Да, нельзя жить, как хочется, — это ясно, — начал говорить в нем какой-то угрюмый, строптивый
голос, — впадешь в хаос противоречий, которых не распутает один
человеческий ум, как он ни глубок, как ни дерзок!
Деревенское утро давно прошло, и петербургское было на исходе. До Ильи Ильича долетал со двора смешанный шум
человеческих и нечеловеческих
голосов; пенье кочующих артистов, сопровождаемое большею частию лаем собак. Приходили показывать и зверя морского, приносили и предлагали на разные
голоса всевозможные продукты.
Но пока еще обида и долго переносимая пытка заглушали все
человеческое в нем. Он злобно душил
голос жалости. И «добрый дух» печально молчал в нем. Не слышно его
голоса; тихая работа его остановилась. Бесы вторглись и рвали его внутренность.
— А спасенье есть. Вот оно, легкое, радостное. Спасенье это — пролитая за нас кровь единственного сына Бога, отдавшего себя за нас на мучение. Его мучение, его кровь спасает нас. Братья и сестры, — опять со слезами в
голосе заговорил он, — возблагодарим Бога, отдавшего единственного сына в искупление за род
человеческий. Святая кровь его…
Из окна, как только Нехлюдов приблизил к нему голову, пахнуло жаром, насыщенным густым запахом
человеческих испарений, и явственно послышались визгливые женские
голоса.
Бакай хотел мне что-то сказать, но
голос у него переменился и крупная слеза скатилась по щеке — собака умерла; вот еще факт для изучения
человеческого сердца. Я вовсе не думаю, чтоб он и мальчишек ненавидел; это был суровый нрав, подкрепляемый сивухою и бессознательно втянувшийся в поэзию передней.
Притчи — экзотеричны, в них учение Христа,
голос свыше преломлены в темном еще
человеческом сознании.
Из отворенной двери вместе с удушающей струей махорки, пьяного перегара и всякого
человеческого зловония оглушает смешение самых несовместимых звуков. Среди сплошного гула резнет высокая нота подголоска-запевалы, и грянет звериным ревом хор пьяных
голосов, а над ним звон разбитого стекла, и дикий женский визг, и многоголосая ругань.
Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас
человеческие существа, неужели вы не слышите
голосов…
За свободного человека и свободное
человеческое общество все мучительное и трудное решает папа, материальное явление в эмпирическом мире, через которое
голос Божий принудительно воспринимается.
Но мы именно понимаем, что если тут нет права юридического, то зато есть право
человеческое, натуральное; право здравого смысла и
голоса совести, и пусть это право наше не записано ни в каком гнилом
человеческом кодексе, но благородный и честный человек, то есть всё равно что здравомыслящий человек, обязан оставаться благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах.
Послышалось беганье и шушуканье нескольких
голосов. Вихров сам чувствовал в темноте, что мимо его пробежали два — три человека. Стоявшие на улице солдаты только глазами похлопывали, когда мимо их мелькали
человеческие фигуры.
Опять задребезжал робкий, молящий
голос. Такой жалкий, что в нем, казалось, не было ничего
человеческого. «Господи, что же это? — подумал Ромашов, который точно приклеился около трюмо, глядя прямо в свое побледневшее лицо и не видя его, чувствуя, как у него покатилось и болезненно затрепыхалось сердце. — Господи, какой ужас!..»
Он точно потерял
человеческие слова и ревел, как взбесившийся зверь, ужасным вибрирующим
голосом...
Не видит Федосьюшка жила
человеческого, не слышит человечьего
голосу; кругом шумят леса неисходные, приутихли на древах птицы воздуственные, приумеркли в небесах звезды ясные; собираются в них тучи грозные, тучи грозные собираются, огнем-полымем рассекаются…
Болен я, могу без хвастовства сказать, невыносимо. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Руки и ноги дрожат, в голове — целодневное гудение, по всему организму пробегает судорога. Несмотря на врачебную помощь, изможденное тело не может ничего противопоставить недугу. Ночи провожу в тревожном сне, пишу редко и с большим мученьем, читать не могу вовсе и даже — слышать чтение. По временам самый
голос человеческий мне нестерпим.
Но в то же время не могу же я заглушить в своем сердце
голос той высшей
человеческой правды, который удостоверяет, что подобные условии жизни ни нормальными, ни легко переживаемыми назвать не приходится.
— Это не вздор!.. — повторил вице-губернатор, выпивая вино и каким-то задыхающимся
голосом. — Про меня тысячи языков говорят, что я человек сухой, тиран, злодей; но отчего же никто не хочет во мне заметить хоть одной хорошей
человеческой черты, что я никогда не был подлецом и никогда ни пред кем не сгибал головы?
Заговорите хоть раз в жизни
голосом человеческим.
Лямшин закричал не
человеческим, а каким-то звериным
голосом.
Чем более сгущалась темнота, тем громче кричали гады.
Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина. Мрак становился гуще; предметы теряли свой прежний вид и облекались в новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от
человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием силы нечистой.
Везде тишь: ни собака не тявкнет, ни
голос человеческий не окликнет.
В этих народах
голос природы взял бы верх над
голосом человеческого разума.
Природа вступит в вечные права свои, вы услышите ее
голос, заглушенный на время суетней, хлопотней, смехом, криком и всею пошлостью
человеческой речи!
— Но все ж, мне казалось бы, вам лучше было подождать, — начал Жуквич каким-то почти упрашивающим
голосом, — время ж горами движет, а не то что меняет мысли ж
человеческие. Князь, может быть, передумал бы, подчинился бы мало-помалу вашим убеждениям.
— Дарья Михайловна ошибается, — начал он неверным
голосом, — я не на одних женщин нападаю: я до всего
человеческого рода не большой охотник.
Давно уже смолк этот могучий, ровный, вещий гул, размененный на понятную
человеческую речь, и с удивлением, покорностью и страхом слушал Саша забытый
голос, звавший его в темную глубину неведомых, но когда-то испытанных снов.
Спал народушко, и ни
голоса нигде не было слышно
человеческого.
Невыносимо было Якову слушать этот излишне ясный
голос и смотреть на кости груди, нечеловечески поднявшиеся вверх, точно угол ящика. И вообще ничего
человеческого не осталось в этой кучке неподвижных костей, покрытых чёрным, в руках, державших поморский, медный крест. Жалко было дядю, но всё-таки думалось: зачем это установлено, чтоб старики и вообще домашние люди умирали на виду у всех?
Помыслы в сердце
человеческом — глубокая вода, но и их умел вычерпывать мудрый царь. В словах и
голосе, в глазах, в движениях рук так же ясно читал он самые сокровенные тайны душ, как буквы в открытой книге. И потому со всех концов Палестины приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора, а также и за разгадкою непонятных предзнаменований и снов. И дивились люди глубине и тонкости ответов Соломоновых.
Везде чисто, везде тихо и пусто, лампады сияют перед образами, а нигде по дому ни звука живого, ни
голоса человеческого.
Омакнул в воду губку, прошел ею по нем несколько раз, смыв с него почти всю накопившуюся и набившуюся пыль и грязь, повесил перед собой на стену и подивился еще более необыкновенной работе: всё лицо почти ожило, и глаза взглянули на него так, что он, наконец, вздрогнул и, попятившись назад, произнес изумленным
голосом: «Глядит, глядит
человеческими глазами!» Ему пришла вдруг на ум история, слышанная давно им от своего профессора, об одном портрете знаменитого Леонардо да Винчи, над которым великий мастер трудился несколько лет и всё еще почитал его неоконченным и который, по словам Вазари, был, однако же, почтен от всех за совершеннейшее и окончательнейшее произведение искусства.
— «Ча-ба-на»! — орал с другого конца залы не
человеческий, а какой-то жеребячий
голос.
— Горе мое, — начал Хозаров несколько театральным
голосом и бросив на пол недокуренную папироску, — горе мое, — продолжал он, — выше, кажется,
человеческих слов. Во-первых, теща моя демон скупости и жадности; ее можно сравнить с аспидом, который стережет сундук, наполненный деньгами, и уязвляет всех, кто только осмелится приблизиться к его сокровищу.
Мои уста были зажаты плотно
человеческою рукою, а на ухо трепетный
голос шептал мне...
— Эх, Семен, Семен! — вздрагивал глуховатый
голос Тиунова. — Сколько я видел людей, сколько горя постиг
человеческого! Любят люди горе, радость — вдвое! И скажу тебе от сердца слово — хорош есть на земле русский народ! Дикий он, конечно, замордованный и весьма несчастен, а — хорош, добротный, даровитый народ! Вот — ты погляди на него пристально и будешь любить! Ну, тогда, брат, запоешь!
Женщина, вспоминая множество обид, нанесенных ей этим человеком и другими, всё говорила, чувствуя в груди неиссякаемый прилив силы и бесстрашия. Развалившееся по стулу жидкое тело с каждой минутой словно всё более расплывалось, теряя очертания
человеческой фигуры. Глаза Лодки стали светлыми, и
голос звенел всё яснее.
Толпа опять надвинулась ближе. Та же самая сила, которая только что выбросила Козла и мальчика вперед, теперь несла их назад, и встречные люди нетерпеливо давали им дорогу, так как они мешали их напряженному вниманию. Сквозь мягкую и плотную преграду
человеческих тел Василь слышал глухой, точно задавленный бас Кузьмы, продолжавшего допрашивать Бузыгу. Вдруг прежний тонкий истеричный
голос крикнул над самой головой мальчика...
— Тащи их сюда! Ломай двери! — заревел под окном чей-то
голос, в котором не было ничего
человеческого.
Федосья. Вот когда так говорят, дружно, тихонько, так и слушать приятно голоса-то
человеческие…
Иногда Лев Степанович будил в старике что-то похожее на чувство
человеческого достоинства, и он дрожащим
голосом напоминал Льву Степановичу, что ему грешно обижать слепца и что он все-таки дворянин и премиер-майор по чину.
— Конечно, такая женщина была бы урод; и по счастию, — возразил славянин, — не у нас надобно искать la femme émancipée [эмансипированную женщину (фр.).], да и вообще надобно ли ее где-нибудь искать — я не знаю. Вот что касается до
человеческих прав, то обратите несколько внимания на то, что у нас женщина пользовалась ими с самой глубокой древности больше, нежели в Европе, ее именье не сливалось с именьем мужа, она имеет
голос на выборах, право владения крестьянами.
Бургмейер(с мольбой в
голосе). Клеопаша, прости меня! Не делай ничего. Не езди никуда. Пусть я погибну. Извини мне минуту
человеческой слабости.
Таких рассказов у него был неисчерпаемый запас, и, видимо, все их создало отчаяние мысли
человеческой, неспособной помириться с двоебожием пагубным, ибо оно разрывает душу, лишая её целости. И, рассказывая такие сказки, старик всегда понижал
голос до глухого, как бы из-под земли исходящего шёпота.
Удалившись несколько от города, юноша остановился, долго слушал исчезающий, раздробленный
голос города и величественный, единый
голос моря [Le Seigneur Mele eternellement dans un fatal hymen Le chant de la nature au cri du genre humain. V. Hugo. (Господь вечно сливает в роковом супружестве песнь природы с криком рода
человеческого. В. Гюго франц.)]… Потом, как будто укрепленный этой симфониею, остановил свой влажный взор на едва виднеющейся Александрии.
Действительно, за поворотом навстречу нам засверкал на берегу живой огонек костра под темными скалами. Подъехав ближе, мы услышали хриплый
голос, выводивший какую-то песню, у костра виднелись три
человеческие фигуры, в которых мы скоро узнали Островского и недавно встреченных нами бродяг.
Фрол кричал, видимо надрывая старую грудь. Микеша тянул свободно, полным и звучным
голосом. Никогда еще я не слыхал подобных звуков из
человеческой груди… Крик был ровный, неустанный и гулкий, точно тягучий отголосок огромного колокола… Это был обычный призыв с берега к спящему за отмелью отдаленному станку.
Следует ли смиренно покориться этим нареканиям, или решиться остановить их, возвысив
голос для свободной русской речи? Лучше погибнуть подозреваемыми в
человеческом достоинстве, чем жить с позорным знаком рабства на лбу, чем слушать, как нас обвиняют в добровольном порабощении.
Мало того, даже в литературе раздавались
голоса против неуважения
человеческих нрав.