Неточные совпадения
— Смотри, не хвастай силою, —
Сказал
мужик с одышкою,
Расслабленный,
худой(Нос вострый, как у мертвого,
Как грабли руки тощие,
Как спицы ноги длинные,
Не человек — комар).
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а там, в своем углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот
мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший
мужик, так хватает земли нанять сколько может. Какая ни будь
плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
Да вот теперь у тебя под властью
мужики: ты с ними в ладу и, конечно, их не обидишь, потому что они твои, тебе же будет
хуже; а тогда бы у тебя были чиновники, которых бы ты сильно пощелкивал, смекнувши, что они не твои же крепостные, или грабил бы ты казну!
Мужик, избу рубя, на свой Топор озлился;
Пошёл топор в-худых;
Мужик взбесился...
Павел Петрович недолго присутствовал при беседе брата с управляющим, высоким и
худым человеком с сладким чахоточным голосом и плутовскими глазами, который на все замечания Николая Петровича отвечал: «Помилуйте-с, известное дело-с» — и старался представить
мужиков пьяницами и ворами.
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где жили родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице, виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два
мужика в шапках и бранились. «Большая ты свинья, — говорил один другому, — а
хуже малого поросенка». — «А твоя жена — колдунья», — возражал другой.
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки мастеровых, буйства пьяных
мужиков у дверей базарных трактиров на городской площади против гимназии и снова слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди стали
хуже: и богомольный, благообразный старик дворник Степан, и молчаливая, толстая Феня, неутомимо пожиравшая все сладкое.
— А кого я назначу? Почем я знаю
мужиков? Другой, может быть,
хуже будет. Я двенадцать лет не был там.
В моменты мук, напротив, он был
худ, бледен, болен, не ел и ходил по полям, ничего не видя, забывая дорогу, спрашивая у встречных
мужиков, где Малиновка, направо или налево?
Так называемого простого или, еще
хуже, «черного» народа не видать, потому что он здесь — не черный:
мужик в плисовой куртке и панталонах, в белой рубашке вовсе не покажется
мужиком.
Сильный, перекормленный человек этот, так же как и сам Нехлюдов, представлял поразительный контраст с
худыми, сморщенными лицами и выдающимися из-под кафтанов
худыми лопатками
мужиков.
— Да притом, — продолжал он, — и мужики-то
плохие, опальные. Особенно там две семьи; еще батюшка покойный, дай Бог ему царство небесное, их не жаловал, больно не жаловал. А у меня, скажу вам, такая примета: коли отец вор, то и сын вор; уж там как хотите… О, кровь, кровь — великое дело! Я, признаться вам откровенно, из тех-то двух семей и без очереди в солдаты отдавал и так рассовывал — кой-куды; да не переводятся, что будешь делать? Плодущи, проклятые.
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза,
худые члены… Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
— Зачем жаловаться, — проговорил с низким поклоном седобородый, степенный
мужик, ни дать ни взять древний патриарх. (Жида он, впрочем, тузил не
хуже других.) Мы, батюшка Пантелей Еремеич, твою милость знаем хорошо, много твоей милостью довольны, что поучил нас!
Говоря вообще, у нас до сих пор однодворца трудно отличить от
мужика: хозяйство у него едва ли не
хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная.
— Да так-таки нечего. Хозяйство порасстроилось,
мужиков поразорил, признаться; подошли годы
плохие: неурожаи, разные, знаете, несчастия… Да, впрочем, — прибавил он, уныло глянув в сторону, — какой я хозяин!
Мой сосед взял с собою десятского Архипа, толстого и приземистого
мужика с четвероугольным лицом и допотопно развитыми скулами, да недавно нанятого управителя из остзейских губерний, юношу лет девятнадцати,
худого, белокурого, подслеповатого, со свислыми плечами и длинной шеей, г. Готлиба фон-дер-Кока.
Сперанский пробовал облегчить участь сибирского народа. Он ввел всюду коллегиальное начало; как будто дело зависело от того, как кто крадет — поодиночке или шайками. Он сотнями отрешал старых плутов и сотнями принял новых. Сначала он нагнал такой ужас на земскую полицию, что
мужики брали деньги с чиновников, чтобы не ходить с челобитьем. Года через три чиновники наживались по новым формам не
хуже, как по старым.
— А вот Катькина изба, — отзывается Любочка, — я вчера ее из-за садовой решетки видела, с сенокоса идет: черная,
худая. «Что, Катька, спрашиваю: сладко за
мужиком жить?» — «Ничего, говорит, буду-таки за вашу маменьку Бога молить. По смерть ласки ее не забуду!»
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, —
плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями жизни, а не самой жизнью… Грубое, прозаическое наступление толпы
мужиков и казаков ничем не напоминало красивых батальных картин… И бедняга Стройновский поплатился за свое доверие к историческому романтизму…
— Посмотрел я достаточно, — продолжал Михей Зотыч. — Самого чуть не убили на мельнице у Ермилыча. «Ты, — кричат
мужики, — разорил нас!» Вот какое дело-то выходит. Озверел народ. Ох,
худо, Вахрушка!.. А помочь нечем. Вот вы гордитесь деньгами, а пришла беда, вас и нет. Так-то.
— А как вы полагаете, откуда деньги у Болеслава Брониславича? Сначала он был подрядчиком и морил рабочих, как мух, потом он начал спаивать
мужиков, а сейчас разоряет целый край в обществе всех этих банковских воров. Честных денег нет, славяночка. Я не обвиняю Стабровского: он не лучше и не
хуже других. Но не нужно закрывать себе глаза на окружающее нас зло. Хороша и литература, и наука, и музыка, — все это отлично, но мы этим никогда не закроем печальной действительности.
— А вот и знаю!.. Почему, скажи-ка, по ту сторону гор, где и земли
хуже, и народ бедный, и аренды большие, — там народ не голодует, а здесь все есть, всего бог надавал, и мужик-пшеничник голодует?.. У вас там Строгановы берут за десятину по восемь рублей аренды, а в казачьих землях десятина стоит всего двадцать копеек.
— Извините меня, Харитина Харитоновна, — насмелился Замараев. — Конечно, я деревенский
мужик и настоящего городского обращения не могу вполне понимать, а все-таки дамскому полу как будто и не того, не подобает цыгарки курить. Уж вы меня извините, а это самое
плохое занятие для настоящей дамы.
Если
мужик часто живет дома
хуже, чем на каторге, то по логике такого замечания каторга должна быть адом.
— Куды я пойду-то, ты подумай, — усовещивала она старика. —
Мужику это все одно, а девка сейчас
худую славу наживет… Который десяток на свете живешь, а этого не можешь сообразить.
Выслушав ее, он сказал: «Не знаю, соколик мой (так он звал меня всегда), все ли правда тут написано; а вот здесь в деревне, прошлой зимою, доподлинно случилось, что
мужик Арефий Никитин поехал за дровами в лес, в общий колок, всего версты четыре, да и запоздал; поднялся буран, лошаденка была
плохая, да и сам он был плох; показалось ему, что он не по той дороге едет, он и пошел отыскивать дорогу, снег был глубокий, он выбился из сил, завяз в долочке — так его снегом там и занесло.
— Нет, не то что места, а семена, надо быть, плохи. Какая-нибудь, может, рожь расхожая и непросеянная.
Худа и обработка тоже: круглую неделю у нее
мужики на задельи стоят; когда около дому-то справить!
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных
мужиков: рыжих, белокурых, черных,
худых и плотноватых, и лица у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от деревни всего с версту. Доктор тоже изъявил желание сходить с ними.
— Какого звания —
мужик простой, служить только богу захотел, — а у нас тоже житье-то! При монастыре служим, а сапогов не дают; а мука-то ведь тоже ест их,
хуже извести, потому она кислая; а начальство-то не внемлет того: где хошь бери, хоть воруй у бога — да!.. — бурчал старик. Увидев подъехавшего старика Захаревского, он поклонился ему. — Вон барин-то знакомый, — проговорил он, как-то оскаливая от удовольствия рот.
— Одно дело — стар, другое дело — разоренье. Теперь он, можно сказать, весь обнажился; ни у него хлеба, ни травы —
хуже, не чем у иного
мужика!
— Слышишь? — толкнув в бок голубоглазого
мужика, тихонько спросил другой. Тот, не отвечая, поднял голову и снова взглянул в лицо матери. И другой
мужик тоже посмотрел на нее — он был моложе первого, с темной редкой бородкой и пестрым от веснушек,
худым лицом. Потом оба они отодвинулись от крыльца в сторону.
— Сюда! — сказала девочка. —
Плохую ночевку выбрали вы, — беден больно
мужик…
— Вот, а вы защищаете
мужиков, — говорил становой. — Правду я говорил, что
хуже зверей. Без кнута и палки с ними ничего не поделаешь. Так вы говорите, Прошка, тот, что с вами кучером ездит?
Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь — ведь мы не
хуже других: отец был дворянин, майор, — все-таки смиряйся перед господом богом: молись и в счастии и в несчастии, а не по пословице: «Гром не грянет,
мужик не перекрестится».
Хуже собак мне
мужики теперь…» Ну и верно, что
хуже собак сделал.
Туберозов вспыхнул и крепко сжал рукав своей рясы; но в это время Туганов возразил учителю, что он ошибается, и указал на то, что вера согревает лучше, чем водка, что все добрые дела наш
мужик начинает помолившись, а все
худые, за которые в Сибирь ссылают, делает водки напившись.
Четыре казака ехали за ним: Ферапонтов, длинный,
худой, первый вор и добытчик, — тот самый, который продал порох Гамзале; Игнатов, отслуживающий срок, немолодой человек, здоровый
мужик, хваставшийся своей силой; Мишкин, слабосильный малолеток, над которым все смеялись, и Петраков, молодой, белокурый, единственный сын у матери, всегда ласковый и веселый.
Он занял место Маркуши и с первых же дней всех заинтересовал своей обязательной, вежливой улыбочкой, бойкою, острою речью; а ребята на заводе приняли его насмешливо и неприязненно:
худой и сутулый Фома,
мужик из Воеводина, с головой, похожей на топор, и какими-то чужими глазами, внимательно оглядел нового дворника и убеждённо объявил...
Дедушка, сообразно духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого
мужика тем, что отнять у него собственные дни, значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием — тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу — тоже, и еще
хуже, ибо отлучка от семейства — несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом, как по мертвом, а наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим.
— Зачем это тебе? — удивился я… (Надо заметить, что Ярмола считается самым бедным и самым ленивым
мужиком во всем Переброде: жалованье и свой крестьянский заработок он пропивает; таких
плохих волов, как у него, нет нигде в окрестности. По моему мнению, ему-то уж ни в каком случае не могло понадобиться знание грамоты.) Я еще раз спросил с сомнением: — Для чего же тебе надо уметь писать фамилию?
Это чиновникам хочется доказать, что от
худой, чтобы подрядчика прижать, а я знаю, что непомерная смертность идет от хорошего свойства пищи, и
мужики сами это знают.
В городе отлично знали про эти беспорядки и даже преувеличивали их, но относились к ним спокойно; одни оправдывали их тем, что в больницу ложатся только мещане и
мужики, которые не могут быть недовольны, так как дома живут гораздо
хуже, чем в больнице; не рябчиками же их кормить!
— Мы много довольны вашей милостью, — сказал он, когда Нехлюдов, замолчав, посмотрел на него, ожидая ответа. — Известно, тут
худого ничего нет. Землей заниматься
мужику лучше, чем с кнутиком ездить. По чужим людям ходит, всякого народа видит, балуется наш брат. Самое хорошее дело, что землей
мужику заниматься.
— Неспорно, ваше сиятельство: — вы нам
худа не желаете, да дома-то побыть нèкому: мы с бабой на барщине — ну а он, хоть и маленек, а всё подсобляет, и скотину загнать и лошадей напоить. Какой ни есть, а всё
мужик, — и Чурисенок с улыбкой взял своими толстыми пальцами за нос мальчика и высморкал его.
И ведь Давыдка, доложу вам,
мужик смирный, и неглупый
мужик, и не курит — не пьет, то есть, — объяснил Яков: — а вот
хуже пьяного другого.
Он ведь
мужик не
плохой, не пьяный и смирный
мужик, ребенка малого не обидит — грех напрасно сказать:
худого за ним ничего нету, а уж и Бог знает, чтò такое с ним попритчилось, что он сам себе злодей стал.
— Поймите, — убеждал ее доктор, — поймите, что если вы строите эту школу и вообще делаете добро, то не для
мужиков, а во имя культуры, во имя будущего. И чем эти
мужики хуже, тем больше поводов строить школу. Поймите!
Александру Ярославовну это испугало: она впервые сообразила, что не всегда можно только черпать, а надо порою и думать об источнике, и она вздохнула и не только помирилась с тем, что дядя сидит в деревне и хозяйничает, но даже рассудила, что нет
худа без добра, и слава богу, что дяде охота возиться с
мужиками и дворянчиками.
Постреляли и еще, пока не стало совсем убедительным ровное молчание; вошли наконец в страшную землянку и нашли четверых убитых: остальные, видимо, успели скрыться в ночной темноте. Один из четверых,
худой, рыжеватый
мужик с тонкими губами, еще дышал, похрипывал, точно во сне, но тут же и отошел.