Неточные совпадения
Но вот солнце достигает зенита, и Угрюм-Бурчеев кричит: «Шабаш!» Опять повзводно строятся обыватели и направляются обратно
в город, где церемониальным маршем
проходят через «манеж для принятия пищи» и получают по
куску черного хлеба с солью.
— Что кричишь-то? Я сам закричу на весь мир, что ты дурак, скотина! — кричал Тарантьев. — Я и Иван Матвеич ухаживали за тобой, берегли, словно крепостные, служили тебе, на цыпочках
ходили,
в глаза смотрели, а ты обнес его перед начальством: теперь он без места и без
куска хлеба! Это низко, гнусно! Ты должен теперь отдать ему половину состояния; давай вексель на его имя; ты теперь не пьян,
в своем уме, давай, говорю тебе, я без того не выйду…
«Вот так едят! — еще раз подумал Привалов, чувствуя, как решительно был не
в состоянии проглотить больше ни одного
куска. — Да это с ума можно
сойти…»
Даже, бывало,
в праздничные дни, дни всеобщего жалованья и угощения хлебом-солью, гречишными пирогами и зеленым вином, по старинному русскому обычаю, — даже и
в эти дни Степушка не являлся к выставленным столам и бочкам, не кланялся, не подходил к барской руке, не выпивал духом стакана под господским взглядом и за господское здоровье, стакана, наполненного жирною рукою приказчика; разве какая добрая душа,
проходя мимо, уделит бедняге недоеденный
кусок пирога.
…
В Москву я из деревни приехал
в Великий пост; снег почти
сошел, полозья режут по камням, фонари тускло отсвечиваются
в темных лужах, и пристяжная бросает прямо
в лицо мороженую грязь огромными
кусками. А ведь престранное дело:
в Москве только что весна установится, дней пять
пройдут сухих, и вместо грязи какие-то облака пыли летят
в глаза, першит, и полицмейстер, стоя озабоченно на дрожках, показывает с неудовольствием на пыль — а полицейские суетятся и посыпают каким-то толченым кирпичом от пыли!»
Мы все скорей со двора долой, пожар-то все страшнее и страшнее, измученные, не евши, взошли мы
в какой-то уцелевший дом и бросились отдохнуть; не
прошло часу, наши люди с улицы кричат: «Выходите, выходите, огонь, огонь!» — тут я взяла
кусок равендюка с бильярда и завернула вас от ночного ветра; добрались мы так до Тверской площади, тут французы тушили, потому что их набольшой жил
в губернаторском доме; сели мы так просто на улице, караульные везде
ходят, другие, верховые, ездят.
Ходить в караул считалось вообще трудной и рискованной обязанностью, но перед большими праздниками солдаты просились, чтобы их назначали
в караул. Для них, никогда не видевших
куска белого хлеба, эти дни были праздниками. Когда подаяние большое, они приносили хлеба даже
в казармы и делились с товарищами.
Мало — помалу, однако, сближение начиналось. Мальчик перестал опускать глаза, останавливался, как будто соблазняясь заговорить, или улыбался,
проходя мимо нас. Наконец однажды, встретившись с нами за углом дома, он поставил на землю грязное ведро, и мы вступили
в разговор. Началось, разумеется, с вопросов об имени, «сколько тебе лет», «откуда приехал» и т. д. Мальчик спросил
в свою очередь, как нас зовут, и… попросил
кусок хлеба.
«Слыхано и видано, — прибавлял капитан язвительно, — что сироты
ходят с торбами, вымаливая
куски хлеба у доброхотных дателей, но чтобы сироты приезжали на чужое поле не с убогою горбиною, а с подводами, конно и людно, тому непохвальный пример являет собою лишь оный Антон Фортунатов Банькевич, что
в благоустроенном государстве терпимо быть не может».
Крыштанович уверенным шагом повел меня мимо прежней нашей квартиры. Мы
прошли мимо старой «фигуры» на шоссе и пошли прямо.
В какой-то маленькой лавочке Крыштанович купил две булки и
кусок колбасы. Уверенность, с какой он делал эту покупку и расплачивался за нее серебряными деньгами, тоже импонировала мне: у меня только раз
в жизни было пятнадцать копеек, и когда я шел с ними по улице, то мне казалось, что все знают об этой огромной сумме и кто-нибудь непременно затевает меня ограбить…
Я много раз пробовал вынашивать копчиков (то же, что дрессировать собаку), и гнездарей и слетков; выносить их весьма легко:
в три-четыре дня он привыкнет совершенно и будет
ходить на руку даже без вабила (
кусок мяса); стоит только свистнуть да махнуть рукой, стоит копчику только завидеть охотника или заслышать его свист — он уже на руке, и если охотник не протянет руки, то копчик сядет на его плечо ила голову — живой же птички никакой не берет.
Правда, рано утром, и то уже
в исходе марта, и без лыж
ходить по насту, который иногда бывает так крепок, что скачи куда угодно хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине или чисто белого как снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и
кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам на стол…
Волконский преуморительно говорит о всех наших — между прочим о Горбачевском, что он завел мыльный завод, положил на него все полученное по наследству от брата и что, кажется, выйдут мыльные пузыри. Мыла нет ни
куска, а все гуща — ведь не хлебать мыло, а
в руки взять нечего. Сквозь пальцы все
проходит, как
прошли и деньги.
Мать,
в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие
в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их
в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни
в какие хозяйственные дела, ни
в свои, ни
в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе
в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то
в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она
ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть
в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без
куска хлеба и что лучше век оставаться
в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот
в чем дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи
в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят —
в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума
сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как лошадь, — целый день, не имеет возможности съесть
куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
Антон Стрелов
ходит между рядами косцов с полштофом
в одной руке и стаканом
в другой и потчует вином; а Проська раздает
куски пирога.
Потом,
пройдет немного времени, увидишь ты, что хороший
кусок твоей души и
в других грудях не хуже — тебе станет легче.
— Мы ведь всё вместе, — пояснила Шурочка. — Я бы хоть сейчас выдержала экзамен. Самое главное, — она ударила по воздуху вязальным крючком, — самое главное — система. Наша система — это мое изобретение, моя гордость. Ежедневно мы
проходим кусок из математики,
кусок из военных наук — вот артиллерия мне, правда, не дается: все какие-то противные формулы, особенно
в баллистике, — потом кусочек из уставов. Затем через день оба языка и через день география с историей.
— А вот видишь, положенье у них такое есть, что всяка душа свою тоись тяготу нести должна; ну, а Оринушка каку тяготу нести может — сам видишь! Вот и удумали они с мужем-то, чтоб пущать ее
в мир; обрядили ее, знашь, сумой, да от понедельника до понедельника и
ходи собирай
куски, а
в понедельник беспременно домой приди и отдай, чего насобирала. Как не против указанного насобирает — ну, и тасканцы.
— Постой-ка, я
в буфет
схожу; я там, на всякий случай, два
куска ветчины припас! — сказал Глумов.
— Или, опять, приду я, примерно, к Доминику, — продолжал он, — народу пропасть,
ходят, бродят, один вошел, другой вышел; служители тоже
в разброде — кому тут за тобой уследить! Съешь три
куска кулебяки, а говоришь: один!
Терпенкин, однако ж, добился своего. Начал
ходить к князю с поздравлением по воскресеньям и праздникам, и хотя
в большинстве случаев не допускался дальше передней, куда ему высылалась рюмка водки и
кусок пирога, но все-таки успел подобрать с полу черновую бумагу,
в которой кратко были изложены права и обязанности членов Общества Странствующих Дворян.
Прошло лет пять со времени переселения Арины Петровны
в Погорелку. Иудушка как засел
в своем родовом Головлеве, так и не двигается оттуда. Он значительно постарел, вылинял и потускнел, но шильничает, лжет и пустословит еще пуще прежнего, потому что теперь у него почти постоянно под руками добрый друг маменька, которая ради сладкого старушечьего
куска сделалась обязательной слушательницей его пустословия.
Здесь происходило кормление протухлой солониной, здесь впервые раздались
в ушах сирот слова: постылые, нищие, дармоеды, ненасытные утробы и проч.; здесь ничто не
проходило им даром, ничто не укрывалось от проницательного взора черствой и блажной старухи: ни лишний
кусок, ни изломанная грошовая кукла, ни изорванная тряпка, ни стоптанный башмак.
Саша
прошел за угол, к забору, с улицы, остановился под липой и, выкатив глаза, поглядел
в мутные окна соседнего дома. Присел на корточки, разгреб руками кучу листьев, — обнаружился толстый корень и около него два кирпича, глубоко вдавленные
в землю. Он приподнял их — под ними оказался
кусок кровельного железа, под железом — квадратная дощечка, наконец предо мною открылась большая дыра, уходя под корень.
По воскресеньям к Лотте
ходит «ейный» двоюродный брат, и тогда Агатон на целый день уходит из дома, сначала
в греческую кухмистерскую, потом на ералаш (по 1 /10 копейки за пункт) к кому-нибудь из бывших помпадуров, который еще настолько богат средствами, чтоб на сон грядущий побаловать своих гостей рюмкой очищенной и
куском селедки.
Большая часть его жизни
проходила на охоте
в лесу, где он питался по суткам одним
куском хлеба и ничего не пил, кроме воды.
Анна. Не помню — когда я сыта была… Над каждым
куском хлеба тряслась… Всю жизнь мою дрожала… Мучилась… как бы больше другого не съесть… Всю жизнь
в отрепьях
ходила… всю мою несчастную жизнь… За что?
Так что я сейчас же распорядился подать ему два
куска, и, право, даже на мысль мне при этом не пришло: а ну, как он повадится
ходить, да
в лоск меня объест!
— Не только рожала, а меня из-за него, мерзавца, тогда чуть на
куски не изрезали… Представь себе: ногами вниз, да еще руки по швам — точно
в поход собрался! А сколько я мук приняла, покуда тяжела им
ходила… и вот благодарность за все!
И никто не относился ко мне так немилостиво, как именно те, которые еще так недавно сами были простыми людьми и добывали себе
кусок хлеба черным трудом.
В торговых рядах, когда я
проходил мимо железной лавки, меня, как бы нечаянно, обливали водой и раз даже швырнули
в меня палкой. А один купец-рыбник, седой старик, загородил мне дорогу и сказал, глядя на меня со злобой...
Ни чиновники, ни воспитанники не уважали его, и еще до отъезда моего на последнюю вакацию, во время обеда, когда директор
ходил по столовой зале, он был публично осмеян учениками, раздраженными за дурную кашу,
в которой кто-то нашел
кусок свечного сала.
— Немедленно соберусь! — Она осмотрелась, бросилась к сундуку и стала вынимать из него
куски разных материй, кружева, чулки и завязанные пакеты; не
прошло и минуты, как вокруг нее валялась груда вещей. — Еще и не сшила ничего! — сказала она горестно. —
В чем я поеду?
Я шёл
в немом восхищении перед красотой природы этого
куска земли, ласкаемого морем. Князь вздыхал, горевал и, бросая вокруг себя печальные взгляды, пытался набивать свой пустой желудок какими-то странными ягодами. Знакомство с их питательными свойствами не всегда
сходило ему с рук благополучно, и часто он со злым юмором говорил мне...
Гапка, девка здоровая,
ходит в запаске, [Запаска —
кусок домотканой шерсти, которую носили вместо юбки.] с свежими икрами и щеками.
Бывали примеры, что если волки
ходят на приваду стаей и один из них попадет
в капкан, то все другие бросаются на него, разрывают
в куски и даже съедают, так что на большом утолоченном и окровавленном пространстве снега останется только лапа
в капкане да клочки кожи и шерсти; это особенно случается около святок, когда наступает известное время течки.
Врешь, нагоню, уморю
в тюрьме! — говорил Мановский,
ходя взад и вперед по комнате, потом вдруг вошел
в спальню, там попались ему на глаза приданые ширмы Анны Павловны; одним пинком повалил он их на пол,
в несколько минут исщипал на
куски, а вслед за этим начал бить окна, не колотя по стеклам, а ударяя по переплету, так что от одного удара разлеталась вся рама.
Родился ребёнок, переменилась жена моя: и голос у неё крепче стал, и тело всё будто бы выпрямилось, а ко мне она, вижу — как-то боком стоит. Не то, чтобы жадна стала, а начала
куски усчитывать; уж и милостыню реже подаёт, вспоминает, кто из мужиков сколько должен нам. Долги — пятаки, а ей интересно. Сначала я думал —
пройдёт это; я тогда уже бойко птицей торговал, раза два
в месяц ездил
в город с клетками; бывало, рублей пять и больше за поездку возьмёшь. Корова была у нас, с десяток кур — чего бы ещё надо?
Несмотря на то, что у гостей мужского пола нагревались чубы и рделися щеки еще при первой перемене, батенька, с самого начала стола,
ходили и, начиная с пана полковника и до последнего гостя, упрашивали побольше кушать, выбирая из мисок
куски мяс, и клали их на тарелки каждому и упрашивали скушать все; даже вспотеют,
ходя и кланяясь, а все просят, приговаривая печальным голосом, что конечно-де я чем прогневал пана Чупринского, что он обижает меня и
в рот ничего не берет?
— Командирша такая, голова, была, что синя пороха без ее воли
в доме не сдувалось. Бывало, голова, не то, что уж хозяйка моя, приведенная
в дом, а девки-сестры придут иной раз из лесу, голодные, не смеют ведь, братец ты мой, без спросу у ней
в лукошко
сходить да конец пирога отрезать; все батьке
в уши, а тот сейчас и оговорит; так из куска-то хлеба, голова, принимать кому это складно?
В это время
проходила мимо еще не совсем пожилая бабенка
в плотно обтянутой запаске, выказывавшей ее круглый и крепкий стан, помощница старой кухарки, кокетка страшная, которая всегда находила что-нибудь пришпилить к своему очипку: или
кусок ленточки, или гвоздику, или даже бумажку, если не было чего-нибудь другого.
Спектакль окончился. Сторож тушил лампы. Я
ходил по сцене
в ожидании, когда последние актеры разгримируются и мне можно будет лечь на мой старый театральный диван. Я также мечтал о том
куске жареной трактирной печенки, который висел у меня
в уголке между бутафорской комнатой и общей уборной. (С тех пор как у меня однажды крысы утащили свиное сало, я стал съестное подвешивать на веревочку.) Вдруг я услышал сзади себя голос...
— Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают
в грязи и
в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так
проходят сот-ни лет, и миллиарды людей живут хуже животных — только ради
куска хлеба, испытывая постоянный страх.
Михей Михеич кивнул головой и положил себе
в рот
кусок сыра. Наконец Степан Петрович умолк, приподнялся, отдохнул и начал
ходить по комнате. Борис Андреич избегал его взоров и сидел как на иголках. Михей Михеич принялся опять бранить Онуфрия Ильича.
Я много раз пробовал вынашивать копчиков (то же, что дрессировать собаку) и гнездарей и слетков; выносить их весьма легко:
в три, четыре дня он привыкнет совершенно и будет
ходить на руку даже без вабила (
кусок мяса); стоит только свистнуть да махнуть рукой, стоит копчику только завидеть охотника или заслышать его свист — он уже на руке, и если охотник не протянет руки, то копчик сядет на его плечо или голову — живой же птички никакой не берет.
Сусанна Ивановна томилась по своему Малгоржану и все порывалась лететь к нему и за ним хоть на край света; дети забыты, заброшены, занеряшены и неумыты; хозяйство ползет врознь, всякое дело из рук валится; за столом
в горло
кусок нейдет, вся домашняя прислуга с толку сбилась и
в барских комнатах
ходит как одурелая…
— Да ей-Богу же,
в горло
кусок не
пройдет. Я так с вами давеча назавтракался, что, кажется, и завтрашний день есть не захочу.
Не медля нимало, я
сходил в общую жилую юрту и принес оттуда одеяло, чайник с водой, несколько
кусков сухарей.
В большой комнате, где лежали всякие вещи: металлические прессы, образчики, бракованные
куски сукна, Любаша остановила Рубцова. Анна Серафимовна еще не
сходила с Тасей с верхнего этажа. Рубцову захотелось курить.
В девках жила,
куска не доедала, босая
ходила и ушла от тех злыдней, польстилась на Алёшкино богатство и попала
в неволю, как рыба
в вершу, и легче мне было бы с гадюкой спать, чем с этим Алёшкой паршивым.