Неточные совпадения
В этом
письме была вложена
французская записочка Мими следующего содержания...
— Алина? — ненужно переспросил Лютов. — Алина пребывает во
французской столице Лютеции и пишет мне оттуда длинные, свирепые
письма, — французы ей не нравятся. С нею Костя Макаров поехал, Дуняша собирается…
Он догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно; знал, зачем
французский посланник выехал из Рима, зачем англичане посылают корабли с войском на Восток; интересовался, когда проложат новую дорогу в Германии или Франции. Но насчет дороги через Обломовку в большое село не помышлял, в палате доверенность не засвидетельствовал и Штольцу ответа на
письма не послал.
В моих
письмах рядом с истинным чувством — ломаные выражения, изысканные, эффектные слова, явное влияние школы Гюго и новых
французских романистов.
Гюго, прочитав «Былое и думы» в переводе Делаво, писал мне
письмо в защиту
французских юношей времени Реставрации.
В сущности, мать всегда была более француженка, чем русская, она получила
французское воспитание, в ранней молодости жила в Париже, писала
письма исключительно по-французски и никогда не научилась писать грамотно по-русски, будучи православной по рождению, она чувствовала себя более католичкой и всегда молилась по
французскому католическому молитвеннику своей матери.
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого дела. [В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие поэта к роковой дуэли, и несколько
писем, связанных с последней (почти все — на
французском языке; их русский перевод — в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937). Здесь не приводятся, так как не находятся в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом поэте и не разъясняют историю дуэли.]
Письмо это было написано по-французски, а как Белоярцев не умел свободно справляться с этим языком, то его читала и переводила Каверина. Ее же Белоярцев просил перевести на
французский язык и переписать составленный им ответ. Ответ этот был нарочито велик, полон умных слов и самых курьезных советов.
Бедный мой Иван не верит, что государыня скончалась; как он воображает, что влюблен в нее, любим ею и что он оклеветан, то хочет писать
письмо к покойной императрице на
французском языке».
В самое утро того дня, когда с ним сделался удар, он начал было
письмо ко мне на
французском языке.
— Я, собственно, не имею права разговаривать с вами. Но к черту эти
французские тонкости. Что случилось, того не поправишь. Но я вас все-таки считаю человеком порядочным. Прошу вас, слышите ли, я прошу вас: ни слова о жене и об анонимных
письмах. Вы меня поняли?
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать
французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с
письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что в
письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
От малого сего к великому заключая, припоминая себе слова
французской девицы Шарлоты Кордай д'Армон, как она в предказненном
письме своем писала, что „у новых народов мало патриотов, кои бы самую простую патриотическую горячность понимали и верили бы возможности чем-либо ей пожертвовать.
Особенно памятны мне стихи одного путешественника, графа Мантейфеля, который прислал их Софье Николавне при самом почтительном
письме на
французском языке, с приложением экземпляра огромного сочинения в пяти томах in quarto [In quarto — латинское «in» значит «в», a «quarlus» «четвертый», инкварто — размер книги, ее формат в четвертую часть бумажного листа.] доктора Бухана, [Бухан Вильям (1721–1805) — английский врач, автор популярной в то время книги «Полный и всеобщий домашний лечебник…» На русский язык переведена в 1710–1712 гг.] только что переведенного с английского на русский язык и бывшего тогда знаменитою новостью в медицине.
Графиня отвечала ему следующим
письмом, тоже переведенным здесь с
французского...
Я еще раз прочел
письмо. В это время в кухню пришел солдат, приносивший нам раза два в неделю, неизвестно от кого, чай,
французские булки и рябчиков, от которых пахло духами. Работы у меня не было, приходилось сидеть дома по целым дням, и, вероятно, тот, кто присылал нам эти булки, знал, что мы нуждаемся.
Княгиня была в восторге от этого
письма. Не знаю, что именно ее в нем пленяло; но, конечно, тут имело значение и слово «о счастии в самых бедствиях». Она и сама почитала такое познание драгоценнее всяких иных знаний, но не решалась это высказать, потому что считала себя «профаном в науках». Притом бабушка хотя и не верила, что «древле было все лучше и дешевле», но ей нравились большие характеры, с которыми она была знакома по жизнеописаниям Плутарха во
французском переводе.
Условившись таким образом с Севастьяном, Николя принялся сочинять
письмо и сидел за этой работой часа два: лоб его при этом неоднократно увлажнялся потом; листов двенадцать бумаги было исписано и перервано; наконец, он изложил то, что желал, и изложение это не столько написано было по-русски, сколько переведено дурно с
французского...
Я уверен, что ты, прочитав мое
письмо, велишь укладывать свой чемодан, пошлешь за курьерскими — и если какая-нибудь
французская пуля не вычеркнет меня из списков, то я скоро угощу тебя на моем биваке и пуншем и музыкою.
Об этом много говорится в «Собеседнике» и в статье «О воспитании» и в других, например в «
Письме некоторой женщины», при котором есть даже примечание издателей, подсмеивающееся не над безнравственностью его, а над тем, что в нем много
французских слов.
(73) Кроме этих творений, Пав. Икосов написал еще достойные его имени творения; «
Письмо похвальное пуншу», 1789, и дифирамб «Изображение ужасных деяний
французской необузданности, или Плачевная кончина царственного мученика Людовика XVI», 1793.
Истинно страдала бедная Юлия, терзаемая досадою, любовию, обиженным самолюбием и ревностью. Не видя почти целую неделю Бахтиарова, она решилась написать ему
письмо на
французском языке, которое и имею честь представить в переводе...
В «Трутне» (1770, стр. 43) помещено
письмо одной барыни, которая, сделавшись модницей при помощи
французской мадамы, с отвращением вспоминает о том, что она прежде «только и знала, когда и как хлеб сеют, капусту садят и пр., и не умела ни танцевать, ни одеваться».
В одном из
писем к другу своему, тоже реакционеру, Де-Местру [Местр Жозеф Мари де (1753–1821) —
французский публицист, политический деятель, философ, убежденный роялист и консерватор.], он писал: „Все скрыто, все неведомо во вселенной.
Глагольев 2. Жаль. Впрочем, успеете еще побывать. Когда будете ехать туда, то скажите мне. Я вам открою все тайны Парижа. Я дам вам триста рекомендательных
писем, и триста шикознейших
французских кокоток в вашем распоряжении…
Хотя при деле находятся они переписанные рукой самой претендентки [Два экземпляра завещания Петра I, экземпляр завещания Екатерины I и один из двух экземпляров завещания Елизаветы Петровны переписаны рукой самой самозванки.], но по сличении их с
письмами ее и с другими бумагами не остается сомнения, что они въштли из-под редакции не самозванки, а другого лица, лучше ее владевшего
французским языком.
Принцесса с нетерпением ожидала в Рагузе ответов от султана и от графа Орлова, еще довольно дружно живя с Радзивилом и
французскими офицерами, а также с консулами
французским и неаполитанским. Наскучив ждать, она 11 сентября написала новое
письмо к султану, стараясь отклонить его от утверждения мирного договора, еще не ратификованного, и прося о немедленной присылке фирмана на проезд в Константинополь.
При
письме приложено было
письмо к императрице. Пленница просила князя Голицына немедленно отослать это
письмо к ее величеству. Она умоляла Екатерину смягчиться над печальною ее участью и назначить ей аудиенцию, где она лично разъяснит ее величеству все недоумения и сообщит очень важные для России сведения. Оба
письма (на
французском языке) подписаны так: Elisabeth.
Наконец сам Михаил Огинский не мог устоять пред красотою очаровательной принцессы, она и его запутала в свои сети [В мае 1774 года, когда граф Огинский ухе расстался с своею очаровательницей, он писал к ней
письмо, из которого можно заключать о свойстве их отношений в Париже. «Quoiqu'a peine je puis me remuer encore, j’aurais, pourtant fait l’impossible pour vous voir, sans 1’accident nouveau de la maladie du roi (
французского) il m ’await bien doux de vous embrasser.
И при мне в Дерпте у Дондуковых (они были в родстве с Пещуровыми) кто-то прочел вслух
письмо Добролюбова — тогда уже известного критика, где он горько сожалеет о том, что вовремя не занялся иностранными языками, с грехом пополам читает
французские книги, а по-немецки начинает заново учиться.
Автобиографическое
письмо Золя (приведенное мною целиком в той лекции, которая была посвящена ему исключительно) до сих пор едва ли не исключительный документ не только в нашей, но и во
французской литературе.
Из разговора Кента с джентльменом читатель или зритель узнает, что короля
французского нет в лагере, а что Корделия получила
письмо Кента и очень огорчилась тем, что она узнала об отце.
Она написала ему и
французскому консулу, а затем принялась за длинное и осторожное
письмо к Николаю Герасимовичу, в котором старалась его успокоить насчет своего положения.
Письмо она адресовала маркизу Сансак де Траверсе.
Один из них
письмо на
французском языке некоего Гофонга из Чуфу.
Избалованное поклонением честолюбие не вынесло, и граф, желая напомнить о своем прежнем величии, напечатал в Берлине на
французском языке
письма к нему императора Александра I.
Для всякого непредубежденного исследователя это
письмо ясно показывает, что лично император Николай Павлович хорошо понимал, что лишь благодаря железной руке графа Аракчеева, укрепившего дисциплину в войсках, последние были спасены от общей деморализации, частью внесенной в них теми отуманенными ложными
французскими идеями головами, известными в истории под именем «декабристов».
13-го июня в 2 часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое
письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это
письмо и лично передать
французскому императору.
От малого сего к великому заключая, припоминаю себе слова
французской девицы Шарлоты Кордай д'Армон, как она в предказненном
письме своем писала, что „у новых народов мало патриотов, кои бы самую простую патриотическую горячность понимали и верили бы возможности чем-либо ей жертвовать.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями — одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном
письме которого найдены сведения о распоряжениях по
французской армии — сделал третье распоряжение о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (légion d’honneur), которой Наполеон был сам главою.
Неотразимую истину высказал умерший теперь
французский писатель, когда писал это удивительное, вдохновенное
письмо...
Сегодня надо было продиктовать
письмо в Париж. Сам он еще не владел настолько правой рукой, — в сочленениях была еще опухоль, — чтобы написать большое
письмо. Лебедянцев
французским языком владел плохо, и вряд ли когда ему приходилось написать десять строк под диктовку.