Неточные совпадения
Обломов отправился на Выборгскую сторону, на новую свою квартиру. Долго он ездил между длинными заборами по переулкам. Наконец отыскали будочника; тот сказал, что это в другом
квартале, рядом, вот по этой
улице — и он показал еще
улицу без домов, с заборами, с травой и с засохшими колеями из грязи.
Тут только увидал я, как велик город, какая сеть
кварталов и
улиц лежит по берегам Пассига, пересекая его несколько раз!
Обойдя быстро весь
квартал, мы уперлись в гору, которая в этом месте была отрезана искусственно и состояла из гладкой отвесной стены; тут предполагалась новая
улица.
Мы пристали к одной из множества пристаней европейского
квартала, и сквозь какой-то купеческий дом, через толпу китайцев, продавцов и носильщиков (кули), сквозь всевозможные запахи протеснились на
улицу, думая там вздохнуть свободно.
Вид рейда и города. —
Улица с дворцами и китайский
квартал. — Китайцы и китаянки. — Клуб и казармы. — Посещение фрегата епископом и генерал-губернатором. — Заведение Джердина и Маттисона.
Общественный клуб помещался в двухэтажном каменном доме, который выходил на Нагорную
улицу, через
квартал от старого приваловского дома.
Студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском
квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощеные
улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами.
В эти же дни Николай Степанович Вязмитинов получил командировку, взял подорожную и собирался через несколько дней уехать месяца на два из Петербурга, и, наконец, в один из этих дней Красин обронил на
улице свой бумажник, о котором очень сожалел, но не хотел объявить ни в газетах, ни в
квартале и даже вдруг вовсе перестал говорить о нем.
— Да ведь чего же? Мне нужно было только достать место и одежду для Рыбина, все остальное взял на себя Гобун. Рыбину придется пройти всего один
квартал. Его на
улице встретит Весовщиков, — загримированный, конечно, — накинет на него пальто, даст шапку и укажет путь. Я буду ждать его, переодену и увезу.
Он начал с того, что его начальник получил в наследство в Повенецком уезде пустошь, которую предполагает отдать в приданое за дочерью («гм… вместо одной, пожалуй, две Проплеванных будет!» — мелькнуло у меня в голове); потом перешел к тому, что сегодня в
квартале с утра полы и образа чистили, а что вчера пани квартальная ездила к портнихе на Слоновую
улицу и заказала для дочери «монто».
Я быстро обежал кругом
квартала, снова воротился под окно, но в доме уже не играли, из форточки бурно вытекал на
улицу веселый шум, и это было так не похоже на печальную музыку, точно я слышал ее во сне.
Матвей попробовал вернуться. Он еще не понимал хорошенько, что такое с ним случилось, но сердце у него застучало в груди, а потом начало как будто падать.
Улица, на которой он стоял, была точь-в-точь такая, как и та, где был дом старой барыни. Только занавески в окнах были опущены на правой стороне, а тени от домов тянулись на левой. Он прошел
квартал, постоял у другого угла, оглянулся, вернулся опять и начал тихо удаляться, все оглядываясь, точно его тянуло к месту или на ногах у него были пудовые гири.
Пройдя сквозь коридор, такой пустой утром и так полный теперь набившейся изо всех щелей
квартала толпой, разогнать которую не могли никакие усилия, я вышел через буфет на
улицу.
Я выбрал эту
улицу из-за выгоды ее восхождения в глубь и в верх города, расположенного рядом террас, так как здесь, в конце каждого
квартала, находилось несколько ступеней из плитняка, отчего автомобили и громоздкие карнавальные экипажи не могли двигаться; но не один я искал такого преимущества.
Два огромных черных крыла взмахнули над шляпой, и косматое чудовище раскрыло обросшую волосами пасть с белыми зубами. Что-то рявкнуло, а затем захохотало раскатами грома. Пара свиней, блаженствовавших в луже посередине
улицы, сперва удивленно хрюкнули, а потом бросились безумным бегом во двор полицейского
квартала, с десяток кур, как будто и настоящие птицы, перелетело с
улицы в сад, прохожие остановились, а приставиха вскрикнула — и хлоп в обморок.
Один раз Долинский возвращался домой часу в пятом самого ненастного зимнего дня. Холодный мелкий дождик, вперемежку с ледянистой мглою и маленькими хлопочками мокрого снега, пробили его насквозь, пока он добрался на империале омнибуса от rue de Seine [
улицы Сены (франц.).] из Латинского
квартала до своих батиньольских вершин.
Перчаточницы Augustine и Marie были молодые, веселые, беспечные девочки, бегавшие за работой в
улицу Loret и распевавшие дома с утра до ночи скабрезные песенки непризнанных поэтов Латинского
квартала.
По
улицам, обставленным маленькими, враставшими в землю домишками, ожесточенно лаяли собаки, которые в провинциальных городах разводятся в ужасающем количестве, именно в тех
кварталах, где нечего стеречь и нечего украсть.
Он жил на Садовой, в огромном, снизу доверху набитом жильцами доме, занимавшем почти целый
квартал между тремя
улицами.
В эту минуту в нашей
улице послышалось страшное пение: кто-то так затянул «вечная память», что на пять
кварталов было слышно.
Озадаченный люд толковал,
Где пожар и причина какая?
Вдруг еще появился сигнал,
И промчалась команда другая.
Постепенно во многих местах
Небо вспыхнуло заревом красным,
Топот, грохот! Народ впопыхах
Разбежался по
улицам разным,
Каждый в свой торопился
квартал,
«Не у нас ли горит? — помышляя, —
Бог помилуй!» Огонь не дремал,
Лавки, церкви, дома пожирая….
В бледном свете молнии кажется, что ее черные шелка светятся. В темных волосах зажглась корона. Она внезапно обнимает его… Из дальних
кварталов, с дальних площадей и
улиц несется возрастающий вой прибывающей толпы. Кажется, сама грозовая ночь захлебнулась этим воем, этим свистом бури, всхлипываньем волн, бьющих в берег, в дрожащем, матовом, пресыщенном грозою блеске.
26-го и 27-го мая город вспыхивал с разных концов, но эти пожары, которые вскоре тушились, казались уже ничтожными петербургским жителям, привыкшим в предыдущие дни к огню громадных размеров, истреблявшему целые
улицы, целые
кварталы. Говоря сравнительно, в эти дни было пожарное затишье; но народ не успокаивался; он как бы каким-то инстинктом чуял, что это — тишина пред бурей. Ходили смутные слухи, что на этом не кончится, что скоро сгорит Толкучий рынок, а затем и со всем Петербургом будет порешено.
Гонконг, блестящий город дворцов, прелестных зданий и превосходных
улиц, этот город, высеченный в скале острова и, благодаря предприимчивости и энергии своих хозяев-англичан, ставший одним из важнейших портов Востока и по военному значению, и по торговле, — этот Гонконг в то же время является «rendes vous» [Местом встречи (франц.).] китайских пиратов, и в его населенном, многолюдном и грязном китайском
квартале, несмотря на английскую полицию, живут самые отчаянные разбойники, скрывающиеся от китайских властей.
Лучшее помещение, которое занимала в скромном отеле Глафира Васильевна Бодростина, в этом отношении было самое худшее, потому что оно выходило на
улицу, и огромные окна ее невысокого бельэтажа нимало не защищали ее от раннего уличного шума и треска. Поэтому Бодростина просыпалась очень рано, почти одновременно с небогатым населением небогатого
квартала; Висленев, комната которого была гораздо выше над землей, имел больше покоя и мог спать дольше. Но о нем речь впереди.
Толпа в Мадриде на более нарядных и бойких
улицах не очень резко отличалась от общеевропейской; но в народных
кварталах в ней была южная типичность, которую я видел тогда еще впервые, так как знакомство мое с Италией произошло с лишком годом позднее, в ноябре 1870 года.
Но главная привлекательность
квартала была для меня доступность всяких лекций, и в Медицинской школе (куда я заглядывал по старой памяти), и в Сорбонне, и в юридической Ecole de droit, и в College de France — этом единственном в Европе народном университете, существующем для слушателей с
улицы, без всяких дозволений, билетов и без малейшей платы.
Выше я уже говорил, как он до сих пор мало изменился в своем центре, самом характерном
квартале, на Маркте и смежных
улицах.
В 1900 году во время последней Парижской выставки я захотел произвести анкету насчет всех тех домов, где я жил в Латинском
квартале в зиму 1865–1866 года, и нашел целыми и невредимыми все, за исключением того, где мы поселились на всю зиму с конца 1865 года. Он был тогда заново возведен и помещался в
улице, которая теперь по-другому и называется. Это тотчас за музеем «Cluny». Отель называется «Lincoln», а
улица — Des Matturiens St.Jacques.
Ни в одной столице Европы нет таких клубов, как в Лондоне. Они занимают целые
кварталы, как, например,
улицу Pail-Mali, которая полна ими.
Улица почти на краю города, через два
квартала уже поле.
За дом от нас, пересекая нашу Верхне-Дворянскую, шла снизу Старо-Дворянская
улица. На ней,
кварталом выше нас, стоял на углу Мотякинской старенький серый домик с узкими окнами наверху и маленькими квадратными окнами на уровне земли. Здесь жила наша бабушка, мамина мать, Анисья Ивановна Юницкая, с незамужнею своею дочерью, маминой сестрою, Анной Павловной, — тетей Анной.
В 1880 году Оля и Инна поступили в тульскую женскую гимназию. Родители продали на сруб щепотьевский лес и купили в Туле двухэтажный дом на Старо-Дворянской
улице, за угол от нас
кварталом выше, наискосок от дома бабушки. В нижнем этаже поселились сами, верхний отдавали внаймы.
Глаза Палтусова обернулись в сторону яркого красного пятна — церкви «Никола большой крест», раскинувшейся на целый
квартал. Алая краска горела на солнце, белые украшения карнизов, арок, окон, куполов придавали игривость, легкость храму, стоящему у входа в главную
улицу, точно затем, чтобы сейчас же всякий иноземец понял, где он, чего ему ждать, чем любоваться!
Отыскивая пешком в
квартале Монмартр
улицу, где живет Золя (rue de Boulogne), я шел к человеку, наружность которого была мне довольно хорошо известна по нескольким портретам.
Одна на правом берегу Сены, над бульварами, в
улицах, ведущих к Монмартрским высотам; другая — на левом, в так называемом до сих пор Латинском
квартале.
Ряд
улиц, целый
квартал, выражаясь прежним полицейским языком деления города, отведен в Москве для ночного разгула.
Шувалову принадлежал весь
квартал, образуемый теперь двумя
улицами — Малой Садовой и Итальянской.
Посреди
улицы валяется по нескольку дней лошадиная падаль и заражает целый
квартал, пока воронья плотоядные не истребят ее и ветры буйные не иссушат.
Оно занимало почти целый
квартал и выходило на три
улицы.
Проезжая по
улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым
кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «а, вот он! Посмотрим, чтò выйдет из этого».