Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта,
уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты
к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо
себя приезжавших.
Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление
к отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась
к отъезду, чувствуя
себя теперь совершенно равнодушной
к тому, что они
уедут днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел
к ней.
И увидав, что, желая успокоить
себя, она совершила опять столько раз уже пройденный ею круг и вернулась
к прежнему раздражению, она ужаснулась на самое
себя. «Неужели нельзя? Неужели я не могу взять на
себя? — сказала она
себе и начала опять сначала. — Он правдив, он честен, он любит меня. Я люблю его, на-днях выйдет развод. Чего же еще нужно? Нужно спокойствие, доверие, и я возьму на
себя. Да, теперь, как он приедет, скажу, что я была виновата, хотя я и не была виновата, и мы
уедем».
Весь день этот, за исключением поездки
к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас
уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала
себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Она приехала с намерением пробыть два дня, если поживется. Но вечером же, во время игры, она решила, что
уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом свете и тянули ее
к себе.
Плюшкин приласкал обоих внуков и, посадивши их
к себе одного на правое колено, а другого на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал; с тем и
уехала Александра Степановна.
Брезгливо вздрогнув, Клим соскочил с кровати. Простота этой девушки и раньше изредка воспринималась им как бесстыдство и нечистоплотность, но он мирился с этим. А теперь ушел от Маргариты с чувством острой неприязни
к ней и осуждая
себя за этот бесполезный для него визит. Был рад, что через день
уедет в Петербург. Варавка уговорил его поступить в институт инженеров и устроил все, что было необходимо, чтоб Клима приняли.
А в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь
к Самгину с любопытством, утомлявшим его, в то же время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на
себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он приходил почти ежедневно и вел
себя без церемонии, как в трактире. Все это заставило Самгина
уехать в Москву, не дожидаясь возвращения матери и Варавки.
Поболтав с дочерью, с Климом, он изругал рабочих, потом щедро дал им на чай и
уехал куда-то, а Лидия ушла
к себе наверх, притаилась там, а за вечерним чаем стала дразнить Таню Куликову вопросами...
—
Уехала в монастырь с Алиной Телепневой,
к тетке ее, игуменье. Ты знаешь: она поняла, что у нее нет таланта для сцены. Это — хорошо. Но ей следует понять, что у нее вообще никаких талантов нет. Тогда она перестанет смотреть на
себя как на что-то исключительное и, может быть, выучится… уважать людей.
— Ах, что я наделал! — говорил он. — Все сгубил! Слава Богу, что Штольц
уехал: она не успела сказать ему, а то бы хоть сквозь землю провались! Любовь, слезы —
к лицу ли это мне? И тетка Ольги не шлет, не зовет
к себе: верно, она сказала… Боже мой!..
Она, накинув на
себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак идти за
собой и повела его в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя
себе под ноги, домой, а он, не зашедши
к ней, точно убитый, отправился
к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и
уехал в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
— Надо сказать, что было: правду. Вам теперь, — решительно заключила Татьяна Марковна, — надо прежде всего выгородить
себя: вы были чисты всю жизнь, таким должны и остаться… А мы с Верой, после свадьбы Марфеньки, тотчас
уедем в Новоселово, ко мне, навсегда… Спешите же
к Тычкову и скажите, что вас не было в городе накануне и, следовательно, вы и в обрыве быть не могли…
Все ушли и
уехали к обедне. Райский, воротясь на рассвете домой, не узнавая сам
себя в зеркале, чувствуя озноб, попросил у Марины стакан вина, выпил и бросился в постель.
— В Ивана Ивановича — это хуже всего. Он тут ни сном, ни духом не виноват… Помнишь, в день рождения Марфеньки, — он приезжал, сидел тут молча, ни с кем ни слова не сказал, как мертвый, и ожил, когда показалась Вера? Гости видели все это. И без того давно не тайна, что он любит Веру; он не мастер таиться. А тут заметили, что он ушел с ней в сад, потом она скрылась
к себе, а он
уехал… Знаешь ли, зачем он приезжал?
В юности он приезжал не раз
к матери, в свое имение, проводил время отпуска и
уезжал опять, и наконец вышел в отставку, потом приехал в город, купил маленький серенький домик, с тремя окнами на улицу, и свил
себе тут вечное гнездо.
В городе вообще ожидали двух событий: свадьбы Марфеньки с Викентьевым, что и сбылось, — и в перспективе свадьбы Веры с Тушиным. А тут вдруг, против ожидания, произошло что-то непонятное. Вера явилась на минуту в день рождения сестры, не сказала ни с кем почти слова и скрылась с Тушиным в сад, откуда ушла
к себе, а он
уехал, не повидавшись с хозяйкой дома.
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет,
к ее барышням приехал их племянник — студент, богатый князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже
себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну
к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку,
уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.
Эти разговоры с дочерью оставляли в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить в
себе то шуткой, то усиленными занятиями. Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее голова была занята другим. Ей хотелось поскорее
уехать в Шатровские заводы,
к брату. Там она чувствовала
себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно хотелось
уехать именно теперь, чтобы избавиться от своего неловкого положения невесты.
Прошло четыре года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у
себя в Дялиже, потом
уезжал к городским больным,
уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее вздыхал и жаловался на свою горькую участь: езда одолела!
Изволил выразить мысль, что если я-де не соглашусь на карьеру архимандрита в весьма недалеком будущем и не решусь постричься, то непременно
уеду в Петербург и примкну
к толстому журналу, непременно
к отделению критики, буду писать лет десяток и в конце концов переведу журнал на
себя.
— Это я тогда по единому
к вам дружеству и по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только
себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил:
уезжайте от греха, чтобы вы поняли, что дома худо будет, и остались бы родителя защитить.
А теперь я от
себя прибавлю только то, что на другой же день мы с Ермолаем чем свет отправились на охоту, а с охоты домой, что чрез неделю я опять зашел
к Радилову, но не застал ни его, ни Ольги дома, а через две недели узнал, что он внезапно исчез, бросил мать,
уехал куда-то с своей золовкой.
— Вы, повторяю, благородный человек, — проговорил он, — но что же теперь делать? Как? она сама хочет
уехать, и пишет
к вам, и упрекает
себя в неосторожности… и когда это она успела написать? Чего ж она хочет от вас?
Утром, сейчас после обедни, происходит венчальный обряд, затем у родителей подается ранний обед, и вслед за ним новобрачные
уезжают в город, —
к себе.
Харитона Артемьевича не было дома, — он
уехал куда-то по делам в степь. Агния уже третий день гостила у Харитины.
К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на
себя внимания. Не для кого было рядиться.
— Братец, совсем вы забыли нас, — жаловался он. — А мы тут померли от скуки… Емельян-то
уезжает по ночам в Суслон, а я все один. Хоть бы вы меня взяли
к себе в Заполье, братец… Уж я бы как старался.
К весне дядья разделились; Яков остался в городе, Михаил
уехал за реку, а дед купил
себе большой интересный дом на Полевой улице, с кабаком в нижнем каменном этаже, с маленькой уютной комнаткой на чердаке и садом, который опускался в овраг, густо ощетинившийся голыми прутьями ивняка.
Проводы устроил Бахмутов у
себя же в доме, в форме обеда с шампанским, на котором присутствовала и жена доктора; она, впрочем, очень скоро
уехала к ребенку.
— Так пожертвуйте
собой, это же так
к вам идет! Вы ведь такой великий благотворитель. И не говорите мне «Аглая»… Вы и давеча сказали мне просто «Аглая»… Вы должны, вы обязаны воскресить ее, вы должны
уехать с ней опять, чтоб умирять и успокоивать ее сердце. Да ведь вы же ее и любите!
Лаврецкий похвалил его, заставил кое-что повторить и,
уезжая, пригласил его
к себе погостить на несколько дней.
Варвара Ивановна
уехала совершенно спокойная. Перед вечером она пожаловалась на головную боль, попросила сына быть дома и затем ушла
к себе в спальню.
Лиза как
уехала в Мерево, так там и засела. Правда, в два месяца она навестила Гловацкую раза четыре, но и то, как говорится, приезжала словно жару хватить. Приедет утречком, посидит, вытребует
к себе Вязмитинова, сообщит ему свои желания насчет книг и домой собирается.
Арапов с Персиянцевым вышли и расстались за воротами: Арапов
уехал в Лефортово; Персиянцев пошел
к себе.
Затем тотчас же, точно привидение из люка, появился ее сердечный друг, молодой полячок, с высоко закрученными усами, хозяин кафешантана. Выпили вина, поговорили о ярмарке, о выставке, немножко пожаловались на плохие дела. Затем Горизонт телефонировал
к себе в гостиницу, вызвал жену. Познакомил ее с теткой и с двоюродным братом тетки и сказал, что таинственные политические дела вызывают его из города. Нежно обнял Сару, прослезился и
уехал.
— Да, — продолжал Абреев, — но я вынужден был это сделать: он до того в делах моих зафантазировался, что я сам мог из-за него подпасть серьезной ответственности, а потому я позвал его
к себе и говорю: «Николай Васильич, мы на стольких пунктах расходимся в наших убеждениях, что я решительно нахожу невозможным продолжать нашу совместную службу!» — «И я, говорит, тоже!» — «Но, — я говорю, — так как я сдвинул вас из Петербурга, с вашего пепелища, где бы вы, вероятно, в это время нашли более приличное вашим способностям занятие, а потому позвольте вам окупить ваш обратный путь в Петербург и предложить вам получать лично от меня то содержание, которое получали вы на службе, до тех пор, пока вы не найдете
себе нового места!» Он поблагодарил меня за это, взял жалованье за два года даже вперед и
уехал…
— Очень вам благодарен, я подумаю о том! — пробормотал он; смущение его так было велико, что он сейчас же
уехал домой и, здесь, дня через два только рассказал Анне Гавриловне о предложении княгини, не назвав даже при этом дочь, а объяснив только, что вот княгиня хочет из Спирова от Секлетея взять
к себе девочку на воспитание.
Клеопатра Петровна
уехала из Москвы, очень рассерженная на Павла. Она дала
себе слово употребить над
собой все старания забыть его совершенно; но скука, больной муж, смерть отца Павла, который, она знала, никогда бы не позволил сыну жениться на ней, и, наконец, ожидание, что она сама скоро будет вдовою, — все это снова разожгло в ней любовь
к нему и желание снова возвратить его
к себе. Для этой цели она написала ему длинное и откровенное письмо...
— Во всяком случае, — продолжал Вихров, — я один без тебя здесь не останусь, —
уеду хоть
к Абрееву, кстати, он звал меня даже на службу
к себе.
— Нет, Поль, пощади меня! — воскликнула Мари. — Дай мне прежде
уехать одной, выдержать эти первые ужасные минуты свидания, наконец — оглядеться, осмотреться, попривыкнуть
к нашим новым отношениям… Я не могу вообразить
себе, как я взгляну ему в лицо. Это ужасно! Это ужасно!.. — повторяла несколько раз Мари.
Мужики потом рассказали ему, что опекун в ту же ночь, как Вихров
уехал от него, созывал их всех
к себе, приказывал им, чтобы они ничего против него не показывали, требовал от них оброки, и когда они сказали ему, что до решения дела они оброка ему не дадут, он грозился их пересечь и велел было уж своим людям дворовым розги принести, но они не дались ему и ушли.
— Мужа моего нет дома; он сейчас
уехал, — говорила Мари, не давая, кажется,
себе отчета в том,
к чему это она говорит, а между тем сама пошла и села на свое обычное место в гостиной. Павел тоже следовал за ней и поместился невдалеке от нее.
Митенька сидит и хмурит брови. Он спрашивает
себя: куда он попал? Он без ужаса не может
себе представить, что сказала бы княгиня, если б видела всю эту обстановку? и дает
себе слово
уехать из родительского дома, как только будут соблюдены необходимые приличия. Марья Петровна видит это дурное расположение Митеньки и принимает меры
к прекращению неприятного разговора.
У меня была верховая лошадка, я сам ее седлал и
уезжал один куда-нибудь подальше, пускался вскачь и воображал
себя рыцарем на турнире — как весело дул мне в уши ветер! — или, обратив лицо
к небу, принимал его сияющий свет и лазурь в разверстую душу.
Вернувшись однажды
к обеду с довольно продолжительной прогулки, я с удивлением узнал, что буду обедать один, что отец
уехал, а матушка нездорова, не желает кушать и заперлась у
себя в спальне.
Целый месяц после свадьбы они ездили с визитами и принимали у
себя, в своем гнездышке. Потом
уехали в усадьбу
к ней, и там началась настоящая poeme d'amour. [поэма любви (франц.)] Но даже в деревне, среди изъявлений любви, они успевали повеселиться; ездили по соседям, приглашали
к себе, устраивали охоты, пикники, кавалькады. Словом сказать, не видали, как пролетело время и настала минута возвратиться из деревенского гнездышка в петербургское.
«Мой единственный и бесценный друг! (писал он) Первое мое слово будет: прост» меня, что так долго не уведомлял о
себе; причина тому была уважительная: я не хотел вовсе
к тебе писать, потому что,
уезжая, решился покинуть тебя, оставить, бросить, презреть — все, что хочешь, и в оправдание свое хочу сказать только одно: делаясь лжецом и обманщиком, я поступал в этом случае не как ветреный и пустой мальчишка, а как человек, глубоко сознающий всю черноту своего поступка, который омывал его кровавыми слезами, но поступить иначе не мог.
В остальную часть визита мать и дочь заговорили между
собой о какой-то кузине, от которой следовало получить письмо, но письма не было. Калинович никаким образом не мог пристать
к этому семейному разговору и
уехал.
Александр сидел как будто в забытьи и все смотрел
себе на колени. Наконец поднял голову, осмотрелся — никого нет. Он перевел дух, посмотрел на часы — четыре. Он поспешно взял шляпу, махнул рукой в ту сторону, куда ушел дядя, и тихонько, на цыпочках, оглядываясь во все стороны, добрался до передней, там взял шинель в руки, опрометью бросился бежать с лестницы и
уехал к Тафаевой.
За обедом он официально, как жених, сидел рядом с Джеммой. Фрау Леноре продолжала свои практические соображения. Эмиль то и дело смеялся и приставал
к Санину, чтобы тот его взял с
собой в Россию. Было решено, что Санин
уедет через две недели. Один Панталеоне являл несколько угрюмый вид, так что даже фрау Леноре ему попеняла: «А еще секундантом был!» — Панталеоне взглянул исподлобья.