Неточные совпадения
Анна
села в коляску
в еще худшем состоянии, чем то,
в каком она была,
уезжая из дома. К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности, которое она ясно почувствовала при встрече с Кити.
Он вышел вперед и высадил ее.
В виду прислуги, он пожал ей молча руку,
сел в карету и
уехал в Петербург.
Маленький, желтый человечек
в очках, с узким лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин
сел в ожидании, когда
уедет профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
Когда посетители
уехали, Михайлов
сел против картины Пилата и Христа и
в уме своем повторял то, что было сказано, и хотя и не сказано, но подразумеваемо этими посетителями.
«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь, ехать, главное
уехать из этого дома», сказала она, с ужасом прислушиваясь к страшному клокотанью, происходившему
в ее сердце, и поспешно вышла и
села в коляску.
Но
в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она
села и начала расспрашивать Левина о его жизни
в деревне. Он
сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб
уехать незаметно.
В красавиц он уж не влюблялся,
А волочился как-нибудь;
Откажут — мигом утешался;
Изменят — рад был отдохнуть.
Он их искал без упоенья,
А оставлял без сожаленья,
Чуть помня их любовь и злость.
Так точно равнодушный гость
На вист вечерний приезжает,
Садится; кончилась игра:
Он
уезжает со двора,
Спокойно дома засыпает
И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру.
Но,
уезжая, он принимал от Любаши книжки, брошюрки и словесные поручения к сельским учителям и земским статистикам, одиноко затерянным
в селах, среди темных мужиков,
в маленьких городах, среди стойких людей; брал, уверенный, что бумажками невозможно поджечь эту сыроватую жизнь.
Потом Лукьян Лукьяныч
сели в коляску с Анфисой и
уехали.
Она подала ему руку и без трепета, покойно,
в гордом сознании своей невинности, перешла двор, при отчаянном скаканье на цепи и лае собаки,
села в карету и
уехала.
— Да; ma tante
уехала в Царское
Село; звала меня с собой. Мы будем обедать почти одни: Марья Семеновна только придет; иначе бы я не могла принять тебя. Сегодня ты не можешь объясниться. Как это все скучно! Зато завтра… — прибавила она и улыбнулась. — А что, если б я сегодня
уехала в Царское
Село? — спросила она шутливо.
Он
в эту минуту
уехал бы даже за границу, если б ему оставалось только
сесть и поехать.
— Он завтра рано
уезжает в Царское
Село.
— Потом, когда мне было шестнадцать лет, мне дали особые комнаты и
поселили со мной ma tante Анну Васильевну, а мисс Дредсон
уехала в Англию. Я занималась музыкой, и мне оставили французского профессора и учителя по-русски, потому что тогда
в свете заговорили, что надо знать по-русски почти так же хорошо, как по-французски…
Кичибе извивался, как змей, допрашиваясь, когда идем, воротимся ли, упрашивая сказать день, когда выйдем, и т. п. Но ничего не добился. «Спудиг (скоро), зер спудиг», — отвечал ему Посьет. Они просили сказать об этом по крайней мере за день до отхода — и того нет. На них, очевидно, напала тоска. Наступила их очередь быть игрушкой. Мы мистифировали их, ловко избегая отвечать на вопросы. Так они и
уехали в тревоге, не добившись ничего, а мы
сели обедать.
Тучи
в этот день были еще гуще и непроницаемее. Отцу Аввакуму надо было ехать назад. С сокрушенным сердцем
сел он
в карету Вандика и выехал, не видав Столовой горы. «Это меня за что-нибудь Бог наказал!» — сказал он,
уезжая. Едва прошел час-полтора, я был
в ботаническом саду, как вдруг вижу...
На другой день условие домашнее было подписано, и, провожаемый пришедшими выборными стариками, Нехлюдов с неприятным чувством чего-то недоделанного
сел в шикарную, как говорил ямщик со станции, троечную коляску управляющего и
уехал на станцию, простившись с мужиками, недоумевающе и недовольно покачивавшими головами. Нехлюдов был недоволен собой. Чем он был недоволен, он не знал, но ему все время чего-то было грустно и чего-то стыдно.
— Да как ни уверяйте его, что вам жалко
в нем друга, а все-таки вы настаиваете ему
в глаза, что счастье
в том, что он
уезжает… — проговорил как-то совсем уже задыхаясь Алеша. Он стоял за столом и не
садился.
С той минуты, как исчез подъезд Стаффорд Гауза с фактотумами, лакеями и швейцаром сутерландского дюка и толпа приняла Гарибальди своим ура — на душе стало легко, все настроилось на свободный человеческий диапазон и так осталось до той минуты, когда Гарибальди, снова теснимый, сжимаемый народом, целуемый
в плечо и
в полы,
сел в карету и
уехал в Лондон.
Когда они покончили, староста положил становому
в телегу куль овса и мешок картофеля, писарь, напившийся
в кухне,
сел на облучок, и они
уехали.
«Голландия не погибнет, — сказал Вильгельм Оранский
в страшную годину, — она
сядет на корабли и
уедет куда-нибудь
в Азию, а здесь мы спустим плотины». Вот какие народы бывают свободны.
Немец
сел против меня и трагически начал мне рассказывать, как его патрон-француз надул, как он три года эксплуатировал его, заставляя втрое больше работать, лаская надеждой, что он его примет
в товарищи, и вдруг, не говоря худого слова,
уехал в Париж и там нашел товарища.
В силу этого немец сказал ему, что он оставляет место, а патрон не возвращается…
Фирс(подходит к двери, трогает за ручку). Заперто.
Уехали… (
Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел,
в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (Лежит неподвижно.)
Агроном вполне удовлетворился этим ответом,
сел в тарантас и
уехал домой с чувством исполненного долга.]
Она надеялась, что он тотчас же
уедет; но он пошел
в кабинет к Марье Дмитриевне и около часа просидел у ней. Уходя, он сказал Лизе: «Votre mére vous appelle; adieu à jamais…» [Ваша мать вас зовет, прощайте навсегда… (фр.).] —
сел на лошадь и от самого крыльца поскакал во всю прыть. Лиза вошла к Марье Дмитриевне и застала ее
в слезах. Паншин сообщил ей свое несчастие.
Когда же мой отец спросил, отчего
в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему отвечали, что так приказал староста Мироныч; что
в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы
уехали ночевать
в село, но после обедни все приедут, и что
в поле остался только народ молодой, всего серпов с сотню, под присмотром десятника.
Доктор между тем потребовал себе воды; с чрезвычайно серьезною физиономией вымыл себе руки, снял с себя фартук, уложил все свои инструменты
в ящик и, не сказав Вихрову ни слова, раскланялся только с ним и,
сев в свой тарантасик, сейчас
уехал.
Вихров мигнул Живину, и они, пока не заметил Александр Иванович,
сели в экипаж и велели Петру как можно скорее
уезжать из деревни.
Когда он» возвратились к тому месту, от которого отплыли, то рыбаки вытащили уже несколько тоней: рыбы попало пропасть; она трепетала и блистала своей чешуей и
в ведрах, и
в сети, и на лугу береговом; но Еспер Иваныч и не взглянул даже на всю эту благодать, а поспешил только дать рыбакам поскорее на водку и, позвав Павла, который начал было на все это глазеть,
сел с ним
в линейку и
уехал домой.
— Мужа моего нет дома; он сейчас
уехал, — говорила Мари, не давая, кажется, себе отчета
в том, к чему это она говорит, а между тем сама пошла и
села на свое обычное место
в гостиной. Павел тоже следовал за ней и поместился невдалеке от нее.
Павел Федорыч
уехал, а мы перешли
в гостиную. Филофей Павлыч почти толкнул меня на диван ("вы, братец, — старший
в семействе; по христианскому обычаю, вам следовало бы под образами сидеть, а так как у нас, по легкомыслию нашему,
в парадных комнатах образов не полагается — ну, так хоть на диван попокойнее поместитесь!" — сказал он при этом, крепко сжимая мне руку), а сам
сел на кресло подле меня. Сбоку, около стола, поместились маменька с дочкой, и я слышал, как Машенька шепнула:"Займи дядю-то!"
— Не надо!
В случае чего — спросят тебя — ночевала? Ночевала. Куда девалась? Я отвез! Ага-а, ты отвез? Иди-ка
в острог! Понял? А
в острог торопиться зачем же? Всему свой черед, — время придет — и царь помрет, говорится. А тут просто — ночевала, наняла лошадей,
уехала! Мало ли кто ночует у кого?
Село проезжее…
Верховцевы сходили по лестнице, когда Лидочка поднималась к ним. Впрочем, они
уезжали не надолго — всего три-четыре визита, и просили Лидочку подождать. Она вошла
в пустынную гостиную и
села у стола с альбомами. Пересмотрела все — один за другим, а Верховцевых все нет как нет. Но Лидочка не обижалась; только ей очень хотелось есть, потому что институтский день начинается рано, и она, кроме того, сделала порядочный моцион. Наконец, часов около пяти, Верочка воротилась.
У меня
в руке было перышко от ее веера и целая ее перчатка, которую она дала мне,
уезжая, когда
садилась в карету и я подсаживал ее мать и потом ее.
Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что
в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал
в сладкие губы; помню тоже, что
в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить
в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и
в день обеда у Яра, у меня
в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все
сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я
в это время думал о том, что этого вовсе не нужно было делать; помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что,
уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что
в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь
в том же.
— Неизвестно-с, и староста наш уведомляет меня, что Валерьян Николаич сначала уходил куда-то пешком, а потом приехал
в Синьково на двух обывательских тройках; на одну из них уложил свои чемоданы, а на другую
сел сам и
уехал!
По окончании обеда князь все-таки не
уезжал. Лябьев, не зная, наконец, что делать с навязчивым и беспрерывно болтающим гостем, предложил ему
сесть играть
в карты. Князь принял это предложение с большим удовольствием. Стол для них приготовили
в кабинете, куда они и отправились, а дамы и Углаков уселись
в зале, около рояля, на клавишах которого Муза Николаевна начала перебирать.
Родившись и воспитавшись
в чистоплотной немецкой семье и сама затем
в высшей степени чистоплотно жившая
в обоих замужествах, gnadige Frau чувствовала невыносимое отвращение и страх к тараканам, которых, к ужасу своему, увидала
в избе Ивана Дорофеева многое множество, а потому нетерпеливо желала поскорее
уехать; но доктор,
в силу изречения, что блажен человек, иже и скоты милует, не торопился, жалея лошадей, и стал беседовать с Иваном Дорофеевым, от которого непременно потребовал, чтобы тот
сел.
В это время стали
садиться за стол, а после обеда Егор Егорыч тотчас
уехал домой, чтобы отдохнуть от всех пережитых им, хоть и радостных, но все же волнений.
Но
в самую решительную минуту наш майор
сел на дрожки и
уехал, поручив исполнение экзекуции другому офицеру.
Наверное, я и убежал бы куда-то, но на Пасхальной неделе, когда часть мастеров
уехала домой,
в свои
села, а оставшиеся пьянствовали, — гуляя
в солнечный день по полю над Окой, я встретил моего хозяина, племянника бабушки.
Ночью свиданье
в беседке, а к рассвету коляска будет готова; я ее выманю,
сядем и
уедем.
Надеясь, что мне будет легче, если я
уеду из Гель-Гью, я
сел вечером
в шестичасовой поезд, так и не увидев более Кука, который, как стало известно впоследствии из газет, был застрелен при нападении на дом Граса Парана. Его двойственность, его мрачный сарказм и смерть за статую Фрези Грант — за некий свой, тщательно охраняемый угол души, — долго волновали меня, как пример малого знания нашего о людях.
На другой день я был
в селе Ильинском погосте у Давыда Богданова, старого трактирщика. Но его не было дома,
уехал в Москву дня на три. А тут подвернулся старый приятель, Егорьевский кустарь, страстный охотник, и позвал меня на охоту,
в свой лесной глухой хутор, где я пробыл трое суток, откуда и вернулся
в Ильинский погост к Давыду. Встречаю его сына Василия, только что приехавшего. Он служил писарем
в Москве
в Окружном штабе. Малый развитой, мой приятель, охотились вместе. Он сразу поражает меня новостью...
В антракт Тургенев выглянул из ложи, а вся публика встала и обнажила головы. Он молча раскланялся и исчез за занавеской, больше не показывался и
уехал перед самым концом последнего акта незаметно. Дмитриев остался, мы пошли
в сад. Пришел Андреев-Бурлак с редактором «Будильника» Н.П. Кичеевым, и мы
сели ужинать вчетвером. Поговорили о спектакле, о Тургеневе, и вдруг Бурлак начал собеседникам рекомендовать меня, как ходившего
в народ, как
в Саратове провожали меня на войну, и вдруг обратился к Кичееву...
Когда мы проходили через
село и стали добиваться от крестьян, где их боярин, то все мужички
в один голос сказали, что он со всеми своими пожитками, холопями и домочадцами
уехал, а куда — никто не знает.
Все это говорил Глеб вечером, на другой день после того, как река улеглась окончательно
в берега свои. Солнце уже давно
село. Звезды блистали на небе. Рыбаки стояли на берегу и окружали отца, который приготовлялся
уехать с ними на реку «лучить» рыбу.
Мария Васильевна(медленно входит).
Уехали! (
Садится и погружается
в чтение.)
Марина(входит).
Уехали. (
Садится в кресло и вяжет чулок.)
Мы
уедем к морю,
в село, где у Ананьиных рыбные ватаги.