Неточные совпадения
Утром помощник градоначальника, сажая капусту,
видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали
слезы. Некоторые из
них до того осмелились, что даже подходили к
нему, хлопали по плечу и
в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
Анна жадно оглядывала
его; она
видела, как
он вырос и переменился
в ее отсутствие. Она узнавала и не узнавала
его голые, такие большие теперь ноги, выпроставшиеся из одеяла, узнавала эти похуделые щеки, эти обрезанные, короткие завитки волос на затылке,
в который она так часто целовала
его. Она ощупывала всё это и не могла ничего говорить;
слезы душили ее.
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют взрослые люди, — слегка, сами того не замечая, но так, как краснеют мальчики, — чувствуя, что
они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до
слез. И так странно было
видеть это умное, мужественное лицо
в таком детском состоянии, что Облонский перестал смотреть на
него.
Он видел и княгиню, красную, напряженную, с распустившимися буклями седых волос и
в слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы,
видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы, и Лизавету Петровну, с твердым, решительным и успокаивающим лицом, и старого князя, гуляющего по зале с нахмуренным лицом.
Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка!
он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего, чтоб иметь мелкое удовольствие сказать
ему, когда
он в отчаянии будет спрашивать, чему
он должен верить: «Мой друг, со мною было то же самое, и ты
видишь, однако, я обедаю, ужинаю и сплю преспокойно и, надеюсь, сумею умереть без крика и
слез!»
В одном из домов слободки, построенном на краю обрыва, заметил я чрезвычайное освещение; по временам раздавался нестройный говор и крики, изобличавшие военную пирушку. Я
слез и подкрался к окну; неплотно притворенный ставень позволил мне
видеть пирующих и расслушать
их слова. Говорили обо мне.
И долго я лежал неподвижно и плакал горько, не стараясь удерживать
слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если б
в эту минуту кто-нибудь меня
увидел,
он бы с презрением отвернулся.
В возок боярский
их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И
слез ручей
У Тани льется из очей.
Она поэту подарила
Младых восторгов первый сон,
И мысль об ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Простите, игры золотые!
Он рощи полюбил густые,
Уединенье, тишину,
И ночь, и звезды, и луну,
Луну, небесную лампаду,
Которой посвящали мы
Прогулки средь вечерней тьмы,
И
слезы, тайных мук отраду…
Но нынче
видим только
в ней
Замену тусклых фонарей.
Ответа нет.
Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет.
В одно собранье
Он едет; лишь вошел…
емуОна навстречу. Как сурова!
Его не
видят, с
ним ни слова;
У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна
слез?..
Их нет,
их нет!
На сем лице лишь гнева след…
Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены
в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав
его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до
слез.
Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить
в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь
слезы, смутно
видишь их.
И глаза ее вдруг наполнились
слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо
его, и
он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы
он не
видел ее сокрушительной грусти.
Бедная мать как
увидела их, и слова не могла промолвить, и
слезы остановились
в глазах ее.
В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное
слез и страха.
Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты
видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я; приложи к уху раковину:
в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я, — все,
в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И
он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом
в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего не
видя. А если бы вы все-то
видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее
в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до
его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый день вспоминать было больно!
…
Он бежит подле лошадки,
он забегает вперед,
он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам!
Он плачет. Сердце
в нем поднимается,
слезы текут. Один из секущих задевает
его по лицу;
он не чувствует,
он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет
его за руку и хочет увесть; но
он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Самгин сел, пытаясь снять испачканный ботинок и боясь испачкать руки. Это напомнило
ему Кутузова. Ботинок упрямо не
слезал с ноги, точно прирос к ней.
В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось
видеть человека, все равно — какого.
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые
слезы жемчуга риз. У стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около двери,
в темноватом углу, — большой шкаф, с полок
его, сквозь стекло, Самгин
видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных
в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
Затем по внутренней лестнице сбежала Лидия, из окна Клим
видел, что она промчалась
в сад. Терпеливо выслушав еще несколько замечаний матери,
он тоже пошел
в сад, уверенный, что найдет там Лидию оскорбленной,
в слезах и
ему нужно будет утешать ее.
— Это
он сам сказал: родился вторично и
в другой мир, — говорила она, смахивая концом косы
слезы со щек.
В том, что эта толстенькая девушка обливалась
слезами, Клим не
видел ничего печального, это даже как будто украшало ее.
Самгин почувствовал себя на крепких ногах.
В слезах Маракуева было нечто глубоко удовлетворившее
его,
он видел, что это
слезы настоящие и
они хорошо объясняют уныние Пояркова, утратившего свои аккуратно нарубленные и твердые фразы, удивленное и виноватое лицо Лидии, закрывшей руками гримасу брезгливости, скрип зубов Макарова, — Клим уже не сомневался, что Макаров скрипел зубами, должен был скрипеть.
Взмахнув руками,
он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по голове своей; Самгин
видел, что по лицу парня обильно текут
слезы,
видел, что большинство толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека
в опорках...
Бывали припадки решимости, когда
в груди у ней наболит, накипят там
слезы, когда ей хочется броситься к
нему и не словами, а рыданиями, судорогами, обмороками рассказать про свою любовь, чтоб
он видел и искупление.
Он никогда не хотел
видеть трепета
в ней, слышать горячей мечты, внезапных
слез, томления, изнеможения и потом бешеного перехода к радости. Не надо ни луны, ни грусти. Она не должна внезапно бледнеть, падать
в обморок, испытывать потрясающие взрывы…
Нет, там
видела она цепь утрат, лишений, омываемых
слезами, неизбежных жертв, жизнь поста и невольного отречения от рождающихся
в праздности прихотей, вопли и стоны от новых, теперь неведомых
им чувств; снились ей болезни, расстройство дел, потеря мужа…
Только когда
видела она
его,
в ней будто пробуждались признаки жизни, черты лица оживали, глаза наполнялись радостным светом и потом заливались
слезами воспоминаний.
— Не говори, не говори! — остановила
его она. — Я опять, как на той неделе, буду целый день думать об этом и тосковать. Если
в тебе погасла дружба к
нему, так из любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я одна пойду и не выйду без
него:
он тронется моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если
увижу его убитого, мертвого! Может быть,
слезы…
Она, сквозь
слезы,
видит ихВ бездетной старости, одних,
И, мнится, пеням
их внимает…
Райский замечал также благоприятную перемену
в ней и по временам,
видя ее задумчивою, улавливая иногда блеснувшие и пропадающие
слезы, догадывался, что это были только следы удаляющейся грозы, страсти.
Он был доволен, и
его собственные волнения умолкали все более и более, по мере того как выживались из памяти все препятствия, раздражавшие страсть, все сомнения, соперничество, ревность.
— Это слабость, да… — всхлипывая, говорил Леонтий, — но я не болен… я не
в горячке… врут
они… не понимают… Я и сам не понимал ничего… Вот, как
увидел тебя… так
слезы льются, сами прорвались… Не ругай меня, как Марк, и не смейся надо мной, как все
они смеются… эти учителя, товарищи… Я
вижу у
них злой смех на лицах, у этих сердобольных посетителей!..
Все жители Аяна столпились около нас: все благословляли
в путь. Ч. и Ф., без сюртуков, пошли пешком проводить нас с версту. На одном повороте за скалу Ч. сказал: «Поглядите на море: вы больше
его не
увидите». Я быстро оглянулся, с благодарностью, с любовью, почти со
слезами.
Оно было сине, ярко сверкало на солнце серебристой чешуей. Еще минута — и скала загородила
его. «Прощай, свободная стихия!
в последний раз…»
12-го апреля, кучами возят провизию. Сегодня пригласили Ойе-Саброски и переводчиков обедать, но
они вместо двух часов приехали
в пять. Я не видал
их; говорят, ели много. Ойе ел мясо
в первый раз
в жизни и
в первый же раз,
видя горчицу, вдруг, прежде нежели могли предупредить
его, съел ее целую ложку: у
него покраснел лоб и выступили
слезы. Губернатору послали четырнадцать аршин сукна, медный самовар и бочонок солонины, вместо
его подарка. Послезавтра хотят сниматься с якоря, идти к берегам Сибири.
И когда
он представлял себе только, как
он увидит ее, как
он скажет ей всё, как покается
в своей вине перед ней, как объявит ей, что
он сделает всё, что может, женится на ней, чтобы загладить свою вину, — так особенное восторженное чувство охватывало
его, и
слезы выступали
ему на глаза.
— Папа, милый… прости меня! — вскрикнула она, кидаясь на колени перед отцом. Она не испугалась
его гнева, но эти
слезы отняли у нее последний остаток энергии, и она с детской покорностью припала своей русой головой к отцовской руке. — Папа, папа… Ведь я тебя
вижу, может быть,
в последний раз! Голубчик, папа, милый папа…
— А ведь, может, еще и не простила, — как-то грозно проговорила она, опустив глаза
в землю, как будто одна сама с собой говорила. — Может, еще только собирается сердце простить. Поборюсь еще с сердцем-то. Я,
видишь, Алеша,
слезы мои пятилетние страх полюбила… Я, может, только обиду мою и полюбила, а не
его вовсе!
— Не надейтесь по-пустому:
в этих
слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут
они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что, если возьмет
он себе
в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа…
Сегодня,
На ключике холодном умываясь,
Взглянула я
в зеркальные струи
И
вижу в них лицо свое
в слезах,
Измятое тоской бессонной ночи.
«
Видел я, — говорил
он, — Маккавея, Гедеона… орудие
в руках промысла,
его меч,
его пращ… и чем более я смотрел на
него, тем сильнее был тронут и со
слезами твердил: меч господень! меч господень!
Мне привиделся страшный сон, подробности которого я не мог вспомнить совсем ясно, но
в каком-то спутанном клубке смутных образов я все-таки
видел Славка, слышал какие-то
его просьбы, мольбы и
слезы…
— Нет, — сказал мальчик
в раздумье. — Я забыл все… А все-таки я
видел, право же,
видел… — добавил
он после минутного молчания, и
его лицо сразу омрачилось. На незрячих глазах блеснула
слеза…
— Небось
он бы сам пришел, да на груди твоей признался
в слезах! Эх ты, простофиля, простофиля! Все-то тебя обманывают, как… как… И не стыдно тебе
ему доверяться? Неужели ты не
видишь, что
он тебя кругом облапошил?
Нина Александровна,
видя искренние
слезы его, проговорила
ему наконец безо всякого упрека и чуть ли даже не с лаской: «Ну, бог с вами, ну, не плачьте, ну, бог вас простит!» Лебедев был до того поражен этими словами и тоном
их, что во весь этот вечер не хотел уже и отходить от Нины Александровны (и во все следующие дни, до самой смерти генерала,
он почти с утра до ночи проводил время
в их доме).
Зима была студеная, и
в скиты проезжали через курень Бастрык, минуя Талый. Чистое болото промерзло, и ход был везде. Дорога сокращалась верст на десять, и вместо двух переездов делали всего один. Аглаида всю дорогу думала о брате Матвее, с которым она увидалась ровно через два года. И
его прошибла
слеза, когда
он увидел ее
в черном скитском одеянии.
Опасения доброго Александра Ивановича меня удивили, и оказалось, что
они были совершенно напрасны. Почти те же предостережения выслушал я от
В. Л. Пушкина, к которому заезжал проститься и сказать, что
увижу его племянника. Со
слезами на глазах дядя просил расцеловать
его.
Он обернулся на ее зов и коротко, отрывисто вдохнул
в себя воздух, точно ахнул:
он никогда еще
в жизни не встречал нигде, даже на картинах, такого прекрасного выражения нежности, скорби и женственного молчаливого упрека, какое сейчас
он видел в глазах Женьки, наполненных
слезами.
Он присел на край кровати и порывисто обнял ее вокруг обнаженных смуглых рук.
Тетушка Татьяна Степановна разливала налимью уху из огромной кастрюли и, накладывая груды икры и печенок, приговаривала: «Покушайте, матушка, братец, сестрица, икорки-то и печеночек-то, ведь как батюшка-то любил
их…» — и я сам
видел, как
слезы у ней капали
в тарелку.
Идя
в чаще елок, на вершины которых Иван внимательнейшим образом глядел, чтобы
увидеть на
них рябчика или тетерева, Вихров невольно помышлял о том, что вот там идет слава
его произведения, там происходит война, смерть, кровь, сколько оскорбленных самолюбий, сколько горьких
слез матерей, супруг, а
он себе, хоть и грустный, но спокойный, гуляет
в лесу.
На этот раз, проходя потихоньку по зале, Паша заглянул
ему в лицо и
увидел, что по сморщенным и черным щекам старика текли
слезы.
Павел, все это время ходивший по коридору и повторявший умственно и, если можно так выразиться, нравственно свою роль, вдруг услышал плач
в женской уборной.
Он вошел туда и
увидел, что на диване сидел, развалясь, полураздетый из женского костюма Разумов, а на креслах маленький Шишмарев, совсем еще не одетый для Маруси. Последний заливался горькими
слезами.