Неточные совпадения
— Я не знаю, в каком смысле вы сказали про
масонство, — ответил он, — впрочем, если даже русский князь отрекается от такой идеи,
то, разумеется, еще не наступило ей время. Идея чести и просвещения, как завет всякого, кто хочет присоединиться к сословию, незамкнутому и обновляемому беспрерывно, — конечно утопия, но почему же невозможная? Если живет эта мысль хотя лишь в немногих головах,
то она еще не погибла, а светит, как огненная точка в глубокой
тьме.
От последней мысли своей губернский предводитель даже в лице расцвел, но Марфин продолжал хмуриться и сердиться. Дело в
том, что вся эта предлагаемая Крапчиком система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии
масонства, в которой он знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
Сергей Степаныч, заметно, обрадовался Егору Егорычу, и разговор на этот раз между ними начался не о
масонстве, а о
том, что наболело у Марфина на душе.
— А разве ваше
масонство не
то же самое? — спросил
тот уже прямо.
— Если так понимать,
то конечно! — произнес уклончиво предводитель и далее как бы затруднялся высказать
то, что он хотел. — А с вас, скажите, взята подписка о непринадлежности к
масонству? — выговорил он, наконец.
Такой любви Миропа Дмитриевна, без сомнения, не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между
тем он был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в
масонстве как-то не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и
то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда не мог, и в силу
того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
— Это распределить нетрудно, — произнес в сильном раздумье отец Василий, — но избранное вами место в церкви я нахожу совершенно невозможным… Если бы даже во время процветания
масонства я допустил в храме, мною заведоваемом, собрание ложи,
то и тогда бы меня по меньшей мере что расстригли…
— А если вы заняты были,
то другое дело, так бы вы мне и сказали о
том! — воскликнул Вибель. — Беседу об обрядах мы можем отложить на будущее время, а теперь перейдем к истории
масонства.
— Вот видите, прелесть моя,
то, что я вам уже рассказывала и буду дальше еще говорить, мы можем сообщать только лицам, желающим поступить в
масонство и которые у нас называются ищущими; для прочих же всех людей это должно быть тайной глубокой.
На другой день он уехал в губернский город для представления к владыке, который его весьма любезно принял и долго беседовал с ним о
масонстве, причем отец Василий подробно развил перед ним мнение, на которое он намекал в своей речи, сказанной при венчании Егора Егорыча, о
том, что грехопадение Адама началось с момента усыпления его, так как в этом случае он подчинился желаниям своего тела.
Когда вскоре за
тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в
то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к
масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
Про Антипа Ильича все знали, что аккуратности, кротости и богомолья он был примерного и, состоя тоже вместе с барином в
масонстве, носил в оном звание титулярного члена [
То есть члена, который не в состоянии был платить денежных повинностей.
— Многие, — говорил он почти с запальчивым одушевлением, — думают, что
масонство владеет таинственными науками и что мы можем превращать куски камней в слитки золота,
того не подозревая, что если бы люди достигнули этого,
то золото сравнялось бы с камнем и потеряло бы всякую ценность.
Иных тайн масоны не имеют никаких; но зато
масонство само есть тайна, потому что его истинное и внутреннее значение может открыться только
тому, кто живет в союзе масонском и совершенствуется постоянным участием в работах.
Тут молодой врач с искренним удовольствием увидал, что его жена не только gnadige Frau, но и многосведущая масонка, благодаря покойному пастору, бывшему сильным деятелем ложи строгого наблюдения, который старался передать молодой жене главные догмы
масонства и вместе с
тем познакомил ее с разными немецкими и русскими масонами.
Марфин сначала вспыхнул, а потом сильно нахмурился; Ченцов не ошибся в расчете: Егору Егорычу более всего был тяжел разговор с племянником о
масонстве, ибо он в этом отношении считал себя много и много виноватым; в дни своих радужных чаяний и надежд на племянника Егор Егорыч предполагал образовать из него искреннейшего, душевного и глубоко-мысленного масона; но, кроме
того духовного восприемства, думал сделать его наследником и всего своего материального богатства, исходатайствовав вместе с
тем, чтобы к фамилии Ченцов была присоединена фамилия Марфин по
тому поводу, что Валерьян был у него единственный родственник мужского пола.
Когда наше маленькое общество вошло в сад,
то за исключением аптекаря и почтмейстера, весьма часто посещавших своего собрата по
масонству, остальные все почти ахнули, так как никто из них никогда во всю жизнь свою и не видывал такого прекрасного сада.
Мудрено ли после
того, что молодой бакалавр схватился за
масонство, изучил его, а потом вскоре же был назначен священником в Москву в один из богатейших и обильнейших дворянством приход, а вместе с
тем он был принят в ложу ищущих манны, где, конечно уж, лучше всех, вероятно, знакомый с мистической философией и приученный еще с школьнической скамейки к риторическому красноречию, он стал произносить в собраниях ложи речи, исполненные энергии и учености.
— Как зачем? — произнес
тот, не пошевелив ни одним мускулом в лице. — Я хожу, потому что посвящаюсь в
масонство, которое, ты знаешь, всегда было целью моей жизни.
Между
тем для
масонства наступала крутая пора, и Сверстов вдруг, по распоряжению высшего начальства, переведен был на службу из многолюдного и цивилизованного Ревеля совсем на восток России, в маленький, полудикий уездный городишко, в видах аки бы наказания за строптивый и непокорный характер перед старшими.
Вслед за
тем каждое послеобеда почтенный аптекарь укладывался спать, пани же Вибель выходила в сад, к ней являлся Аггей Никитич, и они отправлялись в беседку изучать исторические факты
масонства; к чаю неофиты возвращались в дом, где их уже ожидал Вибель, сидя за самоваром с трубкой в зубах и держа на коленях кота.
— Никакого но тут не существует, — перебил его отец Василий, —
тем более, что после смерти вашей сестрицы разве вы не поспешили помириться с вашим племянником и не предались горячему желанию просветить его
масонством?
Все почти богатые и знатные дворяне были, хоть и внешним образом, но масоны; даже многие архиереи, если не прямо,
то косвенно склонялись к
масонству.
Аггей Никитич пред
тем, как получить ему такое грозное послание, продолжал снова все более и более входить в интерес
масонства, которое с прежним увлечением преподавал ему почти каждый вечер почтенный аптекарь. И вот в один из таковых вечеров Вибель читал своему неофиту рукописную тетрадку, предуведомив его, что это — извлечение из сборника, принадлежавшего некоему ученому последователю Новикова.
— Нет! — отвергнул решительным тоном Егор Егорыч. — Не говоря уже о
том, что большая часть из них не имеет ничего общего с нами, но даже и такие, у которых основания их вероучения тожественны с
масонством, и
те, если бы воззвать к ним, потребуют, чтобы мы сделались ими, а не они нами.
— На этот вопрос вам можно будет ответить, когда вы сами удостоитесь узнать хотя часть этих тайн, а теперь могу вам объяснить одно, что я и
тем более Егор Егорыч, как люди, давно подвизающиеся в
масонстве, способны и имеем главной для себя целью исправлять сердца ищущих, очищать и просвещать их разум
теми средствами, которые нам открыты, в свою очередь, нашими предшественниками, тоже потрудившимися в искании сего таинства.
В ответ на это раздалось троекратное рукоплескание со стороны братьев; затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря на всю свою кротость, недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны в
масонство казался ему просто кощунством. Когда потом со всеми собранными масонскими нарядами входил он в свою комнатку, чтобы их там пока убрать,
то его остановила Фадеевна.
Главной причиной
тому была неудача, постигшая его «Историю
масонства в России», которая была им окончена и которую он читал в продолжение нескольких вечеров своим кузьмищевским масонам.
Что касается до самого Аггея Никитича,
то он, побеседовав с Сусанной Николаевной, впал в некоторую задумчивость. Его мучило желание, чтобы разговор поскорее коснулся
масонства или чего-либо другого возвышенного; но — увы! — его ожидания и желания не осуществились, а напротив, беседа перешла на весьма житейский предмет. Мартын Степаныч, заметно вспомнив что-то важное и проведя, по своей привычке, у себя за ухом, сказал...
Аггей Никитич, исполнившись надежды, что для него не все еще погибло, немедля же по уходе аптекаря написал письма к Егору Егорычу и Сверстову, сущность которых состояла в
том, что он передавал им о своем намерении поступить в миссионеры аки бы для распространения православия, но в самом деле для внушения иноверцам
масонства.
— Потому что их учение имело всегда революционное, а не примирительное стремление, что прямо противоречит духу
масонства, — проговорил с
той же неохотой Марфин.
Дело в
том состояло, что Сверстов когда приехал в Москву,
то по строгому наказу от супруги рассказал Егору Егорычу под величайшим секретом, что отец Василий, огорченный неудачею, которая постигла его историю
масонства, начал опять пить.
Книги с мистическим направлением были мне давно известны, я знал даже и «Сионский вестник», издаваемый Лабзиным, который всегда подписывался двумя буквами У. М. [Подпись У. М. означала не «Ученик
Масонства», а «Ученик Мудрости».],
то есть «Ученик
Масонства», или Феопемпт Мисаилов.
Масонство, однако ж, не мешало шумной, беспечной жизни богатых людей, а не слишком достаточные для
того больше и поступали в ложи, чтобы есть роскошные даровые ужины.
Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою,
того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении: он искал этого в филантропии, в
масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, — и все эти искания и попытки, все обманули его.
Другой покойник в гораздо большей степени мог бы считаться если не изгнанником,
то"русским иностранцем", так как он с молодых лет покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские работы; там завязал обширные связи во всех сферах парижского общества, сделался видным деятелем в
масонстве и умер в звании профессора College de France, где занимал кафедру истории наук.
— Именно об этом. Когда я говорю с тобой, ты, по-видимому, убеждаешься, а затем, слушая людские толки, снова сомневаешься, а между
тем, твоя будущая невеста обладает всеми масонскими качествами и ей ты мог бы, не колеблясь, отдать
те замшевые белые дамские перчатки, которые дают каждому из нас при приеме в масоны, вместе с другими атрибутами
масонства и другой парой мужских перчаток, даваемых нам в знак чистоты наших дел.
Собрания происходили еженедельно по пятницам, в гостиной дома фон Зеемана, в
той самой гостиной, которая была свидетельницей стольких драм в жизни Натальи Федоровны Аракчеевой, изредка присутствовавшей на этих собраниях и с любовью прислушивавшейся к голосу своего друга, кума и брата по
масонству, Николая Павловича Зарудина.
Оба офицера с трубками в зубах полулежали в покойных креслах. Зарудин был в персидском архалуке, сюртук Кудрина был расстегнут. Последний с жаром объяснял Николаю Павловичу сущность
масонства. Кроме
того, что это было любимой
темой разговора, коньком Кудрина, он видел, что друг и брат по духу недостаточно тверд в вере, недостаточно предан великому учению, не всецело отдался этой высочайшей деятельности на земле, как называл Андрей Павлович деятельность масонских лож.
— Я подразумеваю, что франк-масонство есть fraternité [братство] и равенство людей с добродетельными целями, — сказал Пьер, стыдясь по мере
того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. — Я подразумеваю…
Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою,
того, чтò так поразило его в солдатах в Бородинском сражении — он искал этого в филантропии, в
масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки обманули его.
Года два
тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского
масонства. Он устраивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге.
Из трех назначений
масонства Пьер сознавал, что он не исполнял
того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя
тем, что за
то он исполнял другое назначение, — исправления рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как
та почва
масонства, на которой он стоял,
тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней.