Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Тебе все такое грубое
нравится.
Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым
ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за
тебя:
ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне
ты очень
нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот
тебе пара целковиков на чай.
Городничий. А мне очень
нравится твое лицо. Друг,
ты должен быть хороший человек. Ну что…
Г-жа Простакова. Неужели
тебе эта девчонка так
понравилась?
Слушая эти голоса, Левин насупившись сидел на кресле в спальне жены и упорно молчал на ее вопросы о том, что с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь, спросила: «Уж не что ли нибудь не
понравилось тебе с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.
— Ну, а лошади их
понравились тебе? — спросила Долли.
— Что же касается до того, что
тебе это не
нравится, то извини меня, — это наша русская лень и барство, а я уверен, что у
тебя это временное заблуждение, и пройдет.
— Да на кого
ты? Я с
тобой согласен, — говорил Степан Аркадьич искренно и весело, хотя чувствовал, что Левин под именем тех, кого можно купить зa двугривенный, разумел и его. Оживление Левина ему искренно
нравилось. — На кого
ты? Хотя многое и неправда, что
ты говоришь про Вронского, но я не про то говорю. Я говорю
тебе прямо, я на твоем месте поехал бы со мной в Москву и…
— Да я вовсе не имею претензии ей
нравиться: я просто хочу познакомиться с приятным домом, и было бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна о
тебе говорила?
— Пеняй на свою шинель или на свои эполеты, а зачем же обвинять ее? Чем она виновата, что
ты ей больше не
нравишься?..
— Вижу, Азамат, что
тебе больно
понравилась эта лошадь; а не видать
тебе ее как своего затылка! Ну, скажи, что бы
ты дал тому, кто
тебе ее подарил бы?..
— Послушай, — говорила мне Вера, — я не хочу, чтоб
ты знакомился с моим мужем, но
ты должен непременно
понравиться княгине;
тебе это легко:
ты можешь все, что захочешь. Мы здесь только будем видеться…
Поди
ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно
понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
— А! вот что! — сказал папа. — Почем же он знает, что я хочу наказывать этого охотника?
Ты знаешь, я вообще не большой охотник до этих господ, — продолжал он по-французски, — но этот особенно мне не
нравится и должен быть…
— Как
понравилось оно
тебе? — спросил Грэй Летику.
Разумеется, если б она мне сама сказала: «Я хочу
тебя иметь», то я бы почел себя в большой удаче, потому что девушка мне очень
нравится; но теперь, теперь по крайней мере, уж конечно, никто и никогда не обращался с ней более вежливо и учтиво, чем я, более с уважением к ее достоинству… я жду и надеюсь — и только!
— Да, прекрасный, превосходный, образованный, умный… — заговорил вдруг Раскольников какою-то неожиданною скороговоркой и с каким-то необыкновенным до сих пор оживлением, — уж не помню, где я его прежде, до болезни, встречал… Кажется, где-то встречал… Вот и этот тоже хороший человек! — кивнул он на Разумихина, —
нравится он
тебе, Дуня? — спросил он ее и вдруг, неизвестно чему, рассмеялся.
«
Нравится тебе женщина, — говаривал он, — старайся добиться толку; а нельзя — ну, не надо, отвернись — земля не клином сошлась».
— Да так же. Например, я: я придерживаюсь отрицательного направления — в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен — и баста! Отчего мне
нравится химия? Отчего
ты любишь яблоки? — тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий
тебе это скажет, да и я в другой раз
тебе этого не скажу.
— Я сегодня получила письмо от Макарова. Он пишет, что
ты очень изменился и
понравился ему.
— Что
ты мне все указываешь, чье то, чье это? Я везде беру все, что мне
нравится. Суворин — не дурак. Для кого люди философствуют? Для мужика, что ли? Для меня!
— Люба Сомова, курносая дурочка, я ее не люблю, то есть она мне не
нравится, а все-таки я себя чувствую зависимым от нее.
Ты знаешь, девицы весьма благосклонны ко мне, но…
— Вероятно, то, что думает. — Дронов сунул часы в карман жилета, руки — в карманы брюк. —
Тебе хочется знать, как она со мной? С глазу на глаз она не удостоила побеседовать. Рекомендовала меня своим как-то так: человек не совсем плохой, но совершенно бестолковый. Это очень
понравилось ведьмину сыну, он чуть не задохнулся от хохота.
— Вот что, Клим: Алина не глупее меня. Я не играю никакой роли в ее романе. Лютова я люблю. Туробоев
нравится мне. И, наконец, я не желаю, чтоб мое отношение к людям корректировалось
тобою или кем-нибудь другим.
— Странно
ты ведешь себя, — сказала она, подходя к постели. — Ведь я знаю — все это не может
нравиться тебе, а
ты…
— Говорят, — он замечательный пропагандист. Но мне не
нравится, он — груб, самолюбив и —
ты обратил внимание, какие у него широкие зубы? Точно клавиши гармоники.
— Он
тебе не
понравился? — ласково спросила она, гладя плечо Клима. — А я очень ценю его жизнерадостность. Он — очень богат, член правления бумажной фабрики и нужен мне. Сейчас я должна ехать с ним на одно собрание.
«Не
нравится мне, что
ты свою знакомую называешь Смертяшкиной, и не смешно это».
— Что же,
нравится тебе эта философия? — спрашивал Самгин жену, его удивляло и смешило внимание, с которым она слушала Кумова.
— Оставь этот тон. Почему бы
тебе не порадоваться, что
нравишься? Ведь
ты любишь
нравиться, я знаю…
«Каждый пытается навязать
тебе что-нибудь свое, чтоб
ты стал похож на него и тем понятнее ему. А я — никому, ничего не навязываю», — думал он с гордостью, но очень внимательно вслушивался в суждения Спивак о литературе, и ему
нравилось, как она говорит о новой русской поэзии.
Самгину не
нравилось, что она говорит с ним на «
ты»; он суховато ответил...
— Мать не
понравилась тебе?
—
Ты — умный, но — чего-то не понимаешь. Непонимающие
нравятся мне больше понимающих, но
ты… У
тебя это не так.
Ты хорошо критикуешь, но это стало твоим ремеслом. С
тобою — скучно. Я думаю, что и
тебе тоже скоро станет скучно.
— Ну, скажи:
понравилось тебе?
— По-моему, все — настоящее, что
нравится, что любишь. И бог, и царь, и все. Сегодня — одно, завтра — другое.
Ты хочешь уснуть? Ну, спи!
—
Ты очень не
нравился мне, — говорил Клим, всхлипывая.
— Ведь я —
нравлюсь тебе?
Ты меня немножко любишь?
— Нет, это у него от самолюбия, — объяснила Любаша. — Но кто симпатичен, так это Долганов, —
понравился тебе? Ой, Клим, сколько новых людей! Жизнь…
— Бог мой, это, кажется, не очень приятная дама! — усталым голосом сказала она. — Еврейка? Нет? Как странно, такая практичная. Торгуется, как на базаре. Впрочем, она не похожа на еврейку.
Тебе не показалось, что она сообщила о Дмитрии с оттенком удовольствия? Некоторым людям очень
нравится сообщать дурные вести.
— Так
тебе не
нравится? — начал он.
— Лидии дом не
нравился, она хотела перестраивать его. Я — ничего не теряю, деньги по закладной получила. Но все-таки надобно Лидию успокоить,
ты сходи к ней, — как она там? Я — была, но не застала ее, — она с выборами в Думу возится, в этом своем «Союзе русского народа»… Действуй!
Красавина. Да что тут сумлеваться-то! Хоть завтра же свадьба! Так он ей
понравился, что говорит: «Сейчас подавай его сюда!» Ну сейчас, говорю, нехорошо, а завтра я
тебе его предоставлю. «А чтоб он не сумлевался, так вот снеси ему, говорит, часы золотые!» Вот они! Отличные, после мужа остались. Ну, что, ожил теперь?
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм! какой страм-то, маменька!
Ты тут ухаживаешь, стараешься
понравиться — и вдруг видят
тебя из окна, что
ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество в высшей степени… что уж тут! А вот теперь, как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?
Анфиса. Разве он
тебе не
нравится?
Белотелова. Он мне
понравился.
Ты мне его!
Бальзаминова.
Ты уж что-то много насказала! Я боюсь,
понравится ли мой Миша такой невесте-то.
— А что,
тебе не
нравится?
— Нет, нет, не уходи: мне так хорошо с
тобой! — говорил он, удерживая ее, — мы еще не объяснились. Скажи, что
тебе не
нравится, что
нравится — я все сделаю, чтоб заслужить твою дружбу…
— Знаю и это: все выведала и вижу, что
ты ей хочешь добра. Оставь же, не трогай ее, а то выйдет, что не я, а
ты навязываешь ей счастье, которого она сама не хочет, значит,
ты сам и будешь виноват в том, в чем упрекал меня: в деспотизме. —
Ты как понимаешь бабушку, — помолчав, начала она, — если б богач посватался за Марфеньку, с породой, с именем, с заслугами, да не
понравился ей — я бы стала уговаривать ее?