Неточные совпадения
И ношу
твою облегчила
судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына!..
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто
судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за
твой разум и сердце.
— Побойся Бога! Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех
твой тебя попутал, нечего делать: своей
судьбы не минуешь!
— Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! — сказал капитан, — теперь
твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! — Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. — Не бойся, — прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, — все вздор на свете!.. Натура — дура,
судьба — индейка, а жизнь — копейка!
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слезы лью;
Ты в руки модного тирана
Уж отдала
судьбу свою.
Погибнешь, милая; но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство темное зовешь,
Ты негу жизни узнаешь,
Ты пьешь волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перед тобой
Твой искуситель роковой.
Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю…
Если же выйдет уже так и ничем — ни силой, ни молитвой, ни мужеством — нельзя будет отклонить горькой
судьбы, то мы умрем вместе; и прежде я умру, умру перед тобой, у
твоих прекрасных коленей, и разве уже мертвого меня разлучат с тобою.
— Смотри, чтоб
судьба не подслушала
твоего ропота, — заключил он суеверным замечанием, внушенным нежною предусмотрительностью, — и не сочла за неблагодарность!
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе —
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой
судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук
твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
— Прости ему, Господи: сам не знает, что говорит! Эй, Борюшка, не накликай беду! Не сладко покажется, как бревно ударит по голове. Да, да, — помолчавши, с тихим вздохом прибавила она, — это так уж в
судьбе человеческой написано, — зазнаваться. Пришла и
твоя очередь зазнаться: видно, наука нужна. Образумит тебя
судьба, помянешь меня!
Твой чиновник врал мне Бог знает что; но тебя не было, и я ушел, даже забыв попросить передать тебе, чтоб ты немедля ко мне прибежал — и что же? я все-таки шел в непоколебимой уверенности, что
судьба не может не послать тебя теперь, когда ты мне всего нужнее, и вот ты первый и встречаешься!
Значит, предвидит нечто в
судьбе твоей!
— Какая
твоя вина, барин! Своей
судьбы не минуешь! Ну, кудластый, лошадушка моя верная, — обратился Филофей к кореннику, — ступай, брат, вперед! Сослужи последнюю службу! Все едино… Господи! бо-слови!
Охотой ли, девица
Снегурочка, вручаешь жениху
Судьбу свою? С
твоей рукою вместе
Даешь ли ты любовь ему?
Что касается до
твоего положения, оно не так дурно для
твоего развития, как ты воображаешь. Ты имеешь большой шаг над многими; ты, когда начала понимать себя, очутилась одна, одна во всем свете. Другие знали любовь отца и нежность матери, — у тебя их не было. Никто не хотел тобою заняться, ты была оставлена себе. Что же может быть лучше для развития? Благодари
судьбу, что тобою никто не занимался, они тебе навеяли бы чужого, они согнули бы ребяческую душу, — теперь это поздно.
За несколько часов до отъезда я еще пишу и пишу к тебе — к тебе будет последний звук отъезжающего. Тяжело чувство разлуки, и разлуки невольной, но такова
судьба, которой я отдался; она влечет меня, и я покоряюсь. Когда ж мы увидимся? Где? Все это темно, но ярко воспоминание
твоей дружбы, изгнанник никогда не забудет свою прелестную сестру.
Судьбу твою, мученик, думал я, узнают в Европе, я тебе за это отвечаю.
Только пасынок Ионушко
Не поверил слезам мачехи,
Положил он ей ручку на сердце,
Говорил он ей кротким голосом:
— Ой ты, мачеха,
судьба моя,
Ой ты, птица ночная, хитрая,
А не верю я слезам
твоим...
Нас жребий один неразрывно связал,
Судьба нас равно обманула,
И тот же поток
твое счастье умчал,
В котором мое потонуло.
О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна
судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись — я дочь
твоя!
— Ты. Она тебя тогда, с тех самых пор, с именин-то, и полюбила. Только она думает, что выйти ей за тебя невозможно, потому что она тебя будто бы опозорит и всю
судьбу твою сгубит. «Я, говорит, известно какая». До сих пор про это сама утверждает. Она все это мне сама так прямо в лицо и говорила. Тебя сгубить и опозорить боится, а за меня, значит, ничего, можно выйти, — вот каково она меня почитает, это тоже заметь!
— Небось! Я хоть и взял
твой крест, а за часы не зарежу! — невнятно пробормотал он, как-то странно вдруг засмеявшись. Но вдруг все лицо его преобразилось: он ужасно побледнел, губы его задрожали, глаза загорелись. Он поднял руки, крепко обнял князя и, задыхаясь, проговорил: — Так бери же ее, коли
судьба!
Твоя! Уступаю!.. Помни Рогожина!
В четверг рано утром завез мне Добронравов
твои листы, добрый друг Николай. Спасибо тебе за
твой рассказ — именно
судьба тебя отыскала, и я вполне уверен, что ты сделаешь все по ожиданию К. Н. Он, без сомнения, тебя выбрал не по технической части, а по бескорыстию, которое в нынешнем веке капитал. Следовательно, тебе, без всякой скромности, можно быть на этом месте тем, чем ты есть…
Мой первый друг, мой друг бесценный,
И я
судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил;
Молю святое провиденье:
Да голос мой душе
твоейДарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейским ясных дней!
Крестный
твой поехал в Омск, там выдаст замуж Поленьку, которая у них воспитывалась, за Менделеева, брата жены его, молодого человека, служащего в Главном управлении Западной Сибири. Устроит молодых и зимой вернется в Покровский уезд, где купил маленькое именье. Я все это знаю из его письма — опять с ним разъехались ночью под Владимиром. Как не
судьба свидеться!
Кто же, наконец, устроит
судьбу забитого Хлебникова, накормит, выручит его и скажет ему: «Дай мне
твою руку, брат».
Другой на
твоем месте благословил бы
судьбу.
«Да,
твой, вечно
твой», — прибавлял он. Впереди улыбалась слава, и венок, думал он, сплетет ему Наденька и перевьет лавр миртами, а там… «Жизнь, жизнь, как ты прекрасна! — восклицал он. — А дядя? Зачем смущает он мир души моей? Не демон ли это, посланный мне
судьбою? Зачем отравляет он желчью все мое благо? не из зависти ли, что сердце его чуждо этим чистым радостям, или, может быть, из мрачного желания вредить… о, дальше, дальше от него!.. Он убьет, заразит своею ненавистью мою любящую душу, развратит ее…»
— Боже, боже, что я наделала! Я была брошена как камень на
твоем пути; я мешаю тебе… Что за странная моя
судьба! — прибавила она почти с отчаянием. — Если человеку не хочется, не нужно жить… неужели бог не сжалится, не возьмет меня? Мешать тебе…
Вспоминаю каждый
твой шаг, улыбку, взгляд, звук
твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и
судьбе. «Да святится имя
Твое».
Руслан на мягкий мох ложится
Пред умирающим огнем;
Он ищет позабыться сном,
Вздыхает, медленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В пустыню кто тебя занес...
Узнай, Руслан:
твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки
твоей.
Тебе сказать не должен боле:
Судьба твоих грядущих дней,
Мой сын, в
твоей отныне воле».
Ax!.. я едва дышу… он всё бежал за мною,
Что если бы он сорвал маску… нет,
Он не узнал меня… да и какой
судьбоюПодозревать, что женщина, которой свет
Дивится с завистью, в пылу самозабвенья
К нему на шею кинется, моля
Дать ей два сладкие мгновенья,
Не требуя любви, — но только сожаленья,
И дерзко скажет — я
твоя!..
Он этой тайны вечно не узнает…
Пускай… я не хочу… но он желает
На память у меня какой-нибудь предмет,
Кольцо… что делать… риск ужасный!
Я, милый друг, спешил к тебе,
Узнавши о
твоем несчастьи,
Как быть — угодно так
судьбе.
У всякого свои напасти.
И если победишь противника уменьем,
Судьбу заставишь пасть к ногам
твоим с смиреньем —
Тогда и сам Наполеон
Тебе покажется и жалок и смешон.
— Ну, не чаял я, что так скоро! — проговорил Глеб, проводя ладонью по голове. — Я думал, Гришка на свадьбе на
твоей попирует… Нет, не
судьба, видно, ему!..
А только, воля
твоя, мне здесь жить не приходится; так уж, видно, такая
судьба моя!..
Вижу, вижу:
Стыдишься ты не княжеской любви.
Так вымолви ж мне роковое слово;
В
твоих руках теперь моя
судьба,
Реши: я жду.
Что, Ксения? что, милая моя?
В невестах уж печальная вдовица!
Все плачешь ты о мертвом женихе.
Дитя мое!
судьба мне не судила
Виновником быть вашего блаженства.
Я, может быть, прогневал небеса,
Я счастие
твое не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь? —
А ты, мой сын, чем занят? Это что?
О, дай забыть хоть на единый час
Моей
судьбы заботы и тревоги!
Забудь сама, что видишь пред собой
Царевича. Марина! зри во мне
Любовника, избранного тобою,
Счастливого
твоим единым взором.
О, выслушай моления любви,
Дай высказать все то, чем сердце полно.
Когда со мной свершится
Судьбы завет, когда корону предков
Надену я, надеюсь вновь услышать
Твой сладкий глас,
твой вдохновенный гимн.
Musa gloriam coronat, gloriaque musam.
Итак, друзья, до завтра, до свиданья.
Стыдись; не забывай
Высокого, святого назначенья:
Тебе
твой сан дороже должен быть
Всех радостей, всех обольщений жизни,
Его ни с чем не можешь ты равнять.
Не юноше кипящему, безумно
Плененному моею красотой,
Знай: отдаю торжественно я руку
Наследнику московского престола,
Царевичу, спасенному
судьбой.
Могу ль, скажи, предаться я тебе,
Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,
Соединить
судьбу мою с
твоею,
Когда ты сам с такою простотой,
Так ветрено позор свой обличаешь?
— Нет, Карл Федорыч, видно —
судьба твоя: никак не потрафишь!
Мне нужно было найти кроткое женское сердце, связать его с своим неразрывными узами; я говорю:
судьба, укажи мне это сердце, и я покорюсь
твоим велениям.
Судьбою всевластной
Нещадно гоним,
Он счастлив, несчастный,
Лишь счастьем
твоим.
— Послушай, друг мой! — сказал я, — обстоятельства привели тебя в лагерь пенкоснимателей — это очень прискорбно, но делать нечего, от
судьбы, видно, не уйдешь. Но зачем ты непременно хочешь быть разбойником? Снимал бы себе да снимал пенки в тиши уединения — никто бы и не подумал препятствовать тебе! Но ты хочешь во что бы то ни стало отнимать жизнь!! Воля
твоя, а это несправедливо.
— Нет, братец, решено! ни русские, ни французы, ни люди, ни
судьба, ничто не может нас разлучить. — Так говорил Зарецкой, обнимая своего друга. — Думал ли я, — продолжал он, — что буду сегодня в Москве, перебранюсь с жандармским офицером; что по милости французского полковника выеду вместе с тобою из Москвы, что нас разлучат русские крестьяне, что они подстрелят
твою лошадь и выберут тебя потом в свои главнокомандующие?..
— Но ты оскорбляешь меня, дитя мое! Ты не веришь, что я готова решительно на все, чтоб устроить
судьбу твою!
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено имя
твое;
Твой щит на вратах Цареграда:
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной
судьбе.