Неточные совпадения
Стародум. А
того не знают, что у двора всякая
тварь что-нибудь да значит и чего-нибудь да ищет;
того не знают, что у двора все придворные и у всех придворные. Нет, тут завидовать нечему: без знатных дел знатное состояние ничто.
Стародум. Льстец есть
тварь, которая не только о других, ниже о себе хорошего мнения не имеет. Все его стремление к
тому, чтоб сперва ослепить ум у человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница — жалкая
тварь. (С чувством.) Невежда без души — зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. Между
тем, что он делает, и
тем, для чего он делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…
Но дружбы нет и
той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих
тварей миллионы
Для нас орудие одно,
Нам чувство дико и смешно.
Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей, конечно, знал
И вообще их презирал, —
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И вчуже чувство уважал.
— Неужели они, однако ж, совсем не нашли, чем пробавить [Пробавить — поддержать.] жизнь? Если человеку приходит последняя крайность, тогда, делать нечего, он должен питаться
тем, чем дотоле брезговал; он может питаться
теми тварями, которые запрещены законом, все может тогда пойти в снедь.
Мало
того, что безбожно оклеветали, — эта
тварь на меня же!
Те же все представления, лишь он проснется, как неподвижная кулиса, вставали перед ним; двигались
те же лица, разные
твари.
Кроме
того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей
твари, причем объявил, что
тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме
того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд,
то не умрет, а останется здоровым.
— А зачем ему к отцу проходить, да еще потихоньку, если, как ты сам говоришь, Аграфена Александровна и совсем не придет, — продолжал Иван Федорович, бледнея от злобы, — сам же ты это говоришь, да и я все время, тут живя, был уверен, что старик только фантазирует и что не придет к нему эта
тварь. Зачем же Дмитрию врываться к старику, если
та не придет? Говори! Я хочу твои мысли знать.
Я знала, что ему надо деньги, и знала на что — вот, вот именно на
то, чтобы соблазнить эту
тварь и увезти с собой.
Все, впрочем, в двух словах, я уже решилась: если даже он и женится на
той…
твари, — начала она торжественно, — которой я никогда, никогда простить не могу,
то я все-таки не оставлю его!
— Иван Федорович как только увидел тогда, что я так озлилась за эту
тварь,
то мигом и подумал, что я к ней ревную Дмитрия и что, стало быть, все еще продолжаю любить Дмитрия.
Я слышала все до подробности о
том, что было у ней вчера… и обо всех этих ужасах с этою…
тварью.
Потому поссорились, что когда он объявил мне, что в случае осуждения Дмитрий Федорович убежит за границу вместе с
той тварью,
то я вдруг озлилась — не скажу вам из-за чего, сама не знаю из-за чего…
О, конечно, я за
тварь, за эту
тварь тогда озлилась, и именно за
то, что и она тоже, вместе с Дмитрием, бежит за границу! — воскликнула вдруг Катерина Ивановна с задрожавшими от гнева губами.
— Но Боже! — вскрикнула вдруг Катерина Ивановна, всплеснув руками, — он-то! Он мог быть так бесчестен, так бесчеловечен! Ведь он рассказал этой
твари о
том, что было там, в тогдашний роковой, вечно проклятый, проклятый день! «Приходили красу продавать, милая барышня!» Она знает! Ваш брат подлец, Алексей Федорович!
Ведь это он только из-за нее одной в келье сейчас скандал такой сделал, за
то только, что Миусов ее беспутною
тварью назвать осмелился.
—
Та птица Богом определенная для человека, а коростель — птица вольная, лесная. И не он один: много ее, всякой лесной
твари, и полевой и речной
твари, и болотной и луговой, и верховой и низовой — и грех ее убивать, и пускай она живет на земле до своего предела… А человеку пища положена другая; пища ему другая и другое питье: хлеб — Божья благодать, да воды небесные, да
тварь ручная от древних отцов.
И смерть его, такой очаровательной Божьей
твари, была для меня переживанием смерти вообще, смерти
тех, кого любишь.
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся паром лошадь и только покачал головой. Ведь, кажется, скотина,
тварь бессловесная, а и
ту не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая, шла.
— Иду я, ваше благородие, никого не трогаю… — начинает Хрюкин, кашляя в кулак. — Насчет дров с Митрий Митричем, — и вдруг эта подлая ни с
того ни с сего за палец… Вы меня извините, я человек, который работающий… Работа у меня мелкая. Пущай мне заплатят, потому — я этим пальцем, может, неделю не пошевельну… Этого, ваше благородие, и в законе нет, чтоб от
твари терпеть… Ежели каждый будет кусаться,
то лучше и не жить на свете…
— Гм!.. Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто… Что-то ветром подуло… Знобит… Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал… И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу… Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать,
то долго ли испортить. Собака — нежная
тварь… А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!..
Это довольно странно: орлы, беркуты — не пешеходные
твари, но дело доказывается
тем, что эти хищники попадают иногда в капканы, которые ставятся на зайцев, именно на сплетении маликов, называемом заячьею тропой.
Но если рассудку вашему предоставлял я направлять стопы ваши в стезях науки,
тем бдительнее тщился быть во нравственности вашей. Старался умерять в вас гнев мгновения, подвергая рассудку гнев продолжительный, мщение производящий. Мщение!.. душа ваша мерзит его. Вы из природного сего чувствительныя
твари движения оставили только оберегательность своего сложения, поправ желание возвращать уязвления.
Но всего тут ужаснее
то, что она и сама, может быть, не знала
того, что только мне хочет доказать это, а бежала потому, что ей непременно, внутренно хотелось сделать позорное дело, чтобы самой себе сказать тут же: «Вот ты сделала новый позор, стало быть, ты низкая
тварь!» О, может быть, вы этого не поймете, Аглая!
Все эти несчастия совершатся постепенно, по мере
того как будут «возглашать» восемь труб, а когда возгласит последняя, восьмая труба, «вся
тварь страхом восколеблется и преисподняя вострепещет», а земля выгорит огнем на девять локтей.
Тот, разумеется, сейчас же от этого страшно заважничал, начал громко ходить по всем комнатам, кричать на ходивших в отсутствие его за барином комнатного мальчика и хорошенькую Грушу, и последнюю даже осмелился назвать
тварью.
Стороны взаимно наблюдали друг друга, и Родиона Антоныча повергло в немалое смущение
то обстоятельство, что Раиса Павловна, даже ввиду таких критических обстоятельств, решительно ничего не делает, а проводит все время с Лушей, которую баловала и за которой ухаживала с необыкновенным приливом нежности. К довершению всех бед черные тараканы поползли из дома Родиона Антоныча, точно эта
тварь предчувствовала надвигавшуюся грозу.
— То-то что могу! вот вы одну какую-нибудь крохотную блошинку изловите, да и кричите что мочи есть, что вот, дескать, одной блошицей меньше, а
того и не видите, что на
то самое место сотни других блох из нечистоты выскакивают… такое уж, батюшка, удобное для этой
твари место…
Известное дело, серебряная, всякий человек — живая
тварь:
тому невеста понадобилась,
той жениха хоть роди, да подай, а там где-нибудь и вовсе свадьба.
Но если низвержение восставшего духа в мрачную бездну и приведение в законный порядок всех
тварей соответствовало правде божией,
то оно еще не удовлетворяло любви божественной.
— Нельзя ее забыть. Еще дедушки наши об этой ухе твердили. Рыба-то, вишь, как в воде играет — а отчего? — от
того самого, что она ухи для себя не предвидит! А мы… До игры ли мне теперича, коли у меня целый караван на мели стоит? И как это господь бог к
твари — милосерд, а к человеку — немилостив?
Твари этакую легость дал, а человеку в оном отказал? Неужто
тварь больше заслужила?
Кровь Серебряного отхлынула к сердцу, и к негодованию его присоединился
тот ужас омерзения, какой производит на нас близость нечистой
твари, грозящей своим прикосновением.
Да что ж, барин, на человека и
то причина бывает, не
то что на
тварь животную.
— Зверь, барынька, и
тот богу молится! Вон, гляди, когда месяц полный, собака воеть — это с чего? А при солнышке собака вверх не видить, у ней глаз на даль поставлен, по земле, земная
тварь, — а при месяце она и вверх видить…
Если солнцу восходящу всякая
тварь радуется и всякая птица трепещет от живительного луча его,
то значит, что в самой природе всеблагой промысел установил такой закон, или, лучше сказать, предопределение, в силу которого
тварь обязывается о восходящем луче радоваться и трепетать, а о заходящем — печалиться и недоумевать.
— Ах, не
то, бабушка… Понимаешь? Господь, когда сотворил всякую
тварь и Адама… и когда посмотрел на эту
тварь и на Адама, прямо сказал: нехорошо жить человеку одному… сотворим ему жену… Так? Ну вот, я про это про самое и говорю…
Ползаешь, ползаешь перед барыней-то,
то есть хуже, кажется, всякой
твари последней; ну, и выползаешь себе льготу маленькую; сердцу-то своему отвагу и дашь.
Всякая
тварь на земле: муравей, мошка какая-нибудь — и
те трудятся; а человек должон и подавно!
— Так вот ты какими делами промышляешь! — вскричал старик задыхающимся голосом. — Мало
того, парня погубил, совратил его с пути, научил пьянствовать, втравил в распутство всякое, теперь польстился на жену его! Хочешь посрамить всю семью мою! Всех нас, как злодей, опутать хочешь!.. Вон из моего дому,
тварь ты этакая! Вон! Чтобы духу твоего здесь не было! Вон! — промолвил старик, замахиваясь кулаком.
Это была хорошо упитанная, избалованная
тварь, обожавшая Орлова за
то, что он барин, и презиравшая меня за
то, что я лакей.
— Ну, какое сравнение разговаривать, например, с ними, или с простодушным Ильею Макаровичем? — спрашивала Дора. — Это — человек, он живет, сочувствует, любит, страдает, одним словом, несет жизнь; а
те, точно кукушки, по чужим гнездам прыгают; точно ученые скворцы сверкочат: «Дай скворушке кашки!» И еще этакие-то кукушки хотят, чтобы все их слушали. Нечего сказать, хорошо бы стало на свете! Вышло бы, что ни одной
твари на земле нет глупее, как люди.
— Деньги, деньги… — задумчиво повторял он. — И на что мне, горбатому черту, столько денег? А между
тем я чувствую, что приняться за настоящую работу мне становится все труднее и труднее. Я завидую тебе, Андрей. Я два года, кроме этих
тварей, ничего не пишу… Конечно, я очень люблю их, особенно живых. Но я чувствую, как меня засасывает все глубже и глубже… А ведь я талантливее тебя, Андрей, как ты думаешь? — спросил он меня добродушным и деликатным тоном.
Конечно, и
то надобно правду сказать, природа во всех
тварях одинакова: посмотрите на матерей из всех животных, когда их детищам умышляют сделать какое зло — тут они забывают свое сложение, не помнят о своем бессилии и с остервенением кидаются на нападающих.
Советник.
Тем лучше. Ты своего не растеряешь; а это разве малое тебе счастье, что ты иметь будешь такую свекровь, которая, мне кажется, превосходит всякую
тварь своими добротами.
«Она больна, — думал он, — может быть, очень; ее измучили… О пьяная, подлая
тварь! Я теперь понимаю его!» Он торопил кучера; он надеялся на дачу, на воздух, на сад, на детей, на новую, незнакомую ей жизнь, а там, потом… Но в
том, что будет после, он уже не сомневался нисколько; там были полные, ясные надежды. Об одном только он знал совершенно: что никогда еще он не испытывал
того, что ощущает теперь, и что это останется при нем на всю его жизнь! «Вот цель, вот жизнь!» — думал он восторженно.
— Подлец и вор! Возьми деньги! Гнусная
тварь — бери, говорю… а
то я в зенки твои вобью эти пятаки, бери!
Даны часы покоя всякой
твари;
Растение и
то покой находит,
В росе купая пыльные листы!
И она мне потом часто сама говорила: «Да, я знаю, что ты негодяй; ты — грязный человек, ты развратник, ты, кроме
того, еще маленький-маленький, подленький человечишка, ты алкоголик, ты изменяешь мне с самыми низкими
тварями; ты всякой мало-мальски себя уважающей женщине должен быть омерзителен и физически и нравственно… и все-таки я люблю тебя.
Тут я, сдуру-то, не сдержавшись, рассказал, в каком я был восторге, когда, стоя тогда за дверью, слушал ее поединок, поединок невинности с
той тварью, и как наслаждался ее умом, блеском остроумия и при таком детском простодушии.