Неточные совпадения
Втроем вышли на крыльцо, в приятный лунный холод, луна богато освещала бархатный блеск жирной грязи, тусклое
стекло многочисленных луж, линию кирпичных
домов в два этажа, пестро раскрашенную церковь. Денисов сжал руку Самгина широкой, мягкой и горячей ладонью и спросил...
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному
дому; окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками, в окнах верхнего не осталось ни одного целого
стекла, над воротами дугой изгибалась ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как
дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые
стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
На пороге одной из комнаток игрушечного
дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние
стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Самгин вздохнул и поправил очки. Въехали на широкий двор; он густо зарос бурьяном, из бурьяна торчали обугленные бревна, возвышалась полуразвалившаяся печь, всюду в сорной траве блестели осколки бутылочного
стекла. Самгин вспомнил, как бабушка показала ему ее старый, полуразрушенный
дом и вот такой же двор, засоренный битыми бутылками, — вспомнил и подумал...
Ворота всех
домов тоже были заперты, а в окнах квартиры Любомудрова несколько
стекол было выбито, и на одном из окон нижнего этажа сорвана ставня. Калитку отперла Самгину нянька Аркадия, на дворе и в саду было пусто, в
доме и во флигеле тихо. Саша, заперев калитку, сказала, что доктор уехал к губернатору жаловаться.
Редакция помещалась на углу тихой Дворянской улицы и пустынного переулка, который, изгибаясь, упирался в железные ворота богадельни. Двухэтажный
дом был переломлен: одна часть его осталась на улице, другая, длиннее на два окна, пряталась в переулок.
Дом был старый, казарменного вида, без украшений по фасаду, желтая окраска его стен пропылилась, приобрела цвет недубленой кожи, солнце раскрасило
стекла окон в фиолетовые тона, и над полуслепыми окнами этого
дома неприятно было видеть золотые слова: «Наш край».
Через час, сидя в теплой, ласковой воде, он вспоминал: кричала Любаша или нет? Но вспомнил только, что она разбила
стекло в окне зеленого
дома. Вероятно, люди из этого
дома и помогли ей.
Ручной чижик, серенький с желтым, летал по комнате, точно душа
дома; садился на цветы, щипал листья, качаясь на тоненькой ветке, трепеща крыльями; испуганный осою, которая, сердито жужжа, билась о
стекло, влетал в клетку и пил воду, высоко задирая смешной носишко.
Да, было нечто явно шаржированное и кошмарное в том, как эти полоротые бородачи, обгоняя друг друга, бегут мимо деревянных домиков, разноголосо и крепко ругаясь, покрикивая на ошарашенных баб, сопровождаемые их непрерывными причитаниями, воем. Почти все окна
домов сконфуженно закрыты, и, наверное, сквозь запыленные
стекла смотрят на обезумевших людей деревни привыкшие к спокойной жизни сытенькие женщины, девицы, тихие старички и старушки.
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не глядя, скрылся в глубине двора, за углом
дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял в тени, за грудой ящиков со
стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Возвратясь в
дом, Самгин закусил, выпил две рюмки водки, прилег на диван и тотчас заснул. Разбудил его оглушительный треск грома, — в парке непрерывно сверкали молнии, в комнате, на столе все дрожало и пряталось во тьму, густой дождь хлестал в
стекла, синевато светилась посуда на столе, выл ветер и откуда-то доносился ворчливый голос Захария...
Появились пешие полицейские, но толпа быстро всосала их, разбросав по площади; в тусклых окнах
дома генерал-губернатора мелькали, двигались тени, в одном окне вспыхнул огонь, а в другом, рядом с ним, внезапно лопнуло
стекло, плюнув вниз осколками.
Тусклые
стекла бесчисленных окон вызывали странное впечатление: как будто
дома туго набиты нечистым льдом.
«Умна, — думал он, идя по теневой стороне улицы, посматривая на солнечную, где сияли и жмурились
стекла в окнах каких-то счастливых
домов. — Умна и проницательна. Спорить с нею? Бесполезно. И о чем? Сердце — термин физиологический, просторечие приписывает ему различные качества трагического и лирического характера, — она, вероятно, бессердечна в этом смысле».
Дождь иссяк, улицу заполнила сероватая мгла, посвистывали паровозы, громыхало железо, сотрясая
стекла окна, с четырехэтажного
дома убирали клетки лесов однообразно коренастые рабочие в синих блузах, в смешных колпаках — вполне такие, какими изображает их «Симплициссимус». Самгин смотрел в окно, курил и, прислушиваясь к назойливому шороху мелких мыслей, настраивался лирически.
«Страшный человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В
стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот час тысячи людей стоят так же, как он, у окошек и слушают, ждут конца. Иначе не может быть. Стоят и ждут. В
доме долгое время было непривычно тихо.
Дом как будто пошатывался от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь по железу.
Мертво, обездушенно стояли
дома, лишенные огня, лишь изредка ледяные
стекла окон скупо освещались изнутри робким блеском свеч.
И Илюша с печалью оставался
дома, лелеемый, как экзотический цветок в теплице, и так же, как последний под
стеклом, он рос медленно и вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая.
Прошло пять лет. Многое переменилось и на Выборгской стороне: пустая улица, ведущая к
дому Пшеницыной, обстроилась дачами, между которыми возвышалось длинное, каменное, казенное здание, мешавшее солнечным лучам весело бить в
стекла мирного приюта лени и спокойствия.
В
доме, принадлежащем Американской компании, которая имеет здесь свой пакгауз с товарами (больше с бумажными и другими материями и тому подобными нужными для края предметами, которыми торговля идет порядочная), комната просторная, в окнах слюда вместо
стекол: светло и, говорят, тепло.
Есть несколько
домов голландской постройки с одним и тем же некрасивым, тяжелым фронтоном и маленькими окошками, с тонким переплетом в рамах и очень мелкими
стеклами.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового
дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого
дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается на красивую колоннаду. Летом, должно быть, прохладно: солнце не ударяет в
стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде, под навесом балкона, стояла большая пушка, направленная на улицу.
Глядя на эти коралловые заборы, вы подумаете, что за ними прячутся такие же крепкие каменные домы, — ничего не бывало: там скромно стоят игрушечные домики, крытые черепицей, или бедные хижины, вроде хлевов, крытые рисовой соломой, о трех стенках из тонкого дерева, заплетенного бамбуком; четвертой стены нет: одна сторона
дома открыта; она задвигается, в случае нужды, рамой, заклеенной бумагой, за неимением
стекол; это у зажиточных
домов, а у хижин вовсе не задвигается.
Дождик шел уже ливнем и
стекал с крыш, журча, в кадушку; молния реже освещала двор и
дом. Нехлюдов вернулся в горницу, разделся и лег в постель не без опасения о клопах, присутствие которых заставляли подозревать оторванные грязные бумажки стен.
Дом представлял из себя великолепную развалину: карнизы обвалились, крыша проржавела и отстала во многих местах от стропил целыми полосами; массивные колонны давно облупились, и сквозь отставшую штукатурку выглядывали обсыпавшиеся кирпичи; половина
дома стояла незанятой и печально смотрела своими почерневшими окнами без рам и
стекол.
Он слишком хорошо понял, что приказание переезжать, вслух и с таким показным криком, дано было «в увлечении», так сказать даже для красоты, — вроде как раскутившийся недавно в их же городке мещанин, на своих собственных именинах, и при гостях, рассердясь на то, что ему не дают больше водки, вдруг начал бить свою же собственную посуду, рвать свое и женино платье, разбивать свою мебель и, наконец,
стекла в
доме и все опять-таки для красы; и все в том же роде, конечно, случилось теперь и с папашей.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь
дом. Красный дым вился над кровлею.
Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
Татьяна даже не хотела переселиться к нам в
дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью на плечах, она становилась в толпе, возле окна, — ее строгий профиль четко вырезывался на прозрачном
стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя увез меня, Асе было всего два года, а на девятом году она лишилась матери.
Зато всякий раз, когда мне случалось быть в саду, я нарочно ходил взад и вперед вдоль фасада
дома, замедлял шаги перед окном заповедной каморки и вглядывался в затканные паутиной
стекла, скрывавшие от меня ее внутренность.
Тихо отошел он от пруда и взглянул на
дом: мрачные ставни были открыты;
стекла сияли при месяце.
В 1905 году он был занят революционерами, обстреливавшими отсюда сперва полицию и жандармов, а потом войска. Долго не могли взять его. Наконец, поздно ночью подошел большой отряд с пушкой. Предполагалось громить
дом гранатами. В трактире ярко горели огни. Войска окружили
дом, приготовились стрелять, но парадная дверь оказалась незаперта. Разбив из винтовки несколько
стекол, решили штурмовать. Нашелся один смельчак, который вошел и через минуту вернулся.
Кузнецкий мост через Петровку упирается в широкий раструб узкого Кузнецкого переулка. На половине раструба стоял небольшой старый деревянный флигель с антресолями, окрашенный охрой. Такие
дома оставались только на окраинах столицы. Здесь же, в окружении каменных
домов с зеркальными
стеклами, кондитерской Трамбле и огромного Солодовниковского пассажа, этот
дом бросался в глаза своей старомодностью.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и
дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего
дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные
стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
Я вскочил и подбежал к окну. По
стеклам струились дождевые капли, мелкий дождь с туманом заволакивал пустырь, дальние
дома едва виднелись неопределенной полосой, и весь свет казался затянутым этой густой слякотной мглою, в которую погрузился мой взрослый друг… Навсегда!
Трудно сказать, что могло бы из этого выйти, если бы Перетяткевичи успели выработать и предложить какой-нибудь определенный план: идти толпой к генерал — губернатору, пустить камнями в окна исправницкого
дома… Может быть, и ничего бы не случилось, и мы разбрелись бы по
домам, унося в молодых душах ядовитое сознание бессилия и ненависти. И только, быть может, ночью забренчали бы
стекла в генерал — губернаторской комнате, давая повод к репрессиям против крамольной гимназии…
И вспоминал, у кого в городе есть подходящие невесты. Бабушка помалкивала, выпивая чашку за чашкой; я сидел у окна, глядя, как рдеет над городом вечерняя заря и красно́ сверкают
стекла в окнах
домов, — дедушка запретил мне гулять по двору и саду за какую-то провинность.
В
доме Бетленга жили шумно и весело, в нем было много красивых барынь, к ним ходили офицеры, студенты, всегда там смеялись, кричали и пели, играла музыка. И самое лицо
дома было веселое,
стекла окон блестели ясно, зелень цветов за ними была разнообразно ярка. Дедушка не любил этот
дом.
Каждую пятницу Цыганок запрягал в широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок, тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал на базар покупать провизию. Иногда он не возвращался долго. Все в
доме беспокоились, подходили к окнам и, протаивая дыханием лед на
стеклах, заглядывали на улицу.
Я вскочил с постели, вышиб ногами и плечами обе рамы окна и выкинулся на двор, в сугроб снега. В тот вечер у матери были гости, никто не слыхал, как я бил
стекла и ломал рамы, мне пришлось пролежать в снегу довольно долго. Я ничего не сломал себе, только вывихнул руку из плеча да сильно изрезался
стеклами, но у меня отнялись ноги, и месяца три я лежал, совершенно не владея ими; лежал и слушал, как всё более шумно живет
дом, как часто там, внизу, хлопают двери, как много ходит людей.
В прошедшем году осенью, во время объезда поселений Корсаковского округа, мне приходилось видеть
дома, ожидающие
стекол, гвоздей и железа к задвижкам в печах, ныне я тоже застал эти
дома в подобном ожидании» (приказ № 318, 1889 г.).
Город О… мало изменился в течение этих восьми лет; но
дом Марьи Дмитриевны как будто помолодел: его недавно выкрашенные стены белели приветно и
стекла раскрытых окон румянились и блестели на заходившем солнце; из этих окон неслись на улицу радостные легкие звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха; весь
дом, казалось, кипел жизнью и переливался весельем через край.
Еще выше надо всем этим возвышался выступавший из крыши фронтон с одним полукруглым окном, в котором хотя и держалась дубовая рама с остатками разбитых зеленоватых
стекол, но теперь единственное противодействие ветрам и непогодам представляла снова часто повторяющаяся с уличной стороны этого
дома железная решетка.
В
Доме царствовала невозмутимая тишина, и в темных
стеклах окон только играл бледный месяц.
Розанов, подойдя к калитке этого
дома, поискал звонка, но никакого признака звонка не было. Доктор отошел немного в сторону и посмотрел в окно верхнего этажа. Сквозь давно не мытые
стекла на некоторых окнах видны были какие-то узлы и подушки, а на одном можно было отличить две женские фигуры, сидевшие спиною к улице.
По низу, почти над самым тротуаром, в
доме было прорезано девять узких параллелограммов без
стекол, но с крепкими железными решетками, скрепленными кольчатою вязью.
Во всех
домах были разбиты
стекла и искрошены рояли.
Налево виднелась необозримая водяная поверхность, чистая и гладкая, как
стекло, а прямо против нашего
дома вся она была точно усеяна иногда верхушками дерев, а иногда до половины затопленными огромными дубами, вязами и осокорями, вышина которых только тогда вполне обозначилась; они были похожи на маленькие, как будто плавающие островки.
Для помощи во всем этом, разумеется, призвана была и m-lle Прыхина, которая сейчас же принялась помогать самым энергическим образом и так расходилась при этом случае, что для украшения бала перечистила даже все образа в
доме Захаревских, и, уча горничных, как надо мыть только что выставленные окна, она сама вскочила на подоконник и начала протирать
стекла и так при этом далеко выставилась на улицу, что один проходящий мужик даже заметил ей...
Читатели, как видно из слов Живина: «…раскуси, что там написано», — придавали стихотворению аллегорическое значение, разумея под «старым
домом» Россию, под «недовольным стариком» — Николая I. «…как сказал Гоголь, «…равно чудны
стекла…» — неточная цитата из VII главы первой части «Мертвых душ»: «…равно чудны
стекла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых…»] и раскуси, что там написано.