Неточные совпадения
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным
страстям господина?
Потомок татар,
как коня, выводил
На рынок раба-славянина...
Г-жа Простакова. Ах,
какая страсть, Адам Адамыч! Он же и так вчера небережно поужинал.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел
как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию.
Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
"Водка, — говорилось в том указе, — не токмо не вселяет веселонравия,
как многие полагают, но, при довольном употреблении, даже отклоняет от оного и порождает
страсть к убивству.
Как нарочно, это случилось в ту самую пору, когда
страсть к законодательству приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами,
как никогда не кипели сказочные реки млеком и медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта.
— А
как я вспоминаю ваши насмешки! — продолжала княгиня Бетси, находившая особенное удовольствие в следовании за успехом этой
страсти. — Куда это все делось! Вы пойманы, мой милый.
— По
страсти?
Какие у вас антидилювиальные мысли! Кто нынче говорит про
страсти? — сказала жена посланника.
— Да, но зато,
как часто счастье браков по рассудку разлетается
как пыль именно оттого, что появляется та самая
страсть, которую не признавали, — сказал Вронский.
— Ах, что говорить! — сказала графиня, махнув рукой. — Ужасное время! Нет,
как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за
страсти какие-то отчаянные! Это всё что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей — своего мужа и моего несчастного сына.
— Ты во многом переменился с тех пор,
как женился, и к лучшему, — сказал Сергей Иванович, улыбаясь Кити и, очевидно, мало интересуясь начатым разговором, — но остался верен своей
страсти защищать самые парадоксальные темы.
Не нравилось ей тоже то, что по всему, что она узнала про эту связь, это не была та блестящая, грациозная светская связь,
какую она бы одобрила, но какая-то Вертеровская, отчаянная
страсть,
как ей рассказывали, которая могла вовлечь его в глупости.
Алексей Александрович ждал, что
страсть эта пройдет,
как и всё проходит, что все про это забудут, и имя его останется неопозоренным.
И с озлоблением,
как будто со
страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи.
— Вы всё, кажется, делаете со
страстью, — сказала она улыбаясь. — Мне так хочется посмотреть,
как вы катаетесь. Надевайте же коньки, и давайте кататься вместе.
Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками
страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден
как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений — лучший свет жизни.
Как быть! кисейный рукав слабая защита, и электрическая искра пробежала из моей руки в ее руку; все почти
страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют, располагают ее сердце к принятию священного огня, а все-таки первое прикосновение решает дело.
Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием
страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное,
как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?
И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их
страсти и надежды давно угасли вместе с ними,
как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником!
Воздух чист и свеж,
как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё — чего бы, кажется, больше? — зачем тут
страсти, желания, сожаления?..
Грушницкий не вынес этого удара;
как все мальчики, он имеет претензию быть стариком; он думает, что на его лице глубокие следы
страстей заменяют отпечаток лет. Он на меня бросил бешеный взгляд, топнул ногою и отошел прочь.
В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской
страсти, но она,
как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью,
как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты.
Страсти не что иное,
как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря.
Грушницкого
страсть была декламировать: он закидывал вас словами,
как скоро разговор выходил из круга обыкновенных понятий; спорить с ним я никогда не мог.
— Святители,
какие страсти! Да не нужно ли чем потереть спину?
Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парид [Так в рукописи. Следует: Парис.] вместе: стройное сложение, картинный рост, свежесть — все было собрано в нем. Приятная усмешка с легким выраженьем иронии
как бы еще усиливала его красоту. Но, несмотря на все это, было в нем что-то неоживленное и сонное.
Страсти, печали и потрясения не навели морщины на девственное, свежее его лицо, но с тем вместе и не оживили его.
Кроме
страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так,
как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
— С нами крестная сила!
Какие ты
страсти говоришь! — проговорила старуха, крестясь.
Бесчисленны,
как морские пески, человеческие
страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и
страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Я плачу… если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор,
То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной
страстиИ этим письмам и слезам.
К моим младенческим мечтам
Тогда имели вы хоть жалость,
Хоть уважение к летам…
А нынче! — что к моим ногам
Вас привело?
какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?
Свой слог на важный лад настроя,
Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец.
Он одарял предмет любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Душой чувствительной, умом
И привлекательным лицом.
Питая жар чистейшей
страсти,
Всегда восторженный герой
Готов был жертвовать собой,
И при конце последней части
Всегда наказан был порок,
Добру достойный был венок.
Так точно думал мой Евгений.
Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных
страстей.
Привычкой жизни избалован,
Одним на время очарован,
Разочарованный другим,
Желаньем медленно томим,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот
как убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет.
Высокой
страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде
страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая дает
И пышный цвет, и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален
страсти мертвой след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь!..
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни
страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы…
как ножки их.
И в одиночестве жестоком
Сильнее
страсть ее горит,
И об Онегине далеком
Ей сердце громче говорит.
Она его не будет видеть;
Она должна в нем ненавидеть
Убийцу брата своего;
Поэт погиб… но уж его
Никто не помнит, уж другому
Его невеста отдалась.
Поэта память пронеслась,
Как дым по небу голубому,
О нем два сердца, может быть,
Еще грустят… На что грустить?..
И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И
как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь
как на обряд
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни
страстей.
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
Когда б он знал,
какая рана
Моей Татьяны сердце жгла!
Когда бы ведала Татьяна,
Когда бы знать она могла,
Что завтра Ленский и Евгений
Заспорят о могильной сени;
Ах, может быть, ее любовь
Друзей соединила б вновь!
Но этой
страсти и случайно
Еще никто не открывал.
Онегин обо всем молчал;
Татьяна изнывала тайно;
Одна бы няня знать могла,
Да недогадлива была.
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв
страстейТак не терзал души моей!
Она с жаром, с
страстью, с слезами,
как степная чайка, вилась над детьми своими.
Изо ста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда не составится доказательства, ведь вот
как одна английская пословица говорит, да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со
страстями попробуйте справиться, потому и следователь человек-с.
Вот до
какой силы доходит у иных девушек
страсть к пропаганде!
После долгих слез состоялся между нами такого рода изустный контракт: первое, я никогда не оставлю Марфу Петровну и всегда пребуду ее мужем; второе, без ее позволения не отлучусь никуда; третье, постоянной любовницы не заведу никогда; четвертое, за это Марфа Петровна позволяет мне приглянуть иногда на сенных девушек, но не иначе
как с ее секретного ведома; пятое, боже сохрани меня полюбить женщину из нашего сословия; шестое, если на случай, чего боже сохрани, меня посетит какая-нибудь
страсть, большая и серьезная, то я должен открыться Марфе Петровне.
— Ах, Петр Андреич! — сказала она, сплеснув руками. —
Какой денек!
какие страсти!..
Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель,
как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной
страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»
—
Как тебе не стыдно, Евгений… Что было, то прошло. Ну да, я готов вот перед ними признаться, имел я эту
страсть в молодости — точно; да и поплатился же я за нее! Однако,
как жарко. Позвольте подсесть к вам. Ведь я не мешаю?
— Иди, иди, — не бойся! — говорил он, дергая руку женщины, хотя она шла так же быстро,
как сам он. — Вот, братья-сестры, вот — новенькая! — бросал он направо и налево шипящие, горячие слова. — Мученица плоти, ох
какая! Вот — она расскажет
страсти, до чего доводит нас плоть, игрушка диаволова…
— Идем в Валгаллу, так называю я «Волгу», ибо кабак есть русская Валгалла, иде же упокояются наши герои, а также люди, изнуренные пагубными
страстями. Вас, юноша,
какие страсти обуревают?