Неточные совпадения
— А! так ты не можешь,
подлец! когда увидел, что не твоя берет, так и не можешь! Бейте его! — кричал он исступленно, обратившись к Порфирию и Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук. Чичиков
стал бледен как полотно. Он хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.
Кто же он?
стало быть,
подлец?
Об отношениях своих к Грушеньке, прежних и теперешних, пан Муссялович
стал было заявлять горячо и гордо, так что Митя сразу вышел из себя и закричал, что не позволит «
подлецу» при себе так говорить.
Подробнее на этот раз ничего не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то средства, чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне — иначе «я карманный вор, я
подлец, а новую жизнь я не хочу начинать
подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне во что бы то ни
стало и прежде всего.
На другой день прихожу к ней и приношу эту половину: «Катя, возьми от меня, мерзавца и легкомысленного
подлеца, эту половину, потому что половину я прокутил, прокучу,
стало быть, и эту, так чтобы от греха долой!» Ну как в таком случае?
— Признаю себя виновным в пьянстве и разврате, — воскликнул он каким-то опять-таки неожиданным, почти исступленным голосом, — в лени и в дебоширстве. Хотел
стать навеки честным человеком именно в ту секунду, когда подсекла судьба! Но в смерти старика, врага моего и отца, — не виновен! Но в ограблении его — нет, нет, не виновен, да и не могу быть виновным: Дмитрий Карамазов
подлец, но не вор!
— Матушка! ведь вас никто не просит мешаться! — произнес Григорий Григорьевич. — Будьте уверены, что гость сам знает, что ему взять! Иван Федорович, возьмите крылышко, вон другое, с пупком! Да что ж вы так мало взяли? Возьмите стегнушко! Ты что разинул рот с блюдом? Проси!
Становись,
подлец, на колени! Говори сейчас: «Иван Федорович, возьмите стегнушко!»
Иду я домой во слезах — вдруг встречу мне этот человек, да и говорит,
подлец: «Я, говорит, добрый, судьбе мешать не
стану, только ты, Акулина Ивановна, дай мне за это полсотни рублей!» А у меня денег нет, я их не любила, не копила, вот я, сдуру, и скажи ему: «Нет у меня денег и не дам!» — «Ты, говорит, обещай!» — «Как это — обещать, а где я их после-то возьму?» — «Ну, говорит, али трудно у богатого мужа украсть?» Мне бы, дурехе, поговорить с ним, задержать его, а я плюнула в рожу-то ему да и пошла себе!
— Ах, варвары!.. А кто
станет отвечать, ежели вы,
подлецы, шахту опустите!..
Ольга Александровна тоже
стала этому удивляться, и дома опять началась старая песня, затевавшаяся по поводу тяжелых стульев-«убоищ» и оканчивавшаяся тем, как добрые люди «женам все доставляют, а есть и
подлецы, которые…» Выходило обыкновенно, что все
подлецы всегда живут именно так, как живет Розанов.
— Уйдешь ли ты в баню, мерзавец! — крикнула наконец Марья Петровна, но таким голосом, что Сенечке
стало страшно. И долго потом волновалась Марья Петровна, и долго разговаривала о чем-то сама с собой, и все повторяла:"Лишу! ну, как бог свят лишу я этого
подлеца наследства! и перед богом не отвечу!"С своей стороны, Сенечка хоть и пошел в баню, но не столько мылся в ней, сколько размышлял:"Господи, да отчего же я всем угодил, всем заслужил, только маменьке Марье Петровне ничем угодить и заслужить не могу!"
«Тьфу вы,
подлецы!» — думаю я себе и от них отвернулся и говорить не
стал, и только порешил себе в своей голове, что лучше уже умру, а не
стану, мол, по вашему совету раскорякою на щиколотках ходить; но потом полежал-полежал, — скука смертная одолела, и
стал прионоравливаться и мало-помалу пошел на щиколотках ковылять. Но только они надо мной через это нимало не смеялись, а еще говорили...
— Вы скорее бы захотели
стать опять несчастным, чем
подлецом?
— Наконец-то догадался. Неужели вы до сих пор не понимали, Кириллов, с вашим умом, что все одни и те же, что нет ни лучше, ни хуже, а только умнее и глупее, и что если все
подлецы (что, впрочем, вздор), то,
стало быть, и не должно быть неподлеца?
— Oh, mon Dieu, mon Dieu! — воскликнул Ченцов. — Скажу я Катерине Петровне!.. Когда мне и разговаривать-то с ней о чем бы ни было противно, и вы, может быть, даже слышали, что я женился на ней вовсе не по любви, а продал ей себя, и
стану я с ней откровенничать когда-нибудь!.. Если бы что-либо подобное случилось, так я предоставляю вам право ударить меня в лицо и сказать: вы
подлец! А этого мне — смею вас заверить — никогда еще никто не говорил!.. Итак, вашу руку!..
— Затем, что он
подлец! Он нас кормил сначала плохо, но потом вдруг
стал кормить курицами в супе…
Разве не видишь,
подлец, что перед зерцалом [Зерцало — эмблема правосудия в виде трехгранной призмы с указами Петра I о соблюдении законов, устанавливавшаяся в судебных учреждениях.] сидишь!» Ну, тут, уж и пошло по-другому; по-новому
стали судить, да за все вместе и присудили: четыре тысячи, да сюда в особое отделение.
— Да, боярин, я грудью
стану за друга и недруга, если он молодец и смело идет на неравный бой; а не заступлюсь за труса и
подлеца, каков пан Копычинский, хотя б он был родным моим братом.
— В Нижнем, с татарином играл. Прикинулся,
подлец, неумелым. Деньжат у меня ни-ни. Думал — наверное выиграю, как и всегда, а тут вышло иначе. Три красных
стало за мной, да за партии четыре с полтиной. Татарин положил кий: дошлите, говорит, деньги! Так и так, говорю, повремените: я, мол, такой-то. Назвал себя. А татарин-то себя назвал: а я, говорит, Садык… И руки у меня опустились…
Стало быть, каким был бы гениальным
подлецом, если бы еще усвоил культуру, гуманитарные науки!
Надеются,
подлецы, —
стало быть, важные показания дали! — я несколько дрогнул и изменился в лице.
— Достаточно и этих
подлецов… Никуда не годен человек, — ну и валяй на сплав! У нас все уйдет. Нам ведь с них не воду пить. Нынче по заводам, с печами Сименса […с печами Сименса. — Сименс Фридрих, немецкий инженер, усовершенствовал процесс варки
стали.] да разными машинами, все меньше и меньше народу нужно — вот и бредут к нам. Все же хоть из-за хлеба на воду заработает.
— Да как же не стоит? Вы же и есть самое главное. Дело — вздор. Вы же, того-этого, и есть дело. Ведь если из бельэтажа посмотреть, то что я вам предлагаю? Идти в лес,
стать, того-этого, разбойником, убивать, жечь, грабить, — от такой, избави Бог, программы за версту сумасшедшим домом несет, ежели не хуже. А разве я сумасшедший или
подлец?
Когда же я
стал называть себя
подлецом и мерзавцем и полились мои слезы (я проговорил всю эту тираду со слезами), все лицо ее передернулось какой-то судорогой.
Отворил окно, поманил пальцем… Жили у нас во дворе, во флигелечке, два брата — бомбардиры отставные, здоровенные,
подлецы, усищи у каждого по аршину, морды красные… Сапожничали: где починить, где подметку подкинуть, где и новую пару сшить, а более насчет пьянства. Вошли в комнату,
стали у косяков, только усами водят, как тараканы: не перепадет ли? Отец подносит по рюмочке.
Хожу я, и его,
подлеца, с собою вожу, и совсем уж у нас дело
стало на мази.
Ваничка. Не знаю; кажется, хорошо-с! Этта вот зайца так важно поддел; гоны четверы был от меня, так и срезал: все четыре лапки отшиб! Дичи нынче около нас очень мало стало-с! Полушубинские ребята всю перевели: им барин каждый месяц по фунту пороху выдает, чтобы только стреляли, даже в наше болото заходят: всех уток,
подлецы, расшугали, — теперь ни одной нет!
Но Власич не из тех, которые дерутся на дуэли; от
подлеца же и пощечины он
станет только несчастнее и глубже уйдет в самого себя.
— А теперь вот и за одну лошадь, смотрите, останется ли? Вспомните мое слово:
станут нам дальше и четвертую лошадь припрягать. Такой
подлец народ
стал, такой
подлец — и сказать вам не могу. Этто чтобы служащему человеку сколько-нибудь уважить — никогда!
Пишет мне эта тетка разные выговоры, или просто, так сказать, называет прямо
подлецом, и что, если-де я так желаю себя вести, так она и принимать меня не
станет, и что Палагея Ивановна от горести даже больна очень сделалась.
Стало быть, пошляки и
подлецы уж никоим образом не могли быть допущены в круг коммунистического знакомства, а со своими людьми, «с нашими », чиниться нечего: тут вся душа нараспашку.
Слова: «ассоциация, труд, капитал, разделение труда, индифферентизм, дело, подлость,
подлецы, правомерность, целесообразность, коммунизм, прогрессизм, социализм, позитивизм, реализм» и т. п. каскадом лились с языка Лидиньки, которая с переездом в Петербург, как заметила теперь Стрешнева,
стала еще бойче и в известном направлении полированнее.
— Ну, вот, этот самый Барабанов, как услыхал, что Егорка хвастает, и говорит — тоже упрямый человек был: «Посмотрим, кто кого; я, говорит, его,
подлеца, исправлю, я, говорит, и не таких покорял…» И
стал он с этого самого дня Кирюшкина вовсе изводить… Каждый день при себе драл на баке как Сидорову козу.
— Ты как же смеешь,
подлец, не починять дорогу? —
стал он кричать плачущим голосом. — По ней проехать нельзя, шеи ломают, губернатор пишет, исправник пишет, я выхожу у всех виноват, а ты, мерзавец, язви твою душу, анафема, окаянная твоя рожа, — что смотришь? А? Гадина ты этакая! Чтоб завтра же была починена дорога! Завтра буду ехать назад, и если увижу, что дорога не починена, то я тебе рожу раскровеню, искалечу разбойника! Пош-шел вон!
У него жених тоже упорствовать
стал, в приданом заметил что-то как будто не то, так он, Клякин-то, завел его в кладовую, заперся, вынул, знаете ли, из кармана большой револьвер с пулями, как следует заряженный, и говорит: «Побожись, говорит, перед образом, что женишься, а то, говорит, убью сию минуту,
подлец этакой.
Держись, пожалуйста, умней, мой благородный вождь, иначе ты будешь свешен и смерян здесь в одну неделю, и тебя даже
подлецом не назовут, а просто нарядят в шуты и будут вышучивать! а тогда уж и я не
стану тебя утешать, а скажу тебе: выпроси, друг Иосаф Платоныч, у кого-нибудь сахарную веревочку и подвесся минут на десять.
Подлец будет вам напевать, что вы красавица и умница, что у вас во лбу звезда, а под косой месяц, а я вам говорю: вы не умны, да-с; и вы сделали одну ошибку,
став не из-за чего в холодные и натянутые отношения к вашему мужу, которого я признаю большим чудаком, но прекрасным человеком, а теперь делаете другую, когда продолжаете эту бескровную войну не тем оружием, которым способны наилучше владеть ваши войска.
— Так прошу же тебя, доверши мне твои услуги: съезди еще раз на твоих рысаках к ним, к этим
подлецам, пока они не уехали на своих рысаках на пуант любоваться солнцем, и скажи им, что дело не подается ни на шаг, что они могут делать со мной, что им угодно: могут сажать меня в долговую тюрьму, в рабочий дом, словом, куда только могут, но я не припишу на себя более ни одной лишней копейки долга; я не
стану себя застраховывать, потому что не хочу делать мою кончину выгодною для моих злодеев, и уж наверное (он понизил голос и, весь побагровев, прохрипел)… и уж наверное никогда не коснуся собственности моей сестры, моей бедной Лары, которой я обещался матери моей быть опорой и от которой сам удалил себя, благодаря… благодаря… окутавшей меня подтасованной разбойничьей шайке…
Андрей Иванович просидел у Барсукова часа два. Он высказал все, что собирался высказать. Барсуков
стал ему возражать, в спор вмешался и Щепотьев. Щепотьев был умнее и развитее Барсукова, говорил резко и убедительно. Но Андрей Иванович не сдавался, он мало даже слушал возражения, а с упорною, сосредоточенною злобою продолжал доказывать, что все люди
подлецы и все ерунда.
— Ну да! У
подлецов завсегда есть деньги… А зачем ты боишься людей?
Стало быть, есть! Вот взять бы, да и ограбить тебя на зло, чтоб ты понимал!..
— Ах,
подлецы! Чего они толкутся?.. Да идите вы, сукины дети (так-то вас и так-то)! Чего
стали?.. Эй, ты! Куда ящик с патронами несешь? Сюда с патронами!
Подлецы становятся магнатами, преступники делаются героями!
Страшно подумать, что для них не будет наказания. Не должно быть в жизни того, чтобы
подлец торжествовал, это недопустимо, тогда теряется всякое уважение к добру, тогда нет справедливости, тогда вся жизнь
становится ненужной. Вот на кого надо идти войной, на мерзавцев, а не колотить друг друга без разбору только потому, что один называется немцем, а другой французом. Человек я кроткий, но объяви такую войну, так и я взял бы ружье и — честное слово! без малейшей жалости и колебания жарил бы прямо в лоб!
Я
стал и прислонился, а он,
подлец, вдруг как хватит меня сзади шилом, так сквозь ухо к притолке и пришпилил…
Тут в публике все мне захлопали, як бы я был самый Щепкин, а председатель велел публику выгонять, и меня вывели, и как я только всеред людей вышел, то со всех сторон услыхал обо мне очень разное: одни говорили: «Вот сей болван и
подлец!» И в тот же день я
стал вдруг на весь город известный, и даже когда пришел на конный базар, то уже и там меня знали и друг дружке сказывали: «Вот сей
подлец», а другие в гостинице за столом меня поздравляли и желали за мое здоровье пить, и я так непристойно напился с неизвестными людьми, що бог знае в какое место попал и даже
стал танцевать с дiвчатами.