Неточные совпадения
Захар
умер бы вместо барина, считая это своим неизбежным и природным долгом, и даже не считая ничем, а просто бросился бы на смерть, точно так же, как
собака, которая при встрече с зверем в лесу бросается на него, не рассуждая, отчего должна броситься она, а не ее господин.
Старинный Калеб
умрет скорее, как отлично выдрессированная охотничья
собака, над съестным, которое ему поручат, нежели тронет; а этот так и выглядывает, как бы съесть и выпить и то, чего не поручают; тот заботился только о том, чтоб барин кушал больше, и тосковал, когда он не кушает; а этот тоскует, когда барин съедает дотла все, что ни положит на тарелку.
Позвольте-с: у меня был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и мясом
собак, когда дети бедных будут
умирать с голоду; а когда им топить будет нечем, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена не даст.
Штабс-капитан стремительно кинулся через сени в избу к хозяевам, где варилось и штабс-капитанское кушанье. Коля же, чтобы не терять драгоценного времени, отчаянно спеша, крикнул Перезвону: «
Умри!» И тот вдруг завертелся, лег на спину и замер неподвижно всеми четырьмя своими лапками вверх. Мальчики смеялись, Илюша смотрел с прежнею страдальческою своею улыбкой, но всех больше понравилось, что
умер Перезвон, «маменьке». Она расхохоталась на
собаку и принялась щелкать пальцами и звать...
Около горы Бомыдинза, с правой стороны Бикина, мы нашли одну пустую удэгейскую юрту. Из осмотра ее Дерсу выяснил, почему люди покинули жилище, — черт мешал им жить и строил разные козни: кто-то
умер, кто-то сломал ногу, приходил тигр и таскал
собак. Мы воспользовались этой юртой и весьма удобно расположились в ней на ночлег.
Бывало, подойду к болоту, скажу: шарш! как искать не станет, так хоть с дюжиной
собак пройди — шалишь, ничего не найдешь! а как станет — просто рада
умереть на месте!..
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою
собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как
умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Только истинные охотники могут оценить всю прелесть этой картины, когда
собака, беспрестанно останавливаясь, подойдет, наконец, вплоть к самому вальдшнепу, поднимет ногу и, дрожа, как в лихорадке, устремив страстные, очарованные, как будто позеленевшие глаза на то место, где сидит птица, станет иссеченным из камня истуканом,
умрет на месте, как выражаются охотники.
Стрельба выходила славная и добычливая: куропатки вылетали из соломы поодиночке, редко в паре и очень близко, из-под самых ног: тут надобно было иногда или послать
собаку в солому, или взворачивать ее самому ногами. было бить их рябчиковою дробью, даже 7-м и 8-м нумером, чего уже никак нельзя сделать на обыкновенном неблизком расстоянии, ибо куропатки, особенно старые, крепче к ружью многих птиц, превосходящих их своею величиною, и уступают в этом только тетереву; на сорок пять шагов или пятнадцать сажен, если не переломишь крыла, куропатку не добудешь, то есть не убьешь наповал рябчиковой дробью; она будет сильно ранена, но унесет дробь и улетит из виду вон: может быть, она после и
умрет, но это будет хуже промаха — пропадет даром.
Собака же, покрутившись раза два или три на одном месте, угрюмо укладывалась у ног его, втыкала свою морду между его сапогами, глубоко вздыхала и, вытянувшись во всю свою длину на полу, тоже оставалась неподвижною на весь вечер, точно
умирала на это время.
Такие люди иногда встречаются: живут, служат, работают, женятся,
умирают, от их присутствия остается такое же смутное впечатление, как от пробежавшей мимо
собаки.
Он
умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын,
собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
Ченцов в последнее время чрезвычайно пристрастился к ружейной охоте, на которую ходил один-одинешенек в сопровождении только своей лягавой
собаки. Катрин несколько раз и со слезами на глазах упрашивала его не делать этого, говоря, что она
умирает со страху от мысли, что он по целым дням бродит в лесу, где может заблудиться или встретить медведя, волка…
Отвечала не спеша, но и не задумываясь, тотчас же вслед за вопросом, а казалось, что все слова её с трудом проходят сквозь одну какую-то густую мысль и обесцвечиваются ею. Так, говоря как бы не о себе, однотонно и тускло, она рассказала, что её отец, сторож при казённой палате, велел ей, семнадцатилетней девице, выйти замуж за чиновника, одного из своих начальников; муж вскоре после свадьбы начал пить и
умер в одночасье на улице, испугавшись
собаки, которая бросилась на него.
— Ну, и Семен-то Иванович, роля очень хороша! Прекрасно! Старый грешник, бога б побоялся; да и он-то масонишка такой же, однокорытнику и помогает, да ведь, чай, какие берет с него денежки? За что? Чтоб погубить женщину. И на что, скажите, Анна Якимовна, на что этому скареду деньги? Один, как перст, ни ближних, никого; нищему копейки не подаст; алчность проклятая! Иуда Искариотский! И куда?
Умрет, как
собака, в казну возьмут!
Дядя
умер, не оставив ему чем голодную
собаку из-под стола выманить: все пошло, по обещанию, на построение божьего храма.
— Человек вот был тоже, а
умер хуже
собаки!..
Тут я вспомнил все… холодные коридоры… пустые, масляной краской выкрашенные стены… и я ползу, как
собака с перебитой ногой… чего-то жду… Чего? Горячей ванны?.. Укольчика в 0,005 морфия? Дозы, от которой, правда, не
умирают… но только… а вся тоска остается, лежит бременем, как и лежала… Пустые ночи, рубашку, которую я изорвал на себе, умоляя, чтобы меня выпустили?..
И вот я в полутатарском городе, в тесной квартирке одноэтажного дома. Домик одиноко торчал на пригорке, в конце узкой, бедной улицы, одна из его стен выходила на пустырь пожарища, на пустыре густо разрослись сорные травы; в зарослях полыни, репейника и конского щавеля, в кустах бузины возвышались развалины кирпичного здания, под развалинами — обширный подвал, в нем жили и
умирали бездомные
собаки. Очень памятен мне этот подвал, один из моих университетов.
Только она одна почему-то обязана, как старуха, сидеть за этими письмами, делать на них пометки, писать ответы, потом весь вечер до полуночи ничего не делать и ждать, когда захочется спать, а завтра весь день будут ее поздравлять и просить у ней, а послезавтра на заводе непременно случится какой-нибудь скандал, — побьют кого, или кто-нибудь
умрет от водки, и ее почему-то будет мучить совесть; а после праздников Назарыч уволит за прогул человек двадцать, и все эти двадцать будут без шапок жаться около ее крыльца, и ей будет совестно выйти к ним, и их прогонят, как
собак.
Молодые
собаки, для практики которых осужден был
умереть провинившийся Сганарель, были в огромном числе и все вели себя крайне самонадеянно, обнаруживая пылкое нетерпение и недостаток выдержки.
Ваничка. Нет, какое-с! Он все так прокуратит. Как приехали мы в первый-то день-с, так притворился, что
умирает… Меня маменька даже за попом было послала, я прихожу назад, а дедушка сидит да ест; целую почесть индейку оплел… Я было, Надежда Ивановна, вам уток настрелял, да проклятые
собаки и сожрали их. У нас ведь их никогда не кормят, все, чтоб сами промышляли, — вот они этак и промышляют.
— Ox, ox,
умираю! — проговорила она, тоскливо разводя руками. — Опять, опять эта
собака!.. Ох, пошлите за доктором. Они меня убить хотят…
Собака, опять
собака! Ox, — и она закинула голову назад, что должно было означать обморок.
Вот твой конец мира! Где-то грызутся
собаки, или женщины сплетничают и визжат! Ты мечтаешь о последнем дне! Рядом с тобой будут трудиться, голодать,
умирать, — а ты только к вечеру очнешься от бреда.
— Ладно, ладно. А вы — пометом. Доктора — у них сейчас рвать, щеку резать. Одному так-то вот вырвали, Федору орешневскому, а он возьми да и
умри. Это вас еще когда не было. У него тоже
собака выла во дворе.
— Лю-юбила! То-то, в утешение тебе и смерть такую выбрала. Жестокую, позорную смерть.
Умерла на песке, в грязи… как с-собака, которую ногами в морду тыкают.
— Тоже пр-рохвост, — утвердительно ответил Данков, и на лице его выразилась страшное подобие улыбки. — Все пррохвосты. А она дурра. Оставили
умирать, как
собаку. Ступай вон! Слышишь?
Я ездил везде по округе и спрашивал про Бульку, но не мог узнать, куда он делся и как он издох. Если бы он бегал и кусал, как делают бешеные
собаки, то я бы услыхал про него. А верно, он забежал куда-нибудь в глушь и один
умер там. Охотники говорят, что когда с умной
собакой сделается стечка, то она убегает в поля или леса и там ищет травы, какой ей нужно, вываливается по росам и сама лечится. Видно, Булька не мог вылечиться. Он не вернулся и пропал.
Сошлись раз зайцы и стали плакаться на свою жизнь: «И от людей, и от
собак, и от орлов, и от прочих зверей погибаем. Уж лучше раз
умереть, чем в страхе жить и мучиться. Давайте утопимся!»
Года два он прожил там со мною, мой милый, единственный друг… И вот однажды его укусила бешеная
собака… Я всеми силами старалась спасти его… И не могла… Он
умер, и начальница нашего пансиона, очень жалевшая меня, приказала сделать с него чучело и подарила его мне… моего бедного мертвого Мурку… Но мертвый не может заменить живого… А я так привязалась к нему! Ведь он был единственным существом в мире, которое меня любило! — глухо закончила свой рассказ Нан…
— А что же вы хотите, чтоб я выл, как
собака, чтобы меня за это от всех ворот гнали? Благодарю-с. Да я, может быть, и сам скоро
умру.
— Ничего больше, — сказал он, — как это он свое получил: как жил, так и
умер,
собаке — собачья и смерть.
На дворе, за стенами дома, залаяла
собака и смолкла, и я слышал, как забренчала она цепью, убираясь в конуру. А он смотрел на мои голые ноги и молчал; но я знал, что он здесь, знал по тому нестерпимому ужасу, который, как смерть, оковывал меня каменной, могильной неподвижностью. Если бы я мог крикнуть, я разбудил бы город, весь мир разбудил бы я; но голос
умер во мне, и, не шевелясь, покорно я ощущал движение по моему телу маленьких холодных рук, подбиравшихся к горлу.
— Так, — соглашалась Зиночка. — Растения же наоборот: вдыхают углекислоту и выдыхают кислород. Углекислота содержится в сельтерской воде и в самоварном угаре… Это очень вредный газ. Близ Неаполя есть так называемая Собачья пещера, содержащая в себе углекислоту; пущенная в нее
собака задыхается и
умирает.
— Именно! Он, он! И биография его. Вот как я же… холостяком жил… У меня и книжки есть… хотите взглянуть?.. Вот он и сказал, что
умирать надо с
собаками. Я вам покажу… Не хотите ли перейти в кабинет?.. Здесь свежо…
С
собаками и
умирать буду.
Родится человек,
собака, лошадь, у каждого свое особенное тело, и вот живет это особенное его тело, а потом
умрет; тело разложится, пойдет в другие существа, а того прежнего существа не будет.
Была жизнь и кончилась жизнь; бьется сердце, дышат легкие, тело не разлагается, значит жив человек,
собака, лошадь; перестало биться сердце, кончилось дыхание, стало разлагаться тело — значит
умер, и нет жизни.
Тот, который, влюбленный в дикую львицу, жаждал лизать окровавленные губы, лизал руки укротительницы. Замышлявший освободить всех трех львов, укусил, подобно хорошо дрессированной
собаке, одного из своих товарищей, замедлившего дать лапу, а мечтавший
умереть, созерцая заходящее солнце, задрожал всем телом при холостом выстреле пистолета.
Квартиру нашел на Лиговке, у Иоанна Предтечи; за 8 р. в месяц, нанял комнату у старушки с условием, чтобы не петь, на гитаре не играть, дам к себе не принимать, водку,
собак и птиц не держать, не кашлять и не болеть. Чего доброго, говорит, еще заболеешь да
умрешь, так и хлопот не оберешься!
Произошло это потому, что когда во дворе Филимонова узнали о бегстве Петьки, которого помещик считал умершим с голода, то и решили доложить помещику, что Петька давно
умер и похоронен, особенно если помещик взыщется не скоро об этой «
собаке», как называл Филимонов Петра Ананьева.
Дай еще ей пожить на белом свете и увидеть красные денечки… и коли я с нынешнего часа возьму в рот хоть каплю проклятого зелья, разразись над моей головой всеми лютыми бедами: пусть
умирать буду без покаяния, пусть бросят меня в глухую трущобу, как зачумленную
собаку, и воронья расклюют меня.
— Что́ ж,
умирать, что́ ли, как
собаке? — говорил он.