Неточные совпадения
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды.
Словом,
герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа
героя нашего была так сурова и черства и чувства его были до того притуплены, чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только, чтобы не заключалось это в значительной сумме, чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать;
словом, отцовское наставление: береги и копи копейку — пошло впрок.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир, или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый человек, и какую взял жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не сердился ли, что мало подарков получил на свадьбе, —
словом, не пропустил ничего.
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по
слову одного товарища, — и против дуэлей с министрами.
Герои на час приятны в романах, а жизнь требует мужественных работников, которые понимали бы, что великое дело рабочего класса — их кровное, историческое дело…
— пропел он подпрыгивая и прямо в лицо Самгина, напомнив ему чьи-то
слова: «Шут необходим толпе более, чем
герой».
Вспоминались ее несомненно честные ласки, незатейливые и часто смешные, но искренние
слова, те глупые, нежные
слова любви, которые принудили одного из
героев Мопассана отказаться от своей возлюбленной.
— Прощайте, Вера, вы не любите меня, вы следите за мной, как шпион, ловите
слова, делаете выводы… И вот, всякий раз, как мы наедине, вы — или спорите, или пытаете меня, — а на пункте счастья мы все там же, где были… Любите Райского: вот вам задача! Из него, как из куклы, будете делать что хотите, наряжать во все бабушкины отрепья или делать из него каждый день нового
героя романа, и этому конца не будет. А мне некогда, у меня есть дела…
Да чего бояться
слов, — это была семья
героев.
При этом
слове сердца наших
героев, казалось, слились в одно, и это огромное сердце забилось так сильно, что неровный стук его не был заглушен даже брякнувшим замком.
Слово, которое
герои Мордовцева закутывали эзоповскими намеками и шарадами, а Светлов шепнул на ухо любящей женщине, — было, конечно, «революция».
Об этом спрашивает молодая женщина, «пробужденная им к сознательной жизни». Он все откроет ей, когда придет время… Наконец однажды, прощаясь с нею перед отъездом в столицу, где его уже ждет какое-то важное общественное дело, — он наклоняется к ней и шопотом произносит одно
слово… Она бледнеет. Она не в силах вынести гнетущей тайны. Она заболевает и в бреду часто называет его имя, имя
героя и будущего мученика.
— Господа, всего два
слова на отвлеченную тему… Я хочу сказать о том, что такое
герой… да. Вы не смейтесь.
Герой — не тот завоеватель, который с вооруженным полчищем разоряет беззащитную страну, не тот, кто, по выражению Шекспира, за парами славы готов залезть в жерло орудия, не хитрый дипломат, не модный поэт, не артист, не ученый со своим последним
словом науки, не благодетель человечества на бумаге, — нет,
герои этого раэбора покончили свое существование.
У печки тут грелся какой-то солдат,
Проклятье мое он услышал
И доброе
слово — не варварский смех —
Нашел в своем сердце солдатском:
«Здоровы! — сказал он, — я видел их всех,
Живут в руднике Благодатском!..»
Но тут возвратился надменный
герой,
Поспешно ушла я в кибитку.
Более всего ей нравится в романах длинная, хитро задуманная и ловко распутанная интрига, великолепные поединки, перед которыми виконт развязывает банты у своих башмаков в знак того, что он не намерен отступить ни на шаг от своей позиции, и после которых маркиз, проткнувши насквозь графа, извиняется, что сделал отверстие в его прекрасном новом камзоле; кошельки, наполненные золотом, небрежно разбрасываемые налево и направо главными
героями, любовные приключения и остроты Генриха IV, —
словом, весь этот пряный, в золоте и кружевах, героизм прошедших столетий французской истории.
Слова «
герой», конечно, я тогда не знал, но заманчивый его смысл ясно выражался в моих детских фантазиях.
— Не слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает это в наше время одна прелестнейшая из женщин, но не в этом дело: этот Гомер написал сказание о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие в деяниях человеческих, —
словом, боги у него низводятся до людей, но зато и люди,
герои его, возводятся до богов; и это до такой степени, с одной стороны, простое, а с другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы это сочинил один человек, а думали, что это песни целого народа, сложившиеся в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
Александр Иванович зачитал: в дикции его было много декламации, но такой умной, благородной, исполненной такого искреннего неподдельного огня, что — дай бог, чтобы она всегда оставалась на сцене!.. Произносимые стихи показались Павлу верхом благозвучия;
слова Федры дышали такою неудержимою страстью, а Ипполит — как он был в каждом
слове своем, в каждом движении, благороден, целомудрен! Такой высокой сценической игры
герой мой никогда еще не видывал.
Здесь я не могу умолчать, чтобы не сказать несколько добрых
слов об этих двух знакомых моего
героя.
В остальную часть ужина Плавин продолжал нагло и смело себя держать; но все-таки видно было, что
слова Вихрова сильно его осадили. Очутившись с
героем моим, когда встали из-за стола, несколько в отдалении от прочих, он не утерпел и сказал ему насмешливо...
Иногда образ сына вырастал перед нею до размеров
героя сказки, он соединял в себе все честные, смелые
слова, которые она слышала, всех людей, которые ей нравились, все героическое и светлое, что она знала. Тогда, умиленная, гордая, в тихом восторге, она любовалась им и, полная надежд, думала...
Она говорила, а гордое чувство все росло в груди у нее и, создавая образ
героя, требовало
слов себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела в этот день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела светлого и чистого, в один огонь, ослеплявший ее своим чистым горением…
Иногда я думаю об ушедших великих людях, о мучениках науки, о мудрецах и
героях и об их удивительных
словах.
Говорит он по-русски хорошо, но уже по той отчетливости, с которою выговаривается у него каждое
слово, и по той деятельной роли, которую играют при произношении зубы и скулы, нельзя ошибиться насчет происхождения этого
героя.
Герой мой, проговоривший с своею дамою не более десяти
слов, был именно под влиянием этой мысли: он, видя себя собратом этого общества, не без удовольствия помышлял, что еще месяца три назад только заглядывал с улицы и видел в окна мелькающими эти восхитительные женские головки и высокоприличные фигуры мужчин.
Все эти мысли и ожидания повергли моего
героя почти в лихорадочное состояние; но сколько ему ни хотелось отправиться как можно скорее к генеральше, хоть бы даже в начале седьмого, он подавил в себе это чувство и, неторопливо занявшись своим туалетом, вышел из квартиры в десятом часу, желая тем показать, что из вежливости готов доставить удовольствие обществу, но не торопится, потому что сам не находит в этом особенного для себя наслаждения —
словом, желал поддержать тон.
В продолжение всего моего романа читатель видел, что я нигде не льстил моему
герою, а, напротив, все нравственные недостатки его старался представить в усиленно ярком виде, но в настоящем случае не могу себе позволить пройти молчанием того, что в избранной им служебной деятельности он является замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком [Вместо
слов: «…замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком» в рукописи было: «…если не великим, то по крайней мере замечательно полезным человеком» (стр. 50 об.).].
Нравились мне в этих романах и хитрые мысли, и пылкие чувства, и волшебные события, и цельные характеры: добрый, так уж совсем добрый; злой, так уж совсем злой, — именно так, как я воображал себе людей в первой молодости; нравилось очень, очень много и то, что все это было по-французски и что те благородные
слова, которые говорили благородные
герои, я мог запомнить, упомянуть при случае в благородном деле.
Я должен кончить с этой историей, хоть скомкать ее, но кончить. Я сам не рассчитывал, что
слово"конец"напишется так скоро, и предполагал провести моих
героев через все мытарства, составляющие естественную обстановку карьеры самосохранения. Не знаю, сладил ли бы я с этой сложной задачей; но знаю, что должен отказаться от нее и на скорую руку свести концы с концами.
Другой, крещенный святым духом честных и мудрых книг, наблюдая победную силу буднично страшного, чувствовал, как легко эта сила может оторвать ему голову, раздавить сердце грязной ступней, и напряженно оборонялся, сцепив зубы, сжав кулаки, всегда готовый на всякий спор и бой. Этот любил и жалел деятельно и, как надлежало храброму
герою французских романов, по третьему
слову, выхватывая шпагу из ножен, становился в боевую позицию.
— Да, Фома! — подхватил Бахчеев, — прости и ты меня, дурака! не знал я тебя, не знал! Ты, Фома Фомич, не только ученый, но и — просто
герой! Весь дом мой к твоим услугам. А лучше всего приезжай-ка, брат, ко мне послезавтра, да уж и с матушкой-генеральшей, да уж и с женихом и невестой, — да чего тут! всем домом ко мне! то есть вот как пообедаем, — заранее не похвалюсь, а одно скажу: только птичьего молока для вас не достану! Великое
слово даю!
Роман кончен. Любовники соединились, и гений добра безусловно воцарился в доме, в лице Фомы Фомича. Тут можно бы сделать очень много приличных объяснений; но, в сущности, все эти объяснения теперь совершенно лишние. Таково, по крайней мере, мое мнение. Взамен всяких объяснений скажу лишь несколько
слов о дальнейшей судьбе всех
героев моего рассказа: без этого, как известно, не кончается ни один роман, и это даже предписано правилами.
Я никак не намерен рассказывать вам
слово в
слово повесть любви моего
героя: мне музы отказали в способности описывать любовь...
Доскажу вам в нескольких
словах историю моих сермяжных
героев.
Словом сказать, Ноздрев был истинным
героем раута.
Уверяю честным
словом, что я вовсе не
герой, привожу тому неопровержимые доказательства, но мне не верят.
— Нет, совсем не то. По-моему любить, значит… любить, одним
словом. Не
героя, не рыцаря, а просто любить, кто по душе, кто по сердцу — кто не по хорошу мил, а по милу хорош.
Ни уездного учителя с библиотекой для безграмотного народа, ни седого в тридцать лет женского развивателя, ни образцового бессребреника,
словом — ни одного гражданского
героя здесь не будет; а будут люди со слабостями, люди дурного воспитания.
Во всех романах до подробностей описаны чувства
героев, пруды, кусты, около которых они ходят; но, описывая их великую любовь к какой-нибудь девице, ничего не пишется о том, чтò было с ним, с интересным
героем прежде: ни
слова о его посещениях домов, о горничных, кухарках, чужих женах.
Кажется, оно более всего дышало грустью;
словом, надежды моего пятидесятилетнего
героя все более и более росли, но вдруг ему кинулся в глаза доктор Перехватов, стоявший на противоположной стороне боковой эстрады в щегольском фраке, в белом галстуке, туго натянутых белых перчатках, — и к нему прямо направилась Домна Осиповна.
Я желал бы представить Юрия истинным
героем, но что же мне делать, если он был таков же, как вы и я… против правды
слов нет; я уж прежде сказал, что только в глазах Ольги он почерпал неистовый пламень, бурные желания, гордую волю, — что вне этого волшебного круга он был человек, как и другой — просто добрый, умный юноша. Что делать?
«Ах, кабы устроилось к лучшему! — подумал
герой наш, сам, впрочем, мало себе на
слово веря.
Я не ветошка; я, сударь мой, не ветошка!» Одним
словом,
герой наш решился.
Герой наш вспыхнул, как огонь, от
слов не знающего стыда господина Голядкина-младшего и, не в силах владеть собою, бросился, наконец, на него с очевидным намерением растерзать его и порешить с ним, таким образом, окончательно; но господин Голядкин-младший, по подлому обыкновению своему, уже был далеко: он дал тягу, он уже был на крыльце.
Броситься ли на тунеядца с распростертыми дланями и скверным
словом на устах? — но он, как человек, сознающий себя
героем вольноготруда, пожалуй, сам даст сдачи.
Маленький, но отчаянной храбрости паровой катеришка «
Герой», который ежедневно бегает между Ялтой и Алупкой, пыхтя, как зарьявшая собака, [Зарьявшая собака — Зарьять — от
слова «рьяный» — задохнуться, надорваться.] и треплясь, точно в урагане, в самую легкую зыбь, пробовал было установить пассажирское сообщение и с Балаклавой.
Одним
словом,
герой для самого восторженнейшего романа!
Мы не чувствуем ни малейшей охоты пускаться в подобные тонкости, да и читателям, вероятно, не будет особенного горя, если мы не станем убиваться над соображениями о том, вполне ли соответствует такая-то фраза характеру
героя и его положению, или в ней надобно было несколько
слов переставить, и т. п.
Фаддей за любезное ему дело принялся, как и надобно ожидать от истого охотника, горячо, то есть провел моего
героя верст пять по болоту, убил двух уток и одного даже бекаса и хотел уже вести барина еще далее, к месту, где, по его
словам, была уйма рябчиков.
Тетка, сердившаяся на Павла за то, что он, по
словам ее, не хотел принять участия в погибели сестры, совершенно разобиделась сватовством моего
героя без предварительного совета с нею; но, сверх ожидания, вдруг умилостивилась, искренно расположилась к новому родству и приняла живейшее участие в хлопотах племянника.