Неточные совпадения
Одни говорили, что она не более как интриганка; которая с ведома мужа задумала овладеть Грустиловым, чтобы вытеснить из
города аптекаря Зальцфиша, делавшего Пфейферу
сильную конкуренцию.
Случалось ему уходить за
город, выходить на большую дорогу, даже раз он вышел в какую-то рощу; но чем уединеннее было место, тем
сильнее он сознавал как будто чье-то близкое и тревожное присутствие, не то чтобы страшное, а как-то уж очень досаждающее, так что поскорее возвращался в
город, смешивался с толпой, входил в трактиры, в распивочные, шел на Толкучий, на Сенную.
Он перевелся из другого
города в пятый класс; уже третий год, восхищая учителей успехами в науках, смущал и раздражал их своим поведением. Среднего роста, стройный,
сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка. Лицо у него было не русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
— У народников
сильное преимущество: деревня здоровее и практичнее
города, она может выдвинуть более стойких людей, — верно-с?
«Жажда развлечений, привыкли к событиям», — определил Самгин. Говорили негромко и ничего не оставляя в памяти Самгина; говорили больше о том, что дорожает мясо, масло и прекратился подвоз дров. Казалось, что весь
город выжидающе притих. Людей обдувал не
сильный, но неприятно сыроватый ветер, в небе являлись голубые пятна, напоминая глаза, полуприкрытые мохнатыми ресницами. В общем было как-то слепо и скучно.
Через несколько дней он совершенно определенно знал: он отталкивается от нее, потому что она все
сильнее притягивает его, и ему нужно отойти от нее, может быть, даже уехать из
города.
Он оделся и, как бы уходя от себя, пошел гулять. Показалось, что
город освещен празднично, слишком много было огней в окнах и народа на улицах много. Но одиноких прохожих почти нет, люди шли группами, говор звучал
сильнее, чем обычно, жесты — размашистей; создавалось впечатление, что люди идут откуда-то, где любовались необыкновенно возбуждающим зрелищем.
— Тише, молчите, помните ваше слово! —
сильным шепотом сказала она. — Прощайте теперь! Завтра пойдем с вами гулять, потом в
город, за покупками, потом туда, на Волгу… всюду! Я жить без вас не могу!.. — прибавила она почти грубо и сильно сжав ему плечо пальцами.
— Как здоровье Василья Назарыча? — невинным тоном осведомилась Хина, как опытный стратег, оставив самый
сильный удар к концу. — В
городе ходят слухи, что его здоровье…
Алеша немедленно покорился, хотя и тяжело ему было уходить. Но обещание слышать последнее слово его на земле и, главное, как бы ему, Алеше, завещанное, потрясло его душу восторгом. Он заспешил, чтоб, окончив все в
городе, поскорей воротиться. Как раз и отец Паисий молвил ему напутственное слово, произведшее на него весьма
сильное и неожиданное впечатление. Это когда уже они оба вышли из кельи старца.
Случай этот произвел на него
сильное впечатление. Он понял, что в
городе надо жить не так, как хочет он сам, а как этого хотят другие. Чужие люди окружали его со всех сторон и стесняли на каждом шагу. Старик начал задумываться, уединяться; он похудел, осунулся и даже как будто еще более постарел.
День прошел благополучно, но в ночь Маша занемогла. Послали в
город за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел больную в бреду. Открылась
сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края гроба.
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась одна с детьми в чужом
городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при
сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
Одни таскались с каким-нибудь гарнизонным офицером и охапкой детей в Бессарабии, другие состояли годы под судом с мужем, и все эти опыты жизненные оставили на них следы повытий и уездных
городов, боязнь
сильных мира сего, дух уничижения и какое-то тупоумное изуверство.
И вот в этот тихий вечер мне вдруг почуялось, что где-то высоко, в ночном сумраке, над нашим двором, над
городом и дальше, над деревнями и над всем доступным воображению миром нависла невидимо какая-то огромная ноша и глухо гремит, и вздрагивает, и поворачивается, грозя обрушиться… Кто-то
сильный держит ее и управляет ею и хочет поставить на место. Удастся ли? Сдержит ли? Подымет ли, поставит?.. Или неведомое «щось буде» с громом обрушится на весь этот известный мне мир?..
Отзыв он повез в
город лично. Прислуга вытащила из сундуков и принялась выколачивать военный мундир с эполетами, брюки с выпушками, сапоги со шпорами и каску с султаном. Развешанное на тыну, все это производило
сильное впечатление, и в глазах смиренной публики шансы капитана сильно поднялись.
Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз
сильней и шумней, чем у нас; такой большой
город мне все мечтался, как Неаполь, в нем все дворцы, шум, гром, жизнь…
Сильнее всего подействовало на Лемма то обстоятельство, что Лаврецкий собственно для него велел привезти к себе в деревню фортепьяно из
города.
Я не говорю о Тюмени, потому что в этом
городе до сих пор никто из наших не был помещаем, хотя в нем промышленность всякого рода в самом
сильном развитии.
Над
городом гудел
сильный и радостный звон, и посреди полнейшего мрака местами мелькали освещенные плошками колокольни храмов.
Когда случилось убийство Петра Николаича и наехал суд, кружок революционеров уездного
города имел
сильный повод для возмущения судом и смело высказывал его. То, что Тюрин ходил в село и говорил с крестьянами, было выяснено на суде. У Тюрина сделали обыск, нашли несколько революционных брошюр, и студента арестовали и свезли в Петербург.
А мне ли не твердили с детских лет, что покорностью цветут
города, благоденствуют селения, что она дает силу и крепость недужному на одре смерти, бодрость и надежду истомленному работой и голодом, смягчает сердца великих и
сильных, открывает двери темницы забытому узнику… но кто исчислит все твои благодеяния, все твои целения, о матерь всех доблестей?
Я знаю Потапыча, потому что он кует и часто даже заковывает моих лошадей. Потапыч старик очень суровый, но весьма бедный и живущий изо дня в день скудными заработками своих
сильных рук. Избенка его стоит на самом краю
города и вмещает в себе многочисленную семью, которой он единственная поддержка, потому что прочие члены мал мала меньше.
Не знаю почему, но мне кажется, что в большом
городе еще ощутительнее и
сильнее на душу влияние этого первого периода рождения весны, — меньше видишь, но больше предчувствуешь.
Прежний мягкий губернатор наш оставил управление не совсем в порядке; в настоящую минуту надвигалась холера; в иных местах объявился
сильный скотский падеж; всё лето свирепствовали по
городам и селам пожары, а в народе всё
сильнее и
сильнее укоренялся глупый ропот о поджогах.
Случившийся у Ченцовых скандал возбудил
сильные толки в губернском
городе; рассказывалось об нем разно и с разных точек зрения; при этом, впрочем, можно было заметить одно, что либеральная часть публики, то есть молодые дамы, безусловно обвиняли Катрин, говоря, что она сама довела мужа до такого ужасного поступка с ней своей сумасшедшей ревностью, и что если бы, например, им, дамам, случилось узнать, что их супруги унизились до какой-нибудь крестьянки, так они постарались бы пренебречь этим, потому что это только гадко и больше ничего!
Совершенно понятно, что среди однотонной рабочей жизни
город Дэбльтоун жадно поглотил известие, что с последним поездом прибыл человек, который не сказал никому ни слова, который вздрагивал от прикосновения, который, наконец, возбудил
сильные подозрения в судье Дикинсоне, самом эксцентричном, но и самом уважаемом человеке Дэбльтоуна.
Кожемякин не спал по ночам, от бессонницы болела голова, на висках у него явились серебряные волосы. Тело, полное болью неудовлетворённого желания, всё
сильнее разгоравшегося, словно таяло, щеки осунулись, уставшие глаза смотрели рассеянно и беспомощно. Как сквозь туман, он видел сочувствующие взгляды Шакира и Натальи, видел, как усмехаются рабочие, знал, что по
городу ходит дрянной, обидный для него и постоялки слух, и внутренне отмахивался ото всего...
Всё там медленно соединялось в разноцветное широкое пятно, будто чьи-то
сильные руки невидимо опустились на
город и лениво месят его, как тесто.
Когда они возвращались в
город, он ощущал, что какое-то новое, стойкое и
сильное чувство зародилось в его груди и тихо одолевает всё прежнее, противоречивое и мучительное, что возбуждала в нём Евгения.
Чика, не отваживаясь на
сильные нападения, остановился в селе Чесноковке в десяти верстах от Уфы, взбунтовал окрестные деревни, большею частию башкирские, и отрезал
город от всякого сообщения.
Вы знаете уже
сильную и продолжительную сенсацию, которую произвел Бельтов на почтенных жителей NN; позвольте же сказать и о сенсации, которую произвел
город на почтенного Бельтова.
В конце 1840 г. были напечатаны в «Отечественных записках» отрывки из «Записок одного молодого человека», — «
Город Малинов и малиновцы» нравились многим; что касается до остального, в них заметно
сильное влияние гейневских «Reisebilder» [«Путевых картин» (нем.).].
Всю дорогу из
города Брагин раздумывал завязанную Головинским думушку и чем больше думал, тем
сильнее убеждался в справедливости всего, что слышал от этого необыкновенного человека.
Люди, которые ещё недавно были в глазах Евсея страшны, представлялись ему неодолимо
сильными, теперь метались по улицам
города, точно прошлогодние сухие листья.
Скандальная хроника рассказывала про нее множество приключений, и даже в настоящее время шла довольно положительная молва о том, что она ездила на рандеву к одному юному музыкальному таланту, но уже
сильному пьянице
города Москвы.
Во всяком
городе существовали: или грязь по колена, или навоз по уши, следовательно, всякому
городу лестно было обратить внимание
сильного человека на эти язвы, хотя бы и достоверно было известно, что капиталы этого
сильного человека приобретены не совсем чистым путем.
Муж ее был болен
сильным воспалением в мозгу; поутру, в день моего приезда в их
город, с ним сделался летаргический припадок, обманувший даже медика; никто не сомневался в его смерти, но он был еще жив.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему
сильному организму он не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из
города в
город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
В
городе появилась
сильная эпидемия лихорадок, которая посетила и меня.
К ощущениям холода, пустоты и постоянного ровного страха свелась жизнь шайки, и с каждым днем таяла она в огне страданий: кто бежал к богатому и
сильному, знающемуся с полицией Соловью, кто уходил в деревню, в
город, неизвестно куда.
Он чувствует себя
сильнее и умнее рядом с этой женщиной, днём — всегда ровной, спокойной, разумной хозяйкой, которую
город уважает за ум её и грамотность. Однажды, растроганный её девичьими ласками, он сказал...
С реки поднимается сырость,
сильнее слышен запах гниющих трав. Небо потемнело, над
городом, провожая солнце, вспыхнула Венера. Свинцовая каланча окрасилась в мутно-багровый цвет, горожане на бульваре шумят, смеются, ясно слышен хриплый голос Мазепы...
(Прим. автора)] как ветхое здание, сокрушалась под
сильными ударами диких героев севера, когда готфы, вандалы, эрулы и другие племена скифские искали везде добычи, жили убийствами и грабежом, тогда славяне имели уже селения и
города, обработывали землю, наслаждались приятными искусствами мирной жизни, но всё еще любили независимость.
В
городах запрещено употреблять скалу на крыши в предупреждение пожаров, но по деревням она до сих пор в большом употреблении.], утверждались на застрехах и по большей части бывали с «полицами», то есть с небольшими переломами в виде полок для предупреждения
сильного тока дождевой воды.
В одном славном и древнем
городе жил богатый и старый купец, по имени Бальтасар. Он женился на прекрасной юной девице, — ибо бес,
сильный и над молодыми и над старыми, представил ему прелести этой Девицы в столь очаровательном свете, что старик не мог воспротивиться их обаянию.
Слабый голос старухи отвечал ему: «Для ночлега путников есть дома богатых и
сильных, есть теперь в
городе свадьбы — ступай туда; там можешь провести ночь в удовольствии».
Трои сутки мы ехали и нигде не ночевали. Первое дело, по инструкции сказано: не останавливаться на ночлег, а «в случае
сильной усталости» — не иначе как в
городах, где есть караулы. Ну а тут, сами знаете, какие
города!
Мальчики выросли большие и стали красивые и
сильные. Они жили в лесу недалеко от того
города, где жил Амулий, научились бить зверей и тем кормились. Народ узнал их и полюбил за их красоту. Большого прозвали Ромулом, а меньшого — Ремом.
Он царствовал пять лет. На 6-й год пришел на него войной другой царь,
сильнее его; завоевал
город и прогнал его. Тогда меньшой брат пошел опять странствовать и пришел к старшему брату.