Неточные совпадения
— Нужды нет, что он парадов не делает да с полками
на нас не ходит, — говорили они, — зато мы при нем, батюшке, свет у́зрили! Теперича, вышел ты за
ворота: хошь —
на месте
сиди; хошь — куда хошь иди! А прежде сколько одних порядков было — и не приведи бог!
Несколько мужиков, по обыкновению, зевали,
сидя на лавках перед
воротами в своих овчинных тулупах.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь у
воротПрощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за
ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
У
ворот одного дома
сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она уже не слышала и не видела ничего и, опустив голову
на грудь,
сидела недвижимо
на одном и том же месте.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены
на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый
ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком
сидела Лидия;
на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за
ворота парка, у
ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших
на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором
сидели и лежали солдаты, человек десять,
на тумбе
сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Уже собралось десятка полтора зрителей — мужчин и женщин; из
ворот и дверей домов выскакивали и осторожно подходили любопытные обыватели.
На подножке пролетки
сидел молодой, белобрысый извозчик и жалобно, высоким голосом, говорил, запинаясь...
Они
сидят дома, заперев
ворота, заряжая ружья дробью, точно собираясь ворон стрелять, а семидесятилетний старик, вооруженный зонтиком, а слепой фабрикант варенья и конфект вышли
на улицу защищать свои верования.
Толпа прошла, но
на улице стало еще более шумно, — катились экипажи, цокали по булыжнику подковы лошадей, шаркали по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под
ворот дома вылезла черная собака и, раскрыв красную пасть, длительно зевнув, легла в тень. И почти тотчас мимо окна бойко пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная в плетеную бричку, —
на козлах
сидел Захарий в сером измятом пыльнике.
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл
ворота; в память о неудачном пожаре остался горький запах дыма, лужи воды, обгоревшие доски и, в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом,
сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая в окно
на первые звезды в черном небе, бормотал...
Вход в переулок, куда вчера не пустили Самгина, был загроможден телегой без колес, ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем
ворот. Перед этим сооружением
на бочке из-под цемента
сидел рыжебородый человек, с папиросой в зубах; между колен у него торчало ружье, и одет он был так, точно собрался
на охоту. За баррикадой возились трое людей: один прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора кирпичи. Все это вызвало у Самгина впечатление озорной обывательской забавы.
Дальше пол был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе,
сидели лицом к Самгину люди солидные, прилично одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя
ворот коричневой рясы, откидывая волосы ладонями, наклоняясь к людям, точно желая прыгнуть
на них; они кричали ему...
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него,
на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым
воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами,
сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Яков
сидел рядом с крыльцом
на поленьях дров и, глядя в сторону, к
воротам, молча курил.
Праздная дворня
сидит у
ворот; там слышатся веселые голоса, хохот, балалайка, девки играют в горелки; кругом его самого резвятся его малютки, лезут к нему
на колени, вешаются ему
на шею; за самоваром
сидит… царица всего окружающего, его божество… женщина! жена!
Про Захара и говорить нечего: этот из серого фрака сделал себе куртку, и нельзя решить, какого цвета у него панталоны, из чего сделан его галстук. Он чистит сапоги, потом спит,
сидит у
ворот, тупо глядя
на редких прохожих, или, наконец,
сидит в ближней мелочной лавочке и делает все то же и так же, что делал прежде, сначала в Обломовке, потом в Гороховой.
Между тем уж он переехал
на дачу и дня три пускался все один по кочкам, через болото, в лес или уходил в деревню и праздно
сидел у крестьянских
ворот, глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся в пруде.
Несмотря, однако ж,
на эту наружную угрюмость и дикость, Захар был довольно мягкого и доброго сердца. Он любил даже проводить время с ребятишками.
На дворе, у
ворот, его часто видели с кучей детей. Он их мирит, дразнит, устроивает игры или просто
сидит с ними, взяв одного
на одно колено, другого
на другое, а сзади шею его обовьет еще какой-нибудь шалун руками или треплет его за бакенбарды.
Другой
сидит по целым часам у
ворот, в картузе, и в мирном бездействии смотрит
на канаву с крапивой и
на забор
на противоположной стороне. Давно уж мнет носовой платок в руках — и все не решается высморкаться: лень.
И поехал Максим Иванович того же дня ко вдове, в дом не вошел, а вызвал к
воротам, сам
на дрожках
сидит: «Вот что, говорит, честная вдова, хочу я твоему сыну чтобы истинным благодетелем быть и беспредельные милости ему оказать: беру его отселе к себе, в самый мой дом.
У
ворот по обеим сторонам,
на пьедесталах,
сидели коралловые животные, вроде сфинксов.
Отворив дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова в маленькую комнатку, где перед столом
на диванчике
сидела невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее
на мать, лицо. Против нее
сидел, согнувшись вдвое
на кресле, в русской, с вышитым
воротом рубашке молодой человек с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел в дверь.
Лошадь вялой рысцой, постукивая равномерно подковами по пыльной и неровной мостовой, тащилась по улицам; извозчик беспрестанно задремывал; Нехлюдов же
сидел, ни о чем не думая, равнодушно глядя перед собою.
На спуске улицы, против
ворот большого дома, стояла кучка народа и конвойный с ружьем. Нехлюдов остановил извозчика.
На скамейке у
ворот сидел и прохлаждался вечерним воздухом лакей Смердяков, и Иван Федорович с первого взгляда
на него понял, что и в душе его
сидел лакей Смердяков и что именно этого-то человека и не может вынести его душа.
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана
на скамье у
ворот: тот
сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся и в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.
Мы вошли в
ворота и очутились
на небольшом дворике, до половины заросшем дикими яблонями и крапивой.
На уступе
сидела, точно, Ася. Она повернулась к нам лицом и засмеялась, но не тронулась с места. Гагин погрозил ей пальцем, а я громко упрекнул ее в неосторожности.
В центре города были излюбленные трактиры у извозчиков: «Лондон» в Охотном, «Коломна»
на Неглинной, в Брюсовском переулке, в Большом Кисельном и самый центральный в Столешниковом, где теперь высится дом № 6 и где прежде ходили стада кур и большой рыжий дворовый пес Цезарь
сидел у
ворот и не пускал оборванцев во двор.
Против Проломных
ворот десятки ломовиков то
сидели идолами
на своих полках, то вдруг, будто по команде, бросались и окружали какого-нибудь нанимателя, явившегося за подводой.
На коне верхом
сидел человек с бутылкой водки. Он орал песни. У
ворот кипятился пристав в шикарном мундире с гвардейским, расшитым серебром воротником. Он орал и грозил кулаком вверх.
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни
на Новой улице, за
воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога
на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и
на ней —
на скамье —
сидел небольшой человек в суконной круглой шапке, в цепях;
на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая цепями.
— К чему снисхождение? К кому? — вспыхнул Ганя, — к его мерзостям? Нет, уж как хочешь, этак нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя! И какая манера: сам виноват и еще пуще куражится. «Не хочу в
ворота, разбирай забор!..» Что ты такая
сидишь?
На тебе лица нет?
Когда Кишкин вышел за
ворота, то увидел
на завалинке Наташку, которая
сидела здесь вместе с братишкой, — она выжидала, когда сердитый дедушка уйдет.
В
воротах доменного корпуса
на деревянной лавочке, точно облизанной от долгого употребления,
сидели ожидавшие выпуска чугуна рабочие с главным доменным мастером Никитичем во главе.
Возле часовни, в самых темных
воротах, постоянно
сидел на скамеечке семидесятилетний солдат, у которого еще, впрочем, осталось во рту три зуба.
Ванька не только из грамоты ничему не выучился, но даже, что и знал прежде, забыл; зато —
сидеть на лавочке за
воротами и играть
на балалайке какие угодно песни, когда горничные выбегут в сумерки из домов, — это он умел!
Около него
сидел лет десяти хорошенький мальчик, очень похожий
на княжну и
на княгиню, стриженный, как мужичок, в скобку и в красной, с косым
воротом, канаусовой рубашке.
— А, понимаю! — воскликнул тогда гаускнехт и повел моих путников через
ворота на двор,
на котором развешаны были окорока, ветчины, колбасы, туловище дикой козы, а также
сидели две краснощекие немки и чистили картофель.
— Вы не верите?.. Ну, погодите!.. Выйдите
на улицу…
на тротуар!.. Первое окно от
ворот из спальни Людмилы… Она иногда
сидит около него!..
Вскоре я тоже всеми силами стремился как можно чаще видеть хромую девочку, говорить с нею или молча
сидеть рядом,
на лавочке у
ворот, — с нею и молчать было приятно. Была она чистенькая, точно птица пеночка, и прекрасно рассказывала о том, как живут казаки
на Дону; там она долго жила у дяди, машиниста маслобойни, потом отец ее, слесарь, переехал в Нижний.
Я начал быстро и сбивчиво говорить ей, ожидая, что она бросит в меня книгой или чашкой. Она
сидела в большом малиновом кресле, одетая в голубой капот с бахромою по подолу, с кружевами
на вороте и рукавах, по ее плечам рассыпались русые волнистые волосы. Она была похожа
на ангела с царских дверей. Прижимаясь к спинке кресла, она смотрела
на меня круглыми глазами, сначала сердито, потом удивленно, с улыбкой.
Потом я
сидел с нею у
ворот на лавочке и спрашивал, как это она не боится пьяных.
Кострома, Людмила и я
сидим у
ворот на лавке; Чурка вызвал брата Людмилы бороться, — обнявшись, они топчутся
на песке и пылят.
В гостиной, угловой к
воротам горнице,
сидели все четыре сестры, все
на одно лицо, все похожие
на брата, все миловидные, румяные, веселые: замужняя Лариса, спокойная, приятная, полная; вертлявая да быстрая Дарья, самая высокая и тонкая из сестер; смешливая Людмила и Валерия, маленькая, нежная, хрупкая
на вид. Они лакомились орехами да изюмом и, очевидно, чего-то ждали, а потому волновались и смеялись более обычного, вспоминали последние городские сплетни и осмеивали знакомых и незнакомых.
У
ворот на лавочке
сидел дворник в красной кумачной рубахе, синих штанах и босой. Как всегда, он
сидел неподвижно, его широкая спина и затылок точно примёрзли к забору, руки он сунул за пояс, рябое скучное лицо застыло, дышал он медленно и глубоко, точно вино пил. Полузакрытые глаза его казались пьяными, и смотрели они неотрывно.
Старый красавец Базунов,
сидя на лавке у
ворот, плавною искусною речью говорит о новых временах...
Третьего дня утром Базунов,
сидя у
ворот на лавочке, упал, поняли, что удар это, положили
на сердце ему тёплого навоза, потом в укроп положили…»
На Стрелецкой жили и встречались первые люди города: Сухобаевы, Толоконниковы, братья Хряповы, Маклаковы, первые бойцы и гуляки Шихана; высокий, кудрявый дед Базунов, — они осматривали молодого Кожемякина недружелюбно, едва отвечая
на его поклоны. И ходили по узким улицам ещё вальяжнее, чем все остальные горожане, говорили громко, властно, а по праздникам,
сидя в палисадниках или у
ворот на лавочках, перекидывались речами через улицу.
Однажды, тёмным вечером, Кожемякин вышел
на двор и в сырой тишине услыхал странный звук, подобный рыданиям женщины, когда она уже устала от рыданий. В то же время звук этот напоминал заунывные песни Шакира, — которые он всегда напевал за работой, а по праздникам
сидя на лавке у
ворот.
…Ночь. Лампа зачем-то поставлена
на пол, и изо всех углов комнаты
на её зелёное пятно, подобное зоркому глазу Тиунова, сердито и подстерегающе смотрит тёплая темнота, пропахнувшая нашатырём и квашеной капустой. Босый, без пояса, расстегнув
ворот рубахи,
на стуле в ногах кровати
сидит Максим, то наклоняя лохматую голову, то взмахивая ею.
Через несколько дней после похорон Васи дядя Марк и Кожемякин
сидели на скамье за
воротами, поглядывая в чистое глубокое небо, где раскалённо блестел густо позолоченный крест соборной колокольни.