Неточные совпадения
Но, увы! комендант ничего не мог
сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все — или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дня через три, четыре придет почтовое судно, —
сказал комендант, — и тогда — мы увидим». Я вернулся домой угрюм и
сердит. Меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом.
— В том-то <и дело>, что ничего этого нет, —
сказал Платонов. — Поверите ли, что иной раз я бы хотел, чтобы это было, чтобы была какая-нибудь тревога и волненья. Ну, хоть бы просто
рассердил меня кто-нибудь. Но нет! Скучно — да и только.
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его лицу, что он груб и
сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный товар, все лавки полны им, а эти изделия не берут». Так он
сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
Дунаев, кивнув головой, ушел, а Самгину вспомнилось, что на днях, когда он попробовал играть с мальчиком и чем-то
рассердил его, Аркадий обиженно убежал от него, а Спивак
сказала тоном учительницы, хотя и с улыбкой...
— Вот как
рассердил ты меня! —
сказала она, оправляя кружева на груди.
Рассердит ли его какой-нибудь товарищ, некстати
скажет ему что-нибудь, он надуется, даст разыграться злым чувствам во все формы упорной вражды, хотя самая обида побледнеет, забудется причина, а он длит вражду, за которой следит весь класс и больше всех он сам.
Я
сердит на тебя за то, что ты так зла к людям, а ведь люди — это ты: что же ты так зла к самой себе. Потому я и браню тебя. Но ты зла от умственной немощности, и потому, браня тебя, я обязан помогать тебе. С чего начать оказывание помощи? да хоть с того, о чем ты теперь думаешь: что это за писатель, так нагло говорящий со мною? — я
скажу тебе, какой я писатель.
— Вы не умеете исповедываться,
Серж, — любезно говорит Алексей Петрович, — вы
скажите, почему они хлопотали о деньгах, какие расходы их беспокоили, каким потребностям затруднялись они удовлетворять?
Она привезла с собою
Сержа,
сказав, что без этого нельзя: Лопухов был у меня, ты должен теперь сделать ему визит.
«Однако же — однако же», — думает Верочка, — что такое «однако же»? — Наконец нашла, что такое это «однако же» — «однако же он держит себя так, как держал бы
Серж, который тогда приезжал с доброю Жюли. Какой же он дикарь? Но почему же он так странно говорит о девушках, о том, что красавиц любят глупые и — и — что такое «и» — нашла что такое «и» — и почему же он не хотел ничего слушать обо мне,
сказал, что это не любопытно?
— Тссс… —
сказал он, косясь на терраску нашей квартиры, выходившую в сад. — Что, — как пан судья? Очень
сердит?..
А потому он не очень удивился, когда она, не без маленькой, однако, запинки, объявила ему, что давно имеет на сердце
сказать ему что-то, но боится его
рассердить.
Мать не стала спорить, но через несколько дней, при мне, когда тетушка кинулась подать ей скамеечку под ноги, мать вдруг ее остановила и
сказала очень твердо: «Прошу вас, сестрица, никогда этого не делать, если не хотите
рассердить меня.
— Я и
скажу: я ушел потому, что был
сердит на вас… не
сердит, а мне досадно было. Просто: я всегда боюсь, что вы презираете меня за то, что я еще очень молод.
— Ну, оставь, мама! —
сказал Павел. — Матвей Иванович хороший человек, не надо его
сердить. Мы с ним живем дружно. Он сегодня случайно при свидании — обыкновенно присутствует помощник начальника.
Матушка, бывало, и плакать боялась, слова
сказать боялась, чтобы не
рассердить батюшку; сделалась больная такая; все худела, худела и стала дурно кашлять.
За всем тем он понимает, что час ликвидации настал. В былое время он без церемоний
сказал бы ненавистнику: пустое, кум, мелешь! А теперь обязывается выслушивать его, стараясь не проронить ни одного слова и даже опасаясь
рассердить его двусмысленным выражением в лице. Факты налицо, и какие факты!
— Вот послушай. Скажи-ка, ты на кого особенно
сердит: на графа или на нее… как ее… Анюта, что ли?
Но Миропа Дмитриевна, кажется, была не рада этому: как женщина практически-сообразительная, она очень хорошо поняла, что Аггей Никитич потерял теперь всякое влияние на судьбу Тулузова, стало быть, она будет не столь нужна Рамзаеву, с которого Миропа Дмитриевна весьма аккуратно получала каждый месяц свой гонорар. Эта мысль до такой степени
рассердила и обеспокоила ее, что она с гневом и насмешкой
сказала своему вислоухому супругу...
Правду
сказать, — все не понравилось Матвею в этой Америке. Дыме тоже не понравилось, и он был очень
сердит, когда они шли с пристани по улицам. Но Матвей знал, что Дыма — человек легкого характера: сегодня ему кто-нибудь не по душе, а завтра первый приятель. Вот и теперь он уже крутит ус, придумывает слова и посматривает на американца веселым оком. А Матвею было очень грустно.
Марьяну как будто испугало и
рассердило то, чтò он
сказал. Она остановилась. — Чтò худо будет?
Глеб не терпел возражений. Уж когда что
сказал, слово его как свая, крепко засевшая в землю, — ни за что не спихнешь! От молодого девятнадцатилетнего парня, да еще от сына, который в глазах его был ни больше ни меньше как молокосос, он и подавно не вынес бы супротивности. Впрочем, и сын был послушен — не захотел бы
сердить отца. Ваня тотчас же повиновался и поспешил в избу.
Вася. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся
сказать что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас
скажу. Была вечеринка, только я накануне был выпимши и в это утро с тятенькой побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и сижу молча, ровно как я
сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством запел...
— Я уверена, что вы не можете
сказать ничего такого, что бы меня
рассердило, — отвечала Анна Михайловна.
— Дурак! —
сказал еще раз Михайло Борисович; он никогда еще так резко не отзывался о племяннике: тот очень
рассердил его последним замечанием своим.
Посмотрят они на меня да на пустые стены и
скажут: «Гуляй, Иван Петрович, по белому свету!» Один за жену
сердит; этот, пожалуй, продержит месяца два в яме, пока не надоест кормовые платить.
— Чтоб ты не был прехрабрый офицер? Боже сохрани! Я
скажу еще больше: ты ужасный патриот и так
сердит на французов, что видеть их не хочешь.
— Ты
сердит на меня за что-то, я вижу, —
сказала она.
— Теперь уж и сама каюсь, но что ж делать? — продолжала Аделаида Ивановна. — Только вы, бога ради, не
скажите об этом нашем разговоре брату — это его очень
рассердит и обеспокоит.
Что-то он хотел еще
сказать, но не
сказал и вышел. Тетка, отлично изучившая во время уроков его лицо и интонацию, догадалась, что он был взволнован, озабочен и, кажется,
сердит. Немного погодя он вернулся и
сказал...
— Не знаю, что ты хочешь! —
сказал Самойленко, зевая. — Бедненькой по простоте захотелось поговорить с тобой об умном, а ты уж заключение выводишь. Ты
сердит на него за что-то, ну и на нее за компанию. А она прекрасная женщина!
— Посмотри, как весело! отчего ты один
сердит, задумчив, горбач? —
сказал он, ударив его по плечу.
Ольга хотела что-то
сказать, но удержалась; презрение изобразилось на лице ее; мрачный пламень, пробужденный в глазах, потерялся в опущенных ресницах; она стояла, опустив руки, с колеблющеюся грудью и обнаженными плечами, и неподвижно внимала обидным изречениям, которые
рассердили, испугали бы другую.
Охала она сочувственно, это Артамонов слышал. Он видел, что глаза её смотрят на него через очки жалобно, почти нежно, но это только
сердило его. Он хотел
сказать ей нечто убедительно ясное и не находил нужных слов, глядя на подоконник, где среди мясистых листьев бегоний, похожих на звериные уши, висели изящные кисти цветов.
Это очень
рассердило Пётра, и дома он
сказал жене...
— Нет, не в первый. Он был еще два раза. Я не хотела говорить вам, чтобы не
рассердить вас. Я просила его перестать ходить ко мне; я
сказала, что мне тяжело видеть его. Он молча ушел и не был недели три. Сегодня он пришел рано и ждал, пока я оденусь.
— Я бы тебе
сказал глупость, я был
сердит тогда.
— Не говорите вы мне, бога ради, про генерала и не заикайтесь про него, не
сердите хоть по крайней мере этим. Вы все налгали, совершенно-таки все налгали. Я сама его, милостивый государь, просила; он мне прямо
сказал, что невозможно, потому что места у них дают тем, кто был по крайней мере год на испытании. Рассудили ли вы, ехав сюда, что вы делаете? Деревню оставили без всякого присмотра, а здесь — где мы вас поместим? Всего четыре комнаты: здесь я, а наверху дети.
— Она на тебя сердится,
Серж. Она говорит, что ты обманщик и все неправду
сказал, что у тебя есть состояние.
— Не знаю,
Серж; семьсот рублей очень много; мамаша беспрестанно мне говорит, чтобы я берегла деньги, а тут
скажет, что тебе на какие-нибудь пустяки дать столько денег.
— Каждый бы прямо
сказал богу, что надо, а тут — домовичок! А он, иной раз, и
сердит на людей — не угодили ему — да и наплетет ангелям, чего не надо, — понял? Они его спрашивают: «Какой это мужик?» А он, в сердцах,
скажет: «Мужик этот плохой человек». И — пошла на двор беда за бедой — вот оно! Люди кричат-кричат: господи — помилуй! А уж ему и невесть что насказано про них, он и слушать не хочет, — тоже осердился…
Мы переконфузились не на шутку, потому что очень боялись
рассердить или, лучше
сказать, огорчить Гоголя; по счастью, он ничего не заметил.
Павел Григ<орич>. Слушай, дерзкий! я на нее не
сердит; но не хочу, не должен более с нею видеться! Что
скажут в свете?..
— Ты молчи лучше, клинья борода, не
серди меня, а не то сейчас обличу, —
сказал ему Петр.
— Я вас и не думаю
сердить, а только говорю и всегда
скажу, что выдать Лиду за этого человека — значит погубить ее.
Она звалась Варюшею. Но я
Желал бы ей другое дать названье:
Скажу ль, при этом имени, друзья,
В груди моей шипит воспоминанье,
Как под ногой прижатая змея;
И ползает, как та среди развалин,
По жилам сердца. Я тогда печален,
Сердит, — молчу или браню весь дом,
И рад прибить за слово чубуком.
Итак, для избежанья зла, мы нашу
Варюшу здесь перекрестим в Парашу.
Пленница стояла на своем. Ни «доказательные статьи», на которые так рассчитывала императрица, ни доводы, приводимые фельдмаршалом, нимало не поколебали ее. Она твердила одно, что первое показание ее верно, что она
сказала все, что знает, и более сказанного ничего не знает. Это
рассердило наконец и добрейшего князя Голицына. В донесении своем императрице (от 13 июля) об этом свидании с пленницей он называет ее «наглою лгуньей».
— Да,
Серж, да: оригинально, глупо, все что ты хочешь, — но здесь я открою ее, здесь или где попало, но не там, не в нашем доме, где меня оставляют силы, когда я подумаю о том, чтό я должна тебе
сказать.
Наконец, — продолжал
Серж, — когда, по прошествии этого года моего испытания, мать моя по своим барским предрассудкам косо смотрела на мою любовь и не соглашалась на нашу свадьбу, ты
сказала, что ни за что не пойдешь за меня против ее воли; я и это устроил по-твоему: мать моя согласна.
— Может быть; но я должна
сказать, что
Серж был довольно благороден и он не хотел этого брака, а уступил только настояниям и обстоятельствам…