Неточные совпадения
Если б он мог слышать, что говорили ее
родители в этот вечер, если б он мог перенестись на точку зрения
семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, а главное ей, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.
— Нет, слушай дальше… Предположим, что случилось то же с дочерью. Что теперь происходит?.. Сыну
родители простят даже в том случае, если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев
семьи, презрение общества. То, что для сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
— Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в чужую
семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему
родители выгонят родную дочь из своего дома, а сына простят?
Под камнем сим лежит французский эмигрант;
Породу знатную имел он и талант,
Супругу и
семью оплакав избиянну,
Покинул родину, тиранами попранну;
Российския страны достигнув берегов,
Обрел на старости гостеприимный кров;
Учил детей,
родителей покоил…
Всевышний судия его здесь успокоил…
Любовь к животным характерна для
семьи моих
родителей и для нынешней нашей
семьи.
Надлом в нашу
семью внесли отношения между моими
родителями и
семьей моего брата, который был на пятнадцать лет старше меня.
Мне было, вероятно, лет
семь, когда однажды
родители взяли ложу в театре, и мать велела одеть меня получше. Я не знал, в чем дело, и видел только, что старший брат очень сердит за то, что берут не его, а меня.
Дело в том, что дети и подростки в беднейших
семьях получают от казны кормовые, которые выдаются только до 15 лет, и тут молодых людей и их
родителей простой расчет побуждает говорить неправду.
[Незаконнорожденные первой группы — это дети каторжных женщин, рожденные большею частью после суда в тюрьмах; в
семьях же, добровольно пришедших за супругами и
родителями, незаконнорожденных нет вовсе.]
Яша тяжело вздохнул, принимая первую рюмку, точно он продавал себя. Эх, и достанется же от
родителя!.. Ну, да все равно:
семь бед — один ответ… И Фени жаль, и родительской грозы не избежать. Зато Мыльников торжествовал, попав на даровое угощение… Любил он выпить в хорошей компании…
— Зачем ее трогать с места? — объяснял Артем. — У меня жена женщина сырая, в воду ее не пошлешь… Пусть за меня остается в
семье, все же
родителю нашему подмога.
— Конешно,
родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом к нам взяли из бедной
семьи, как лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
— Казенный! Всю
семью он нашу извел: сначала с
родителем нашим поссорился; тот в старшинах сидел — он начет на него сделал, а потом обчество уговорил, чтобы того сослали на поселенье; меня тоже ладил, чтобы в солдаты сдать, — я уже не стерпел того и бежал!
— Я еще как ребенком был, — говорит, бывало, — так мамка меня с ложечки водкой поила, чтобы не ревел, а
семи лет так уж и
родитель по стаканчику на день отпущать стал.
Одни бы мы без нужды прожили, да вот семья-то ее больно нас одолевала, да и
родитель Петр Петрович тоже много беспокойствия делал.
—
Родитель мой первоначально торговал, потом торговлю прикончил и вскоре помер… Я таким образом стал один, без всякой
семьи, и вздумал ехать в Петербург, но, проезжая здешний город, вижу, что он многолюдный, — решил, что дай пока здесь попробую счастия.
— Слобода у нас богатая, люди — сытые, рослые, девушки, парни красивые всё, а
родители — не строги; по нашей вере любовь — не грешна, мы ведь не ваши, не церковные! И вот, скажу я тебе, в большой
семье Моряновых поженили сына Карпа, последыш он был, недоросток и щуплый такой…
— Знаешь ты, — спросил он Матвея, — что её отца от
семьи продали? Продали мужа, а жену с дочерью оставили себе. Хороший мужик был, слышь, родитель-то у ней, — за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при
родителях; сынок был уже двадцати
семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
Сущность дела состояла в том, что Николай Федорыч расспросил молодого человека об его семействе, об его состоянии, об его намерениях относительно службы и места постоянного жительства; сказал ему, что Софья Николавна ничего не имеет, кроме приданого в десять тысяч рублей, двух
семей людей и трех тысяч наличных денег для первоначального обзаведения; в заключение он прибавил, что хотя совершенно уверен, что Алексей Степаныч, как почтительный сын, без согласия отца и матери не сделал бы предложения, но что
родители его могли передумать и что приличие требует, чтобы они сами написали об этом прямо к нему, и что до получения такого письма он не может дать решительного ответа.
Ваша любовь ко мне преодолела все препятствия:
родители ваши дали вам свое благословение, и я решилась за вас выйти, не побоявшись ненависти целой
семьи.
У нас в труппе служила выходной актрисой Гаевская, красивая, изящная барышня, из хорошей
семьи, поступившая на сцену из любви к театру без жалованья, так как
родители были со средствами.
Каждой из них в
семье было отведено свое амплуа. Мака, девица с рыбьим профилем, пользовалась репутацией ангельского характера. «Уж эта Мака — сама простота»,говорили про нее
родители, когда она во время прогулок и вечеров стушевывалась на задний план в интересах младших сестер (Маке уже перевалило за тридцать).
Лупачев. Погодите презирать, погодите! Во-первых, ни одна женщина не скажет вам, что она выходит замуж по расчету, а будет уверять, что любит своего жениха. И не верить ей не имеете никакого права, потому что в ее душе не были. Во-вторых, девушки часто жертвуют собой, чтоб спасти от нищенства свою
семью, чтоб поддержать бедных престарелых
родителей.
И вот, когда дети перестали поздравлять
родителей с добрым утром и целованием родительских ручек выражать волнующие их чувства по поводу съеденного обеда, когда самовар, около которого когда-то ютилась
семья, исчез из столовой куда-то в буфетную, откуда чай, разлитый рукой наемника, разносился по закоулкам квартиры, когда дни именин и рождений сделались пустой формальностью, служащей лишь поводом для выпивки, — только тогда прозорливые люди догадались, что семейству угрожает действительная опасность.
Сестре Любиньке могло быть в то время лет
семь, и
родители стали заботиться о ее музыкальном образовании.
Отдохнув немного после свадебного шуму, новые мои
родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с женою в свою деревню, потому что им-де накладно целую нас
семью содержать на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все к нашей жизни — и, признаться, сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда девушек, кои за меня не хотели первоначально выйти. Каково им будет глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
Семья находилась в сытости,
родитель сыт и пьян (много ли ему нужно?), сам Прошка пользовался кредитом в нескольких трактирах.
Люди окружены целой атмосферой, призрачной и одуряющей, всякий человек более или менее, как Матренина дочь (зри выше), с малых лет, при содействии
родителей и
семьи, приобщается мало-помалу к эпидемическому сумасшествию окружающей среды (немецкие врачи называют эту болезнь der historische Standpunkt [исторической точкой зрения (нем.).]); вся жизнь наша, все действия так и рассчитаны по этой атмосфере в том роде, как нелепые формы ихтиосауров, мастодонтов были рассчитаны и сообразны первобытной атмосфере земного шара.
Парень. С тех пор как умерли мои
родители, мне больше негде столоваться, Никита Федорович. Первоначально столовался я у моей замужней сестры, но
семья у них, знаете ли, большая, ртов много, а работников один только зять. Вот и говорят они мне: ступай, говорят, Гриша, столоваться в другое место, а мы больше не можем, чтобы ты у нас столовался. И тут совсем было я погиб, Никита Федорович, и решился живота.
Родитель был не из дворянского звания, и со всей-то
семьей своей был беднее меня по доходу.
Он это уже успел заметить; думал он о
семи бесах, сидевших в жене его, по собственному свидетельству ее
родителя, и о клюке, приготовленной для изгнания их…
— Ох, Пантелей Прохорыч! — вздохнул Лохматый. — Всех моих дум не передумать. Мало ль заботы мне. Люди мы разоренные,
семья большая, родитель-батюшка совсем хизнул с тех пор, как Господь нас горем посетил… Поневоле крылья опустишь, поневоле в лице помутишься и сохнуть зачнешь: забота людей не красит, печаль не цветит.
Обычай «крутить свадьбу уходом» исстари за Волгой ведется, а держится больше оттого, что в тамошнем крестьянском быту каждая девка, живучи у
родителей, несет долю нерадостную. Девкой в
семье дорожат как даровою работницей и замуж «честью» ее отдают неохотно. Надо, говорят, девке родительскую хлеб-соль отработать; заработаешь — иди куда хочешь. А срок дочерних заработков длинен: до тридцати лет и больше она повинна у отца с матерью в работницах жить.
И
родители мисс Клэр испугались, что она может уехать в Россию… И Ашанин что-то часто говорил, что он скоро будет мичманом, и уж собирался сделать предложение, как, вовремя предупрежденный, хороший знакомый этой
семьи, русский консул в свою очередь предупредил капитана, как бы молодой человек не свершил серьезной глупости.
— Ночью она убежала, — сказал отец Прохор. — Грозило ей большое несчастье, беда непоправимая. В окошко выпрыгнула. Не до того было ей, чтоб пожитки сбирать… Да я лучше все по порядку расскажу. Неподалеку от того города, где жительствует
родитель Авдотьи Марковны, одна пожилая барышня, генеральская дочь, именье купила. Из
семьи здешних господ она — Алымова, Марья Ивановна.
Из всей
семьи только Иоле, маленький сын капитана Петровича, бывший только на год старше Милицы, провел все свое детство на родине, под боком y престарелых
родителей.
Изо всех городов, сел и деревень обширной матушки-Руси стали стекаться по первому зову правительства молодые и старые запасные солдаты. Они покидали свои
семьи, престарелых
родителей, жен и детей, бросали полевые работы, оставляя неубранным хлеб на полях, чтобы стать в ряды русских войск, готовившихся к защите чести дорогой России и маленького славянского королевства.
— Нет, сударь, — почти обидчиво ответила Федосеевна. — Я никогда в рабском звании не состояла. К
родителям Санечкиной маменьки я поступила в нянюшки по найму. Папенька мой служил писцом в ратуше, умер, нас
семь человек было.
«Молодость моя погибла ни за грош, как ненужный окурок, — продолжал я думать. —
Родители мои умерли, когда я был еще ребенком, из гимназии меня выгнали. Родился я в дворянской
семье, но не получил ни воспитания, ни образования, и знаний у меня не больше, чем у любого смазчика. Нет у меня ни приюта, ни близких, ни друзей, ни любимого дела. Ни на что я не способен и в расцвете сил сгодился только на то, чтобы мною заткнули место начальника полустанка.
На лето я приехал домой. Жил то в Туле, то в Зыбине. Усиленно готовился к экзаменам, а в часы отдыха писал задуманную повесть. Маруся окончила гимназию. Она собиралась поступить на Петербургские высшие женские курсы, но дела
родителей были очень расстроены, содержать ее в Петербурге они не могли. Маруся собиралась с осени поступить учительницей в
семью соседнего помещика, чтобы принакопить денег на курсы.
Но всякому, читавшему повести в журнале «
Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось в молодости упорно бороться с
родителями за право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать. И я шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с папой, я в гимназии, на большой перемене, с грустью ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я ем такой вкусный пирог в последний раз.
— Заместо, говорит,
родителя… Ах, волк те заешь! Это за семь-то рублев?
— Святители угодники… братцы православные… Рязанской губернии, Зарайского уезда… Двух сынов поделил, а сам у Прохора Сергеева… в штукатурах. Таперича, это самое, стало быть, дает мне
семь рублев и говорит: ты, говорит, Федя, должен тепереча, говорит, почитать меня заместо
родителя. Ах, волк те заешь!
Лекция длилась с полчаса. Потом отец Василий, прервав чтение, живо заинтересовался своей маленькой аудиторией. Он расспрашивал каждого из нас о
семье, о частной жизни. Чем-то теплым, родственным и товарищеским повеяло от него. Услышав, что моя соседка справа, Ольга, была вместе со мною в институте, он захотел узнать, как нас там учили по Закону Божьему. Покойного отца Александры Орловой, известного литератора, он, оказывается, знал раньше. Знал и
родителей Денисова в Казани.
Я хочу говорить о человеческих страданиях и человеческом горе, хочу сказать о борьбе житейской, о сильных и слабых людях, о горячо любящих
родителях, теряющих свои сокровища, о детях-сиротах, оторванных от
семьи, как жалкие листики от деревьев…
— Вы говорите сами, что за ваши звонкие песенки вас прозвали окружающие феей… Ну, а если вы будете приносить добро, например, помогать бедным
семьям крестьян, обшивать их детишек, учить их грамоте, забавлять малышей, когда
родители их заняты работой, — так не прослывете ли за это добрым ангелом среди них?
— Я родилась в
семье крестьянина, конечно, в Воронежской губернии… И
родители мои, конечно, были бедные…
— Моя биография не совсем такая, какие вы до сих пор слушали. Я в детстве жила в холе и в тепле. Родилась я в
семье тех, кто сосал кровь из рабочих и жил в роскоши; щелкали на счетах, подсчитывали свои доходы и это называли работой. Такая жизнь была мне противна, я пятнадцати лет ушла из дома и совершенно порвала с
родителями…
Она думала найти в его новой
семье утеху своей старости, так как окружавшие ее чады и домочадцы, за исключением ее внучатых племянников Кости и Маши, не могли составлять истинного объекта ее любви, а сердце Глафиры Петровны было любвеобильно, но любовь, его наполнявшая, не нашла себе исхода в замужестве, в которое она вступила по воле
родителей, не справившихся даже о ее желании и нежелании, но руководившихся правилом седой старины: «стерпится-слюбится».