Неточные совпадения
Собирались иногда в «кофейной» П. И. Бартенев —
издатель «
Русского архива» и К. К. Тарновский — драматург.
Утвердили Н.П. Ланина редактором-издателем: пусть рекламирует шипучие воды и
русское шампанское. Но и с новым редактором газета не шла.
А через три дня, в четверг, в «Развлечении» появились во весь лист карикатуры: лопнувший колокол, а рядом два близнеца с лицом Н.П. Ланина, редактора «
Русского курьера», а далее сам Н.П. Ланин сидит в ванне с надписью «ланинское шампанское» и из ванны вылетает стая уток, и тут же
издатель «Новостей дня» А.Я. Липскеров ловит этих уток.
В.М. Лавров — страстный любитель литературы и театра, он познакомился с М.И. Писаревым и сделался своим в кружке артистов. Там он встретился с С.А. Юрьевым и стал
издателем «
Русской мысли».
Это был первый сотрудник самого толстого в скромной серенькой обложке московского ежемесячника «
Русской мысли», с которым я познакомился и который познакомил меня с
издателем В.М. Лавровым и редактором ее С.А. Юрьевым.
В.Э. Миллер окончательно запутался в долгах, и в 1898 году подписи В.Э. Миллера под газетой уже не было, а
издателем подписывался Н.Л. Казецкий, юрисконсульт фирмы П.М. Генцеля, потом исчезла подпись редактора К.П. Цветкова, и с 34-го номера 1899 года под «
Русским листком» стояло: редактор-издатель Н.Л. Казецкий. Газета полностью перешла к нему.
Нашлись смельчаки, протащившие его сквозь маленькое окно не без порчи костюма. А слон разносил будку и ревел. Ревела и восторженная толпа, в радости, что разносит слон будку, а полиция ничего сделать не может. По Москве понеслись ужасные слухи. Я в эти часы мирно сидел и писал какие-то заметки в редакции «
Русской газеты». Вдруг вбегает издатель-книжник И.М. Желтов и с ужасом на лице заявляет...
Вдруг раздался громкий смех над одною проделкой в кадрили:
издатель «грозного непетербургского издания», танцевавший с дубиной в руках, почувствовав окончательно, что не может вынести на себе очков «честной
русской мысли», и не зная, куда от нее деваться, вдруг, в последней фигуре, пошел навстречу очкам вверх ногами, что, кстати, и должно было обозначать постоянное извращение вверх ногами здравого смысла в «грозном непетербургском издании».
«
Русский зритель» был, однако, издаваем целый год людьми, принимавшими живое участие в его несчастном
издателе: одну книжку издал я, другую — В. Н. Каразин, третью — Погодин, четвертую — Шевырев, пятую — А. Ф. Томашевский, остальных не помню.]
Шушерин звал
издателя «
русским мужичком».
Издатели были: княгиня Е. Р. Дашкова, которая нередко помещала здесь свои сочинения (20), и Екатерина II, наполнившая большую часть журнала своими «Записками касательно
русской истории» и «Былями и небылицами» (21).
В нем сосредоточивалось все, что составляло цвет тогдашней литературы; его
издатели были люди, стоявшие по образованию далеко выше большей части своих соотечественников; стремления их клонились именно к тому, чтобы изобразить нравы современного им
русского общества, выставив напоказ и дурное и хорошее.
Мы старались показать, как отразилось в нем тогдашнее общество
русское, старались выставить на вид главные стремления
издателей, показать отчасти, какое влияние имели на ход издания покровительство Екатерины и просвещенное участие княгини Дашковой.
(1) Н. И. Греч, объявив в своей учебной книжке и в «Чтениях о
русском языке»
издателем «С.
По поводу предисловия к «Истории Петра Великого» написано прошение к гг.
издателям, чтобы они не отягощали публику сочинениями, которые писаны языком неизвестным; в прошении есть и разбор некоторых фраз, не согласных с духом
русского языка.
Мы не хотим подозревать
издателя в согласии с мнениями «Северной пчелы» и фельетонистов «
Русского инвалида», но все-таки не можем не заметить, что в издании напрасно сделана эта уступка мнениям некоторых господ, которые боятся, чтобы не помрачилась память Пушкина от напечатания его эпиграмм.
Анненкова кончено, и всякий любитель литературы, кроме разве людей, сочувствующих
издателям «Северной пчелы», почтит, конечно, искренней благодарностью его труды по изданию нашего великого поэта как истинную заслугу пред
русской литературой и обществом.
Русские моего времени, когда попадали в Лондон, все — если они только были либерально настроенные — являлись на поклон к
издателю"Колокола". Но ни в 1868 году, ни годом раньше, в 1867 (когда я впервые попал в Лондон) Герцена уже не было в Англии, и я уже рассказал о нашей полувстрече в Женеве в конце 1865 года.
Михаил Иванович в это время уже сделал себе имя"по исторической части"и был уже издатель-редактор"
Русской старины". Он тоже считал себя прекрасным чтецом и даже участвовал в спектаклях. С Аристовым они наружно ладили, но между ними был всегда тайный антагонизм. Семевский умел первенствовать, и на него косились многие члены комитета и, когда я поступил в него, то под шумок стали мне жаловаться на него.
Для них Герцен — автор"С того берега", водрузивший на чужбине первый вольный
русский станок,
издатель"Колокола", поднявший до такой высоты наше общественное самосознание, — все это как бы уже не существовало, и они явились в роли самозваных судей его личности и поведения.
Благосветлов попал в Лондоне в домашние учителя, в семейство Герцена; но он сумел, вернувшись в Петербург, сделаться"persona grata"у графа Кушелева-Безбородко и после редакторства"
Русского слова"сделаться
издателем сначала его, а потом"Дела".
Опять — несколько шагов назад, но тот эмигрант, о котором сейчас пойдет речь, соединяет в своем лице несколько полос моей жизни и столько же периодов
русского литературного и общественного движения. Он так и умер эмигрантом, хотя никогда не был ни опасным бунтарем, ни вожаком партии, ни ярым проповедником «разрывных» идей или
издателем журнала с громкой репутацией.
Из всех троих
русских, попавших в Женеву из-за холеры, мне как писателю и бывшему редактору журнала всего прямее было бы познакомиться с
издателем «Колокола», который тогда еще печатался, позднее — уже по-французски.
Вообще таких
русских, которые сейчас бы кинулись к бывшему
издателю «Колокола», почти что не было. Баре из Елисейских полей не поехали бы к нему на поклон, молодежи было, как я уже говорил, очень мало, эмигрантов — несколько человек, да и то из таких, которые были уже с ним по Женеве, что называется, «в контрах».
Вспомните, как известный ученый и
издатель научных сочинений Ковалевский, бывший одно время приятелем семейства Герцена, был заподозрен в шпионстве. И
русские, в согласии самого Герцена, произвели в отсутствие Ковалевского у него домашний обыск и ничего не нашли. Мне это рассказывал один из производивших этот обыск, Николай Курочкин, брат Василия, тогда уже постоянный сотрудник"Отечественных записок"Некрасова и Салтыкова.
Такой"абсентеизм"
русских мог показаться очень странным, особенно тем, кто помнил паломничество в Лондон к
издателю"Колокола"людей всякого звания и толка — от сановников до политических агитаторов и даже раскольников и атамана наших турецких старообрядцев — некрасовцев. Но мне, уже достаточно изучившему тогдашний Париж, это не могло казаться настолько странным.
Но я уже был знаком с
издателями"
Русского вестника"Катковым и Леонтьевым. Не могу теперь безошибочно сказать — в эту ли поездку я являлся в редакцию с рекомендательным письмом к Каткову от Дружинина или раньше; но я знаю, что это было зимой и рукопись, привезенная мною, — одно из писем, написанных пред отъездом из Дерпта; стало, я мог ее возить только в 1861 году.
Обращался я, уже позднее, к
издателю"
Русского вестника"в Москве, но и это почему-то не состоялось.
Василий Иванович Семевский был младший брат издателя-редактора «
Русской старины», — Михаила Ивановича Семевского.
В это время почтальон подал
русскую «Иллюстрацию». Хотел посмотреть картинки в «Иллюстрации», но вдруг увидал подпись «редактор-издатель Гоппе» и отложил свое намерение.
Заношу в мою записную книжку письма, доставленные мелочным лавочником, и бьюсь об заклад, что ежели редактор-издатель «
Русской Старины», М. Семевский прочтет их, то в кровь исцарапается от зависти. Вот они...
Я не говорю уже об актерах и купцах, но ты трогаешь, например, редактора-издателя «
Русского Мира», а он все-таки полковник.
Он в это время редактировал две газеты: «Мгновенье» и один из стариннейших органов
русской прессы, замечательный тем, что подписчики не отказались от него, а буквально вымерли. «Мгновенье» была тоже запущенная газетка без подписки и обе они, попав в руки одного
издателя, были переданы для поправки Ястребову, на легкое и злое перо которого
издатель возлагал большие надежды.
Издатель Русского Вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель!» послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.