Неточные совпадения
Глеб — он жаден был — соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С
родом, с
племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: — Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без
племени и
роду!
— Зверски ошибочно рассуждаете! Или мужик будет богат, или — погибнем «яко обри, их же несть ни
племени, ни
рода».
— А я — человек без
рода, без
племени, и пользы никому, кроме себя, не желаю. С тем меня и возьмите…
Встарь бывала, как теперь в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных
роду и
племени своих господ. И это понятно. Помещик не верит в свою власть, не думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
— Воюет с студентами, — заметила она, — все в голове одно — конспирации; ну, а те и рады подслуживаться; все пустяками занимаются. Людишки такие дрянные около него — откуда это он их набрал? — без
роду и
племени. Так, видите, mon cher conspirateur, [мой милый заговорщик (фр.).] что же вам было тогда — лет шестнадцать?
Чаще отдавали дворовых в солдаты; наказание это приводило в ужас всех молодых людей; без
роду, без
племени, они все же лучше хотели остаться крепостными, нежели двадцать лет тянуть лямку.
Не легка была жизнь этих начинающих художников без
роду, без
племени, без знакомства и средств к жизни.
— Да стыдно мне, Михей Зотыч, и говорить-то о нем: всему роду-племени покор. Ты вот только помянул про него, а мне хуже ножа… У нас Анна-то и за дочь не считается и хуже чужой.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
— Я-то ведь не неволю, а приехала вас же жалеючи… И Фене-то не сладко жить, когда родители хуже чужих стали. А ведь Феня-то все-таки своя кровь, из роду-племени не выкинешь.
— Ты, Макар, смотри, этово-тово… — повторял Тит, оглядываясь постоянно назад. — Один остаешься… Сам большой, сам маленький. Когда Артем выйдет из солдат, так уж не ссорьтесь… Отрезанный он ломоть, а тоже своя кровь, не выкинешь из роду-племени. Не обижай… Вот и Агап тоже… Водкой он зашибает. Тоже вот Татьяна, этово-тово…
— «Тлен», — нетерпеливо подсказал Арапов и, надвинув таинственно брови, избоченился и стал эффектно выкладывать по пальцам, приговаривая: без
рода и
племени — раз; еврей, угнетенная национальность, — это два; полон ненависти и злобы — это три; смел, как черт, — четыре; изворотлив и хитер, пылает мщением, ищет дела и литограф — с! — Что скажете? — произнес, отходя и становясь в позу, Арапов.
Радикальничать, так, по-моему, надо из земли Илью Муромца вызвать, чтобы сел он на коня ратного, взял в могучие руки булаву стопудовую да и пошел бы нас, православных, крестить по маковкам, не разбирая ни
роду, ни сану, ни
племени.
Возьмем, примерно, хоть службу солдатскую — чем не служба? — а идти туда мало охочих сыщешь, разве уж у кого ни
роду, ни
племени.
— Нет-с, не знаю и слышал только, что здесь у него нет ни
роду, ни
племени.
— Государь, — ответил скромно Перстень, — много нас здесь бояр без имени-прозвища, много князей без роду-племени. Носим что бог послал!
— На кого прошу, и сам не ведаю, надежа православный царь! Не сказал он мне, собака, своего роду-племени! А бью челом твоей царской милости, в бою моем и в увечье, что бил меня своим великим огурством незнаемый человек!
— Да надобно же мне знать, чьего он
роду,
племени и какого отца с матерью.
В самом простом виде дело происходило так: люди жили
племенами, семьями,
родами и враждовали, насиловали, разоряли, убивали друг друга. Насилия эти происходили в малых и больших размерах: личность боролась с личностью,
племя с
племенем, семья с семьей,
род с
родом, народ с народом. Бòльшие, сильнейшие совокупности завладевали слабейшими, и чем больше и сильнее становилась совокупность людей, тем меньше происходило в ней внутренних насилий и тем обеспеченнее казалась продолжительность жизни совокупности.
Общественное жизнепонимание ведь состоит в том, что смысл жизни переносится из личности в совокупность и последовательность их — в
племя, в семью,
род или государство.
По второму жизнепониманию жизнь человека заключается не в одной его личности, а в совокупности и последовательности личностей: в
племени, семье,
роде, государстве; цель жизни заключается в удовлетворении воли этой совокупности личностей.
Только жизнь совокупности и последовательности личностей:
племени, семьи,
рода, государства продолжается и живет, и потому человек должен жертвовать своей личностью для жизни семьи, государства.
Сущность общественного жизнепонимания состоит в перенесении смысла своей личной жизни в жизнь совокупности личностей:
племени, семьи,
рода, государства. Перенесение это совершалось и совершается легко и естественно в первых своих формах, в перенесении смысла жизни из своей личности в
племя, семью. Перенесение же в
род или народ уже труднее и требует особенного воспитания для этого; перенесение же сознания в государство уже составляет предел такого перенесения.
Так это и было и есть в действительности при известных формах совокупностей, в семье или
племени, безразлично от того, что чему предшествовало, или в
роде и даже в патриархальном государстве.
Человек языческий, общественный признает жизнь уже не в одном себе, но в совокупности личностей — в
племени, семье,
роде, государстве, и жертвует для этих совокупностей своим личным благом.
— Одна кровь, один род-племя…
Ой, да ни
роду, ни
племени нету…
— Ну, это — древности,
роды и
племена ваши! — усмехаясь, сказала она и вдруг, крепко закрыв глаза, тихонько сказала...
Делать нечего, Марфа Петровна рассказала все, что сама знала, и даже испугалась, потому что совсем перетревожила старуху, которая во всем этом «неладно» видела только одну свою ненаглядную Дунюшку, как бы ей чего не сделали в чужом дому, при чужом роде-племени.
— Так, да не точно. Я, братцы, и сам не знаю, кто я такой есть. Не знаю ни
роду, ни
племени… Меня в мешке из Волынской губернии принесли в учебный полк.
Прислугу «Расставанья» составляли жена целовальника и малый, сиротка без
роду и
племени, плечистый, рослый парень, но заика и полуидиот.
Галчиха. Не занимаюсь, матушка, годов пятнадцать не занимаюсь, А было время, брала ребят, брала деньги; жила ничем невредима, а теперь бедствую; без
роду, без
племени, сирота круглая.
Она любила богатство и в глаза величала тех богачей, от которых можно было чем-нибудь пощетиться; но в душе она не терпела всех, кто
родом,
племенем, личными достоинствами и особенно состоянием был поставлен выше и виднее ее, а выше и виднее ее были почти все.
О, жалкий, слабый
род! О, время
Полупорывов, долгих дум
И робких дел! О, век! О,
племя!
Без веры в собственный свой ум!
«Ну так отвечай же своей командирше: много ли у тебя какого роду-племени?»
«Никого, — говорит, — у меня не осталось ни
роду, ни
племени: я за сиротство и в солдаты отдан».
Но князь сам некоторым образом претендует на такого
рода убеждения, презирать же и ненавидеть человека за его происхождение от враждебного, положим, нам
племени может только дикарь…
— А я, господин, сам по себе. Без роду-племени, бездомный человек, солдатская кость.
— Так надо сказать-с, — продолжал он, явно разгорячившись, — тут кругом всего этого стена каменная построена: кто попал за нее и узнал тамошние порядки — ну и сиди, благоденствуй; сору только из избы не выноси да гляди на все сквозь пальцы; а уж свежего человека не пустят туда. Вот теперь про себя мне сказать: уроженец я какой бы то ни было там губернии; у меня нет ни
роду, ни
племени; человек я богатый, хотел бы, может, для своей родины невесть сколько добра сделать, но мне не позволят того!
— «Послушай, Ибрагим, ты человек одинокой, без
роду и
племени, чужой для всех, кроме одного меня.
«Сам приказчик Никифор Федорович сегодня вернувшись из Мценска, сказывал: «Всех бунтовщиков переловили и в тюрьму посадили. Добирались до царской фамилии, ан не на того напали. Он тут же в тюрьме-то был ряженый, они и говорят: «Не мы, так наши дети, наши внуки». Тут-то их уже, которых не казнили, сослали со всем
родом и
племенем».
Всем была известна его история; все знали, что он круглый сирота, без
роду и
племени.
— Сирота я горемышная… Нету у меня ни
роду, ни
племени, родного батюшки-заступничка… Некому заступить за меня, сироту горемышную!
Митя. Знамши я все это, не могу своего сердца сообразить. «Любить друга можно, нельзя позабыть!..» (Говорит с сильными жестами.) «Полюбил я красну девицу, пуще
роду, пуще
племени!.. Злые люди не велят, велят бросить, перестать!»
Трое отчаянных особенно резко запечатлелись в памяти Буланина, и впоследствии, уже окончив гимназию, он нередко видел во сне, как ужасный кошмар, их физиономии. Эти трое были: Грузов, Балкашин и Мячков — все трое без
роду, без
племени, никогда не ходившие в отпуск и взятые в гимназию из какого-то благотворительного пансиона. Вместе они составляли то, что в гимназии называлось «партией».
Но в сущности ничего этого не было: старуха принадлежала просто-напросто к тем жалким побирушкам без семьи,
роду и
племени, которые таскаются из села в село, из деревни в деревню и кормятся мирским подаянием, или, как выражаются в простонародье, «грызут окна».
«Ты ошибаешься, черкес! —
С улыбкой русский отвечает, —
Поверь: меня, как вас, пленяет
И водопад, и темный лес;
С восторгом ваши льды я вижу,
Встречая пышную зарю,
И ваше
племя я люблю:
Но одного я ненавижу!
Черкес он
родом, не душой,
Ни в чем, ни в чем не схож с тобой!
Себе иль князю Измаилу
Клялся я здесь найти могилу…
К чему опять ты мрачный взор
Мохнатой шапкой закрываешь?
Твое молчанье мне укор;
Но выслушай, ты всё узнаешь…
И сам досадой запылаешь…
Ах, не жаль-то мне
роду,
племена,
Не жаль-то мне родимой
сторонушки:
Мне жаль-то малое дитятко;
Останется дитятко малешенько,
Малешенько дитятко, глупешенько.
Натерпится холода и голода.
А когда
Захочет царь, как он уже задумал,
Его эстонским сделать королем,
Тогда его как братец будет звать?
Дороже, чай, эстонская земля
Ему родства покажется с царем!
Найдутся и улики. Ксенья ж наша
Очутится за неким басурманом
Без
племени и
роду!